Work Text:
До начала занятий остается неделя. Стайлз паркует джип, спрыгивает на утрамбованную ногами и шинами землю и идет к двери. Мобильник показывает два часа пополудни, солнце жарит лопатки сквозь уже немного влажную от пота футболку. Стайлз глубоко вздыхает и заставляет себя продолжить движение.
Дерек спускается со второго этажа, Стайлз идет мимо, прямиком в подвал. Ни приветствий, ни объятий. Не сегодня.
Вечно холодная дверь скрежещет под натиском, выключатель заливает комнату неестественным светом. Стайлз сбивает о пятки кроссовки и до ковра добирается так, оставшись в носках. Он чувствует, как Дерек застывает сзади неслышной тенью – призрак, зверь, притаившийся в ожидании убийца. Стайлз снимает с себя футболку – словно сдирает кожу, расстегивает джинсы и спускает их к щиколоткам. Он впервые раздевается сам, без рук Дерека, забирающих стыдливость и сомнения. Стайлз ни в чем не сомневается; Стайлзу не за что стыдится. Дерек выпотрошил из него лишнее, оставив только то, что было нужно ему.
Он поворачивается к Дереку – полностью обнаженный, слегка возбужденный собственными действиями – и смотрит. Он готов позвать, хотя разрушать тишину не хочется, но Дерек идет к нему сам. Глаза горят алым, и в этот раз это признак не гнева или злобы. Это страх.
Стайлз изломанно улыбается, касается вечно колючих щек, берет лицо Дерека в руки и целует. Он думает, что Дерек, его Дерек, весь состоит из контрастов: щетина жжет исцарапанные ладони, язык скользит по нежной мякоти рта, слизывая знакомый вкус.
Стайлз, не стесняясь, стонет и обнимает Дерека, пальцы едут по прядям волос вниз, к шее, ногти скоблят по коже, заставляя Дерека крупно вздрогнуть. Стайлз отрывается от его губ, глотает воздух и дергает вверх успевшую испачкаться белую майку. Дерек молчит, его глаза зеленые и холодные, отстраненные, но это ненадолго. Стайлз умеет срывать с Дерека маски. Он заплатил за это умение пятьюдесятью днями безумия, кровью и бессонными ночами, слезами и перехватывающей дыханье слабостью.
Стайлз раздевает его медленно, оглаживая каждый дюйм тела своими истосковавшимися руками. Дерек опасно щурится, его верхняя губа дергается – вот-вот зарычит, и Стайлз вскидывается, ловит чужой взгляд. Дерек затихает.
Стайлз толкает его – неприлично, откровенно голого – на разворошенную постель и молчит. Дерек прячет в себе настоящее буйство жизни, эти его дикие инстинкты и ненасытность, жар раскаленного солнца, проступающий сквозь кожу, бьющийся в ритме его сердца. Стайлз кусает себя за щеку, гоня неуместные слезы, и лезет целоваться. Он действует глупо и спутано, испуганно и хаотично, возится как неопытный щенок – хотя опыта ему уже не занимать. Он целует, гладит, елозит сверху, и Дерек откликается, расслабляется, позволяет себе отвечать. Стайлз кусает его, быстро и не больно, лижется, царапает и знает, что сегодня скажет три слова, которые вот уже второй месяц просятся наружу, разрушают его изнутри.
– Ты меня уничтожил, – шепчет он Дереку на ухо, засовывая язык внутрь. Дерек опять вздрагивает и переворачивает их, укладывает Стайлза под себя.
Вокруг зрачка расползается желтое пятно, солнце продолжает рваться из Дерека наружу. Стайлз закрывает глаза, когда выражение лица Дерека меняется.
Теперь он знает точно: Дерек догадался, что это их последний раз.
Авиакатастрофа, вот что приходит Стайлзу на ум. Десятки тысяч футов над землей и огненный шар, затапливающий салон – Дерек движется в нем, и исходящая от него нежность горчит на языке и язвами оседает на коже. Он трогает и трогает Стайлза, запоминает его руками, ртом, всем телом, клеймит своей невозможной, больной любовью.
Стайлз держится за него, пальцы скользят по потным плечам, горло дерут сдерживаемые крики, и вдруг Дерек склоняется над ним, близко-близко, замирает и невесомо целует краешек губ.
Словно делает обезболивающий укол.
Стайлз подается к нему, он целует жадно и беспокойно, Дерек обнимает его, согревает, утешает – безмолвно и влюблено, как будто у них все хорошо. И Стайлз верит ему каждую отмеренную минуту прощания.
Они так и не заговаривают друг с другом. Стайлз лежит кончивший и истомленный, пристроив голову на груди у Дерека. Когти лениво проезжаются по скальпу, Стайлз подносит к лицу свободную руку Дерека и рассматривает расчертившие ладонь линии. Он не знает, какая что обозначает, он когда-то читал – Лидия увлеклась хиромантией – но уже не помнит.
Собраться с духом оказывается сложно. Стайлз тянет и тянет, минуты охотничьей дробью падают в подставленную горсть, и когда их становится слишком много, он встает и одевается. Влезает в свои джинсы, разыскивает носки, запихнув их в карман, нахрен, без них нормально, обувается и поднимает с пола майку Дерека. Собственная футболка мятым комом валяется в углу, и Стайлз не планирует ее забирать. Он раскатывает по животу белую хлопчатобумажную ткань, чешет грудь в выемке, натягивает майку до середины бедер и выходит из подвала, так и не оглянувшись.
Две мили спустя, когда до выезда из леса остается всего ничего, Стайлз краем глаза замечает черную быструю тень. Он делает радио погромче и едет к Скотту.
– Ты совсем ушел? – спрашивает Скотт, подцепляя палочками цыпленка-терияки. Мелисса на смене, они перебиваются китайской едой.
– Я больше не приду так. За этим, – Стайлз механически жует, кусок за куском, и зябко ведет плечами. Майка Дерека не особенно теплая.
– Ладно, – кивает Скотт, избегая смотреть ему в глаза. Но Стайлз все-таки ловит его взгляд.
– Если ты его предашь. Или ранишь. Или причинишь ему вред, любой вред – я лично нашпигую тебя рябиной и залью аконитом, – спокойно говорит Стайлз. – И передай колу, пить хочу, подыхаю.
Скотт протягивает ему шипучку, телевизор гонит повтор «Семейки Адамс», Стайлз теребит выпачканную в саже лямку и заставляет себя думать о Лидии.
______________________________________________________
Это уже третье полнолуние, когда волчья часть его натуры не пытается поднять голову. Клетка из ярости прочна как никогда; Дерек смотрит на диск луны – капля молока, растекшаяся по небосводу, и переводит взгляд на звезды. Вместо светящихся ярких точек, булавочных уколов Вселенной, ему чудится россыпь родинок на бледной коже.
Его собственная Вселенная.
Скотт садится рядом, близко, вплотную. Вплавляется боком, рукой, бедром в тело Дерека, прижимает горящий лоб к его плечу. Ему теперь знакомо слово «брат».
– …а химик его оставил после уроков. Но Стайлз реально нарвался, он все время нарывается. За отца переживает, наверное, в участке аттестация идет, – Скотт рассказывает монотонно, подробно, не делая пауз.
Дерек никогда не спрашивает, Дерек никогда не просит. Но вот уже шесть недель подряд Скотт приходит и вываливает на него все, что касается Стайлза и Эллисон. Дерек с большим удовольствием слушает про Эллисон.
Скотт влажно дышит, в неверном ночном свете засохшая на кроссовках грязь кажется пятнами крови, ноябрьский воздух жжет легкие и инеем оседает на пожухшей листве.
Дерек не уверен, что переживет Рождество.
В марте все налаживается. Настолько, что шум мотора – громкого, надрывно ревущего мотора – кажется миражом. Дерек уверен, что слух его подвел. Он открывает дверь и застывает в проеме. Из темноты к нему быстро шагает Стайлз.
– Не ждал? – Стайлз останавливается на крыльце.
– Не вижу повода, – пожимает плечами Дерек, стискивая в руке чашку с чаем, где, по-хорошему, чая меньше, чем виски. Дерек мерзнет. – Альфы ушли из города, Скотт в порядке, я не подыхаю.
Дерек помнит предыдущие визиты – каждое появление Стайлза за эти полгода. Все встречи, когда случившееся летом казалось лишь диким кошмаром. Небытием. Временем, когда они оба не существовали.
– Вот поэтому и пришел, – Стайлз дует на ладони и жестко растирает одну и другую.
– Зайдешь? – равнодушно спрашивает Дерек. Это действительно только вежливость, ничего кроме.
– Если ты сейчас позволишь мне войти, – Стайлз осекается, стучит пяткой о дерево крыльца. – Если ты сейчас позволишь мне войти, все должно будет измениться.
Стайлз кашляет от попавшего в трахею вечернего студеного воздуха, Дерек протягивает ему свою чашку. Он рад от нее избавиться, он чувствует себя глупо, сжимая в руке керамическую ручку.
Кадык судорожно дергается, Стайлз глотает и пристраивает чашку на перила.
– Ты станешь водить меня на свидания. Кино, боулинг, пикник с клетчатой скатертью. Через месяц-другой я приведу тебя на семейный ужин к отцу. Ты будешь говорить «сэр», а я – обмирать, чтобы вечер не закончился перестрелкой. Или перестрелкой и перекогтями? Блин, ты понял. Через полгода ты признаешься мне в любви.
– А через год позову замуж? – Дерек приваливается спиной к косяку и не пытается спрятать иронию.
– Через год мы съедемся, – спокойно поправляет его Стайлз.
Дерек молчит, рассматривая притеревшегося к столбику Стайлза.
– Мне снится, как я тебя убиваю, – говорит он, рассматривая пятно от кофе на торчащей из-под куртки толстовке.
– Мне тоже, – вторит Стайлз, усмехаясь. – Как ты поступаешь с телом? Я обычно сжигаю.
– Съедаю. Я убиваю тебя волком, – отвечает Дерек, вспоминая вкус крови на языке. Он столько слизал ее с тела Стайлза, что не забудет этот вкус никогда.
– Впусти меня, – требует Стайлз и вскидывает взгляд.
Дереку вспоминаются истории про вампиров, про нечисть, которая не может переступить порог людского жилища. Он вглядывается в глаза Стайлза. Обычные, человеческие, безмерно уставшие глаза.
И делает шаг назад, освобождая проход.
Стайлз идет к нему, закрывает дверь, отрезая за своей спиной ночную тьму, шагая в круг света – Дерек наконец наладил проводку.
– И почему ты пришел именно сейчас? – безнадежно спрашивает он, уже немного жалея, что поддался.
– Не мог больше, – Стайлз ковыряет корочку на губе. – Боялся, что перестанешь ждать.
На Дерека накатывает такое сильное головокружение, что он боится потерять сознание. Он моргает и целует в висок обнимающего его Стайлза.
– Мне обязательно ждать полгода? – спрашивает он, согреваясь.
– Ты можешь делать все, что хочешь, – слова Стайлза сиреневыми цветками отпечатываются под веками.
Дерек думает, что нельзя быть таким тупым, нельзя отдавать себя в чужую власть с такой охотой, таким требованием забрать. Дерек думает, что нельзя быть таким дьявольски умным – он теперь не сможет причинить вред Стайлзу вообще никогда. Иллюзия свободы, крепчайший поводок, ошейник, до черных синяков врезающийся в горло.
Стайлз сжимает холодными пальцами его сердце, целует его душу, и Дерек просто не знает, как ему спастись.
Они снова существуют. Вместе.
Вернее, только вместе они теперь и существуют, поправляет он сам себя.
Стайлз цепляется за воротник его свитера, водит губами по шее, заставляя волоски на затылке встать дыбом. Дерек лезет руками под слой одежды – куртка, толстовка, футболка и нащупывает пальцами еще какую-то вещь. Он тянет за край и видит сероватый шов своей заношенной майки.
– Ты тоже меня уничтожил, – возвращает признание Дерек, в последний раз оставляя на Стайлзе кровоточащие царапины. С левой стороны. Там, где заполошно, счастливо бьется сердце. Будто Дерек пытался его выдрать и не смог.
Стайлз расслабленно опускает ресницы, и Дерек втягивает когти.
Утром они вдвоем забивают досками ведущую в подвал дверь. Крыльцо залито наглым, безудержно ярким весенним солнцем. Стайлз пальцем разбивает ледяную корочку в остатках забытого на улице чая, и Дерек слышит, как Скотт бесшумно идет прочь от его дома, так и не показавшись им на глаза.