Work Text:
Если бы кто-то назвал Кея романтиком, он бы рассмеялся этому идиоту в лицо, а потом уничтожил тщательно выверенной фразой, наполненной сарказмом, как ядом, до краёв. О, после этого несчастный до конца жизни бы раздумывал над каждым словом, не находя покоя.
Но беда заключалась в том, что это нелепое, идиотское, поспешное и не имеющее под собой ни малейших оснований предположение было… правдой.
В детстве, когда дед начинал рассказывать о том, что мужчины их семьи влюбляются один раз и на всю жизнь, Кей просто закатывал глаза вслед за старшим братом. Потом самостоятельно, когда его внутренний циник принял на себя управление любым социальным взаимодействием. Но к семнадцати, после нескольких месяцев безуспешных попыток вырвать с корнем и выкинуть подальше робкие и болезненно-нежные ростки первой любви, Кей слушал уже с мрачной решимостью. Один раз и на всю жизнь? Кто и за что именно так проклял их род?
Дед тогда в ответ на вопрос расхохотался и похлопал Кея по костлявому плечу.
— Этот подростковый драматизм, — сказал он, обращаясь к матери Кея. — В чём же тут проклятие?
И Кей всё-таки традиционно закатил глаза. Деду было легко говорить, ведь его “раз и на всю жизнь” не оказалось капитаном волейбольной команды из Токио с растрёпанными волосами, широкими плечами, дебильным смехом и раздражающей манерой вести разговор.
— Если она на тебя не смотрит пока, так это дело поправимое, внучок. Главное — терпение и упорство. Я вот твою бабушку семь лет добива… ах ты ж!
Кей поспешил сбежать, пока дед отвлёкся на кота, который так удачно решил пройтись по кухонной полке, сбивая всё на своём пути. Слушать советы о том, как ему следующие семь лет нужно упорно и терпеливо добиваться Куроо хотелось ещё меньше, чем думать о том, что даже семи лет тут не хватит.
Лучше уж было смириться с “проклятием” и жить дальше. Кей ведь вполне мог ограничиться любовью к волейболу, так? Кто сказал, что для счастья нужно присутствие ещё какого-то человека?
Наверное, это тоже можно было назвать “подростковым драматизмом”, но именно тогда, стоя возле старого семейного дома, Кей принял и свои чувства, и тот факт, что делать с ними он ничего не будет.
— Да, я люблю Куроо, — сказал он вслух. — И что? Жить это мне не мешает. Люблю и люблю.
И в общем-то на девяносто процентов оказался прав.
Ведь последние семь лет он продолжал любить Куроо в фоновом режиме. И это чувство не помешало ему закончить школу, поступить в университет, играть в волейбол, встречаться с друзьями и — о, чудо! — ходить на свидания и даже строить отношения с другими людьми.
Проблема заключалась в этих сраных десяти процентах, из-за которых рано или поздно его партнёры садились за стол напротив и говорили, что всё дело в нём.
Десять процентов, из-за которых Кей никогда с ними не спорил.
— Тебе не обидно, что это тебя каждый раз бросают? — спросил Тадаши. Это было шестое или седьмое расставание, даже король и креветка приехали, чтобы его “поддержать”, выделив несколько часов между ты-пожалеешь-что-остался-жив тренировкой и даже-похмелье-не-может-нас-притормозить пробежкой.
— М-м, — Кей фыркнул, пожал плечами и честно сказал: — Это всё проклятие.
— А? — Хината и Кагеяма комично вытаращили на него глаза и одновременно моргнули.
— Проклятие, — насмешливо повторил Кей, поправив очки. — Родовое.
— Ты нажрался, да? — вздохнул Тадаши.
— Да, — согласился Кей, потому что не было никакого смысла отпираться. Он был в говно, но природы вещей это не меняло. — Но проклятие есть. Мужчины моей семьи влюбляются один раз и на всю жизнь. А я свой раз так бездарно… просрал.
Хината и Кагеяма переглянулись и с любопытством посмотрели на Тадаши. Словно тот был справочником по Цукишиме Кею.
— Понятия не имею, о чём он, — сказал Тадаши.
— О проклятии, ты чем слушал, Ямагучи? — возмутился Кей.
— О-о-о, Мудакишима вернулся, — захихикал Хината. — Кто-нибудь запомнил количество алкоголя, до которого нельзя доходить?
— Идите вы, — сказал Кей, когда Тадаши тоже разобрало на смех. — Придурки.
— Так что с проклятием? — спокойно спросил Кагеяма, и Кей повернулся к своему единственному настоящему другу.
— Один раз и на всю жизнь. Раз. И потом всё, никак. Ты меня понимаешь?
— Понимаю, — кивнул Кагеяма, и у Кей почувствовал непреодолимое желание его обнять. Исключительно платонически, как свою родственную душу.
— И я ничего не могу с этим сделать, — с надрывом сказал он.
— Так и бывает, — согласился Кагеяма. — Чувства — это такой отстой.
— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Хината у Тадаши.
— Т-с-с, мы являемся свидетелями чуда, — тихо отозвался тот. — Цукки и Тобио-кун нашли что-то общее.
— Я всегда думал, что что-то общее для них — это то, как я их обоих бешу фактом своего существования, — снова захихикал Хината.
— Чувства — это полный отстой, — согласился Кей. — А твои чувства к креветке — это ещё и повод врачу показаться.
— Что?
— Что?!
— Что? — Кей поднял на своих собеседников мутный взгляд. Лицо Кагеямы стало красным-красным, цвета формы японской сборной, Хината застыл с открытым ртом, а Тадаши осуждающе качал головой. — Да ладно. Ну можешь со мной к экстра… как его? этому… магу, короче, сходить, а не к врачу. Может у тебя тоже проклятие. Птму что мне точно нужно его снять. Проклятие Куроо. Ку-роо. Я люблю Куроо Тецуро-о-о. Блядь. Надо дмой.
— Полный пиздец, — тяжело вздохнул Тадаши.
Кей уже не нашёл в себе сил, чтобы на него посмотреть. Его голова вдруг стала такой тяжёлой, что пришлось опустить её на стол. Ему точно нужно было вмешательство сверхъестественных сил, чтобы снять проклятие. В этом он был уверен на все сто процентов. И остановить мир, который почему-то пошёл кругом. Да, на сто проце…
***
— А количество алкоголя, после которого Цукки впадает в кому, кто-нибудь запомнил?
— Это не кома, не драматизируй. Он вон даже шевелится. Эй, Цукки, ты снова с нами?
Кей приоткрыл глаз. Один. Мир без очков был мутным, нелепым и всё ещё крутился.
— Если тебя тошнит, скажи сразу, Кагеяма и Хината оттащат тебя к туалету.
— Судя по отвращению на лице после твоего предложения, он в полном порядке.
— Идите вы, — хрипло сказал Кей. — Почему вы такие… мерзкие и жизнерадостные с утра?
— Бразильский курс повышения устойчивости к алкоголю, — заявил радостный Хината.
— Запивал водой, — сообщил Кагеяма.
— Трезвый водитель, — напомнил Тадаши. — Вот, держи.
В правой руке Тадаши протягивал стакан воды, в левой — футляр с очками. Начал Кей с воды.
— Что вчера было?
— А что ты помнишь? — вкрадчиво спросил Тадаши.
— Я… ну… мы пили?
— Ты сказал, что Кагеяма — твоя родственная душа, — сообщил Хината, расплывшись в самой мерзкой улыбке, которую Кею доводилось видеть в жизни.
— Не говорил.
— Сказал!
— Не говорил.
— Сказал!
— Не говорил.
— Сказал! Тадаши, подтверди!
— Сказал, — подтвердил Тадаши, и Кей решил вычеркнуть его из списка гостей на… из всех списков гостей в обозримом будущем! — А потом обнял его.
— Отвратительно. Вы всё врёте.
— Если бы, — Кагеяма тяжело вздохнул и посмотрел на часы. — Если всё в порядке, то нам пора. Хината?
— Да! — Хината почему-то дёрнулся и начал краснеть.
— Ты ведь… пойдешь? — Кагеяма с точно таким же красным лицом спросил как-то неуверенно. Словно сначала принял решение за них обоих, а теперь засомневался, что имел на это право.
— Да, — Хината шумно сглотнул и кивнул для надёжности. — Идём.
— Нам пора, — снова сказал Кагеяма, обращаясь к Кею и Тадаши.
— Никто не держит, — пожал плечами Кей.
Тадаши вежливо проводил их до дверей, а потом, когда вернулся, встал перед Кеем, уперев руки в бока.
— Цукки, — сказал он, — вчера ты повёл себя, как мудак. И то, что ты был пьян, нисколько тебя не оправдывает. Потому что нельзя рассказывать о чужих чувствах в присутствии объекта этих самых чувств.
— О.
Кей нахмурился, пытаясь вспомнить, что именно и про кого он рассказал, но полка с информацией о вчерашнем вечере в хранилище его памяти была вызывающе пустой.
— А я рассказал креветке о чувствах его величества или королю о чувствах ракообразного?
— Ой, — Тадаши фыркнул и потёр переносицу пальцами. — Даже так?
— Это же очевидно, — Кей усмехнулся.
— Рассказал ты о чувствах Тобио-куна.
— А. Ну, так даже лучше. У креветки нет склонности к рефлексии, его величество бы ещё три года думал.
— Я передам Шоё, какого ты о нём высокого мнения.
— Отвали, Ямагучи.
Тадаши улыбнулся в ответ. Но Кей знал его так долго, что прекрасно видел — его так и подмывало о чём-то спросить. О чём-то важном. И здесь нужны были превентивные меры.
— Что ещё вчера было? — спросил Кей.
Тадаши мотнул головой:
— Да так. Ничего особенного.
И вот тут Тадаши откровенно врал, но Кей решил, что не хочет знать подробностей. Как потом оказалось, зря.
На то, чтобы пустить жизнь лучшего друга под откос, Тадаши понадобилось всего лишь три недели.
***
— Цукки, ты должен пообещать мне, что не будешь орать.
— В смысле? — Кей с трудом оторвал взгляд от экрана монитора и посмотрел на Тадаши. — И что ты сделал?
— Ну… помнишь, как мы пили после твоего расставания с…
— Помню.
— Ты тогда нам кое-что рассказал… про чувства.
— Это я тоже помню, — Кей закатил глаза. — Мы ведь уже определились, что это было неправильно, но всё закончилось хорошо. Или два придурка разругались?
— О, у них всё в порядке. Но ты рассказал нам и про свои чувства тоже.
Волоски на теле Кея вдруг встали дыбом, а в сознании зажглась огромная кнопка тревоги. Подступающей панике было почти невозможно ничего противопоставить, но он всё-таки попытался.
— О родственных душах? В этом умозаключении виноват исключительно алкоголь.
— О проклятии, — выпалил Тадаши. — И о том, что ты влюблён в Куроо.
Блядь.
А ведь Кей собирался унести этот секрет с собой в могилу.
— И что? Пожалеть меня решил, Ямагучи?
— Не ёрничай, — вздохнул Тадаши и сел рядом. Пружины старого дивана под ним едва слышно скрипнули. Он помолчал несколько секунд, а потом тяжело вздохнул. — В общем, я отправил твоё резюме в Токийский национальный музей.
— Что?
Такого развития событий Кей не смог бы предсказать.
— И они написали ответ.
— Ещё раз — что?
— И я написал им ответ и согласился приехать на собеседование за тебя.
— Ты издеваешься надо мной, да?
— Ну. Ты ведь решил, что с Куроо ничего не светит, потому что вы живёте в разных городах. Бессмысленно начинать, если всё закончится ничем, да?
— Нет.
— Да ладно? — Тадаши приподнял бровь. — А то я тебя не знаю.
— А ты решил, что если я переду в Токио, Куроо прискачет на белом коне, как прекрасный принц?
Тадаши цокнул языком и посмотрел тем взглядом, которого удостаивались накосячившие первогодки в его бытность капитаном.
— За кого ты меня принимаешь? Нет, конечно, я со всеми договорился. Это ты приедешь к Куроо. На первое время, пока не найдешь своё жильё. Если, конечно, успешно пройдёшь собеседование, которое, кстати, во вторник.
— Послезавтра?!
— У тебя уйма времени.
— Ямагучи, какого чёрта?
— Ты несчастлив.
— И что?
— И ты даже не возражаешь! Ты несчастлив, Цукки. Но, чтобы стать счастливым, тебе нужно “снять проклятие”. Быть с Куроо или разлюбить Куроо, я понятия не имею, чем всё закончится, но смысла в том, чтобы просто сидеть и ждать, нет вообще.
— Меня всё устраивает.
— Твоё подавленное подсознание подало нам сигнал о помощи, пока ты был в алкогольной коме, так что не ври.
Кей поморщился. Его чёртовому подсознанию следовало бы молчать в тряпочку.
— Когда всё это закончится катастрофой, ты будешь пить до комы вместе со мной, — предупредил он.
— Договорились, — Тадаши фыркнул. — Но только после того, как ты попробуешь что-то сделать.
— Я не буду ухаживать за Куроо семь лет, — пробормотал Кей.
— А? Почему именно семь? — спросил Тадаши.
— Хорошо. Я съезжу на собеседование. Но только потому, что мне интересно, подойду ли я нац.музею и что они смогут предложить.
— Ага, — безропотно согласился Тадаши. — И переночуешь у Куроо, потому что возвращаться домой будет уже слишком поздно.
— Нет.
— Да, я уже с ним договорился.
— Я тебя ненавижу, — с чувством сказал Кей. — Ты же сам говорил, что нельзя рассказывать о чувствах других людей.
— Так я и не рассказал ничего, — Тадаши развёл руками. — Я даже не просил, Куроо сам предложил помочь. Это был гениальный план, рассчитанный по секундам..
Кей с трудом удержал нижнюю челюсть на положенном ей месте.
— В тебя злой дух вселился?
— Проклятие, злые духи… Цукки, ты слишком много времени проводишь с тётушками из музе… а-а-а!
Кей не был сторонником физического насилия, только психологического, но диванную подушку в лицо Тадаши он швырнул с огромным удовольствием.
***
Кею очень, очень сильно хотелось сбежать. Но Тадаши в совторстве со своим злым духом явно предусмотрел такое развитие событий, потому что после собеседования в Токийском национальном музее прямо у служебного входа его встретили Хината и Бокуто. Последнего вряд ли посвятили в подробности коварного плана, но это было и не нужно. От энтузиазма Бокуто сбежать было нельзя.
И Кею пришлось следовать намеченным маршрутом. Сначала — бар, потому “мы позвали всех, кто сейчас в Токио, Цукки!”, а потом — к Куроо, который в сам бар не приехал, но весьма многословно извинялся перед Кеем в голосовом сообщении.
Кею ещё сильнее захотелось сбежать. Уехать домой ночным поездом, снять номер в гостинице или напиться до состояния комы, чтобы его сраное подсознание само разбиралось с проблемой, в возникновении которой и было виновато.
Он не мог встретиться с Куроо. Он избегал встреч с Куроо последние два года настолько нелепыми способами, что тот уже это заметил и стал шутить на эту тему. И Кей был уверен, что Куроо повёлся на топорную уловку Тадаши и пригласил его к себе только потому, что собирался припереть к стенке по весьма очевидному поводу. И самым разумным решением сейчас было бы… уехать из страны. Вот же чёрт!
И самое отвратительное, что его паника явно отражалась у него на лице. Потому что когда часть компании разбрелась кто на танцпол, кто в туалет, а кто — покурить, Кагеяма вдруг пересел поближе и сказал:
— Если что, ты можешь переночевать у нас.
Кей закатил глаза вместо ответа.
Уж лучше к Куроо с его вопросами, чем отвратительно счастливая парочка в самом начале романтический отношений.
— У меня нет с собой ни беруш, ни отбеливателя, чтобы потом глаза промыть, — сказал Кей.
И Кагеяма даже не разозлился, просто задумчиво кивнул в ответ, подтверждая все самые отвратительные предположения.
— Но спасибо за предложение. Я ценю твою… — Кея скривило, — чуткость.
Кагеяму слегка передёрнуло.
— Обращайся, — сказал он медленно. — Мы ведь… друзья.
Кей потянулся за пивом, чтобы поскорее запить это откровение.
А спустя ещё два бокала, одну ссору за соседним столиком, чуть не перешедшую в драку, трёх тостов от Бокуто, четырёх подкатов к Хинате и осознания, что они вообще-то в гей-клубе, пришло время расходиться по домам.
Уже на улице Кей выяснил, что ему, в отличие от всех остальных, даже не нужно никуда ехать. Просто пройти ещё три дома до конца улицы и повернуть направо. Дом Куроо оказался… обычным, хотя Кей никогда его себе и не представлял, но почему-то реальность оказалась неожиданной.
Кей нашел нужный подъезд, ввёл код, поднялся на лифте на нужный этаж и нашёл квартиру с нужным номером. И затаил дыхание прежде чем постучать.
Куроо открыл десять ударов сердца спустя.
Он был без костюма — это было первое наблюдение, которое выдал чокнутый мозг Кея. И он выглядел ещё лучше, чем в старшей школе, лучше, чем два года назад, когда Кей видел его в последний раз на матче шакалов и орлов.
— Привет, Цукки, — улыбнулся Куроо и шагнул в сторону, — проходи.
Кей послушался и закрывшаяся за ним дверь была похожа на захлопнувшуюся мышеловку. Нужно было сказать Тадаши, чтобы шёл по красочному маршруту со своими планами.
— Хорошо посидели?
— Да, — Кей кивнул. И добавил: — Я принёс бургер и картошку.
— Серьёзно? — Куроо прижал к сердцу ладонь, второй рукой забирая пакет с едой. — Цукки, ты мой спаситель. У меня полная жопа на работе, всё горит и я горю. Так что проходи, тебе прямо по коридору и налево. А я вернусь на кухню. Захочешь чай, приходи.
Кей выдохнул. Стало быть, он сам себя накрутил, а Куроо даже не собирался ни о чём его спрашивать. Это намного облегчало ситуацию.
*
— Ну так что, — спросил Куроо, — почему ты избегаешь меня и игнорируешь?
Кей, который как раз в этот момент глотнул чай, закашлялся и подумал, что хорошо было бы сейчас подавиться насмерть.
Но улыбающийся Куроо хлопал его по спине и продолжал:
— Ранил меня в самое сердце каждым своим отказом. Хорошие кохаи так не поступают, Цукки. Всё? Откашлялся и готов ответить или ещё время потянешь?
— Есть вариант, в котором я не отвечаю, а вы никогда больше не спрашиваете? — спросил Кей.
— Не-а. Это что-то постыдное? Только не говори, что в нашу последнюю встречу я напился и приставал к тебе.
— Нет, — сказал Кей. И чуть было не добавил: “В том-то и проблема”. — Дело не в вас.
— И дело вдруг приняло интригующий оборот, — Куроо вскинул брови. — Цукки, ты в курсе, что такое говорят когда расстаются после отношений? Мы два года назад расстались?
— Мы не могли расстаться, потому что не встречались.
— Вот и я о том же, — кивнул Куроо. — Но “дело не во мне”?
— Не в вас.
— А в тебе?
— Во мне.
— И что ты натворил? Ты точно не приставал ко мне после того, как напился, так что проблема не в ужасающих приступах стыда, из-за которых ты не мог смотреть в моё вызывающе прекрасное лицо.
— И очень скромное, — добавил Кей.
— Зачем нам эти глупости, — Куроо махнул рукой. — Скромности нет места между людьми, которые столько лет знают друг друга.
— Угу, — согласился Кей. — Давайте лучше без всякой скромности обсудим вашу работу или моё собеседование?
— Это завтра, — подмигнул Куроо. — Сегодня, пока ты навеселе, я должен узнать, в чём причина твоего бессердечного отношения. Давай, Цукки, выкладывай.
— Только если поклянётесь на чём-то, что вам очень дорого, что никогда больше не станете возвращаться к этой теме.
— Ого, — Куроо откинулся назад и с нескрываемым любопытством уставился на Кея. — Даже так?
— Так.
— Рассказывай.
— Поклянитесь.
Куроо рассмеялся и взлохматил и без того торчащие волосы ещё сильнее.
— Цукки, — нараспев произнёс он, — я клянусь волейболом, что никогда не использую эту информацию тебе во вред.
Кей нахмурился:
— Это не то, о чём я просил.
— Но это всё, что ты получишь. Я теперь умею мастерски вести переговоры.
— Ничего вам не расскажу, — Кей поджал губы.
— Расскажешь, — в глазах Куроо плясали демоны, — ты ведь сам очень хочешь рассказать.
— С чего вы взяли?
— Потому что, если бы не хотел, ты бы не пришёл.
Кей замер. Это было невероятно — как легко Куроо удавалось увидеть его насквозь. С самого начала, даже в дни дурацкого волейбольного лагеря, когда они и знакомы-то толком не были. Наверное, поэтому Кей в него влюбился.
— Хорошо, только потом не говорите, что я вас не предупреждал.
— Давай уже, Цукки, — Куроо забарабанил пальцами по столу. — Ты так нагнетаешь, что я начинаю думать, что это именно ты тайком пишешь фанфики про малыша и Ка…
— Если вы закончите его предложение, я уйду.
Куроо снова захохотал.
— Ладно, ладно, — он выставил перед собой раскрытые ладони. — Я молчу и слушаю. Сенсационное признание Цукишимы Кея — это…
— Я проклят.
На кухне стало так тихо, что стало слышно, как у соседей сверху плачет младенец, а на улице где-то вдалеке завывает сирена скорой помощи.
— Та-а-ак, — протянул Куроо. — Во-первых, вау. А, во-вторых, Цукки, прости, но мне пока трудно проследить логическую связь. Ты проклят и девочка из колодца теперь придёт за мной через семь дней? Пусть тогда лучше завтра, чтобы мне не нужно было разбираться со всей этой дурацкой рабо…
— Никто не придёт, — перебил его Кей, вдруг разозлившись на Куроо за то, что тот несерьёзно относится к собственной жизни.
— Ага, — сказал тот. — А можно с подробностями.
Кей очень тяжело вздохнул и покосился в сторону выхода.
— Эй, Цукки, — Куроо щёлкнул пальцами прямо у него перед носом, — смотри на меня и рассказывай.
И Кей посмотрел на него. На идиотского, растрёпанного, усталого, взволнованного, дурацкого Куроо с сухими губами и морщинкой между бровей. И сказал:
— Все мужчины в моей семье влюбляются только раз в жизни.
— И?
— И я не хотел с вами встречаться, потому что для меня это вы. Вот и всё. Я пойду.
Кей поднялся и уже шагнул к выходу, когда Куроо железной хваткой сжал пальцы на его запястье и потянул обратно.
— Ну-ка сел.
Кей послушался. Признание словно выжало из него последнюю волю к жизни. Захотелось свернуться где-то в тёмном углу и провести там ближайшую вечность. И зачем он послушался Тадаши? Нужно было остаться с Сэндае и никогда никому ничего не рассказывать.
— Цукки, — Куроо позвал его снова. Пришлось посмотреть, хоть сердце и подскочило к горлу от ужаса. — Цукки, романтические признание делают не так.
Куроо не смотрел на него ни с жалостью, ни с отвращением, ни с ненавистью. И его горячие пальцы всё ещё сжимали запястье Кея.
— Это не романтическое признание, — сказал он. — Вы просили причину, вы её получили.
— Ага. То есть, ты решил, что расскажешь и на этом всё? Никакого продолжения?
— Я же не идиот. Откуда тут взяться продолжению? Мы даже живём в разных городах.
— Угу, — легко согласился Куроо. — Цукки, как прошло твоё собеседование?
— Мне предложили должность и хорошую зарплату.
— И ты намерен согласиться?
— Скорее всего, это хорошая возможность. Почему вы об этом спрашиваете?
— Ну, то есть, проблема разных городов уже решена, да? Что ещё у тебя по списку?
Кей закатил глаза.
— Если вам так любопытно, — сказал он, — то дальше то, что мы слишком разные.
— Это в чём?
— К примеру, в том, что мне не нравятся люди, а вам — нравятся.
— Это же плюс, Цукки, я могу разговаривать со всеми, кто тебя бесит, вместо тебя. Что ещё?
— Я слишком много работаю и мало внимания уделяю партнёру.
— О, Цукки, тут тоже один в один. Я тоже слишком много работаю и мало внимания уделяю партнёру. Ты будешь на меня за это обижаться?
— Нет.
— Тогда тут договорились. Что дальше?
— Я… я вам не нравлюсь.
— Да? — Куроо вскинул брови. — И с чего ты это взял? Цукки, ты себя в зеркало видел?
— Меня не устроит интрижка на время, — твёрдо сказал Кей, проигнорировав жар, в который его бросило от взгляда и слов Куроо.
— Хочешь свадьбу сразу или пару лет повстречаемся для приличия, чтобы у твоего брата было время смириться и оплакать потерю?
Кей моргнул.
— Вы ведь не серьёзно, — сказал он. — Если вы сейчас надо мной шутите…
— Мой труп найдут на дне океана в семи разных чёрных пакетов, потому что ты дружишь с самыми маньячными ребятами, которых я когда-либо имел честь встречать?
— Они не пойдут на убийство, — с сомнением отозвался Кей.
Куроо хохотнул в ответ.
— Зачем вам всё это? — спросил Кей.
— Ну, не знаю, Цукки, — Куроо рассмеялся. — Может потому что у тебя ноги от ушей и глаза невероятного цвета. А может — потому что ты самый умный и интересный среди всех моих знакомых. Или потому что ты мне давно нравишься, но я всегда оставался в рамках ничего не обязывающего флирта, чтобы ничего не испортить. И точно потому, что ты сказал, что я твоё проклятие. Такие красивые слова мне ещё никто не говорил, считай, что именно ими ты вскружил мне голову. В общем, смирись, мы теперь встречаемся.
— Нет, так не пойдёт, — Кей нахмурился. — Я должен ухаживать за вами семь лет.
— Что-о-о? — ужаснулся Куроо. — Цукки, а это сейчас откуда вылезло?
Кей усмехнулся и пояснил:
— Дед ухаживал за бабушкой семь лет. Считайте, что это семейная традиция.
— Я не способен так долго держать оборону, — губы у Куроо дрожали от сдерживаемого смеха. — Боюсь, что эта крепость сдастся раньше. Давай семь недель? Можешь купить мне цветы на первое свидание.
— Хорошо, — Кей кивнул и снова встал. — И я не буду с вами жить. Спасибо за предложение, но я вынужден отклонить его.
— Конечно, это ведь неприлично, — Куроо откровенно ржал. — Моя честь будет запятнана. Только сегодня не уходи, ладно? Не хочу, чтобы тебя убили до того, как начнётся период ухаживаний.
Кей снова кивнул.
— Хорошо, — повторил он. — Но только сегодня. Спокойной ночи.
— Сладких снов, Цукки. Надеюсь, я тебе часто снюсь?
— И во всех позах, — мрачно признался Кей. И ушёл под громкий хохот.
***
Снять проклятие Кею так и не удалось.