Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

«Now my neck is open wide
begging for a fist around it».
Halsey — Castle.

«Моя обнажённая шея
умоляет об удушении».

Бакуго Кацуки определённо сошёл с ума. Ведь его пронзительный взгляд ярко-красных глаз устремлён к конопатому юноше напротив. Он внимательно рассматривает выразительное лицо; пухлые щёки, усыпанные редкими веснушками; тонкие губы, изогнувшиеся в учтивой улыбке; грубые ладони, покрытые множественными шрамами, природа которых Бакуго неизвестна. Ему хочется узнать больше, но он не рискует спрашивать, поэтому только наблюдает. Следит за тем, как наивные зелёные глаза восторженно внимают каждому слову собеседника; как приоткрывается рот в попытке что-то ответить и вновь закрывается, когда мысль ускользает от него; как пальцы проводят по подбородку в задумчивом жесте. Это всё происходит словно в замедленной съёмке: голоса вокруг стихают, и в прокуренном помещении остаются только они вдвоём — наблюдатель и объект наблюдения.

Такая тяга к другому человеку может показаться ненормальной, и Бакуго оправдывал её простым интересом. К тому же они давно знакомы. Только вот тот не узнаёт его совсем или мастерски делает вид, что не узнаёт. Бакуго плевать — напоминать он не собирается. Это ведь было столько лет назад. Мальчишка по имени Мидория Изуку жил по соседству, благодаря чему они дружили, играли вместе с другими дворовыми ребятами, а их мамы хорошо общались. Но семья Мидории быстро съехала. Насколько Бакуго известно, его родители развелись, и мама забрала сына с собой, отец продал квартиру, и с тех пор Бакуго соседа не встречал. Кацуки помнит, как тот странно называл его «Каччан», и все во дворе подхватили уменьшительно-ласкательное прозвище. Теперь же Мидория обращается к нему «Бакуго-кун» — и это ещё более странно.

Кто бы мог подумать, что их пути пересекутся в огромном мегаполисе, в самом сердце столицы?! Разве это не судьба? В такую чушь Бакуго не верил, но найти объяснение для столь необычного стечения обстоятельств не мог.

Первый раз они встретились в клубе. Просто захотелось расслабиться после трудной рабочей недели, и Бакуго, которого друзья долго уговаривали потусить, наконец согласился. Танцующий в центре зала зеленовласый юноша сразу бросился Бакуго в глаза. Он плавно двигался в такт музыки вместе с какой-то девчонкой, что прижималась к нему своей грудью. Кацуки казалось, что Мидории не нравится напор партнёрши, он танцевал с ней и одновременно танцевал один, обособленно от пышногрудой красотки. Такое отношение девушку не смущало, вероятно, она была пьяна. А Мидория выказывал ей уважение, не желая прибегать к грубости. Музыка оглушала, а Бакуго, словно заворожённый, смотрел на знакомого. Он сразу узнал его, годы Мидорию практически не изменили. Правда, в детстве мальчик был хиленьким, из-за чего сам Бакуго частенько дразнил его и называл Деку, то есть «бесполезный». А теперь у него крепкие, рельефные мышцы, выделяющиеся в этой плотно прилегающей к телу футболке. И шрамы. Внимание Бакуго приковали именно шрамы на руках: бесформенные рубцы, въевшиеся в кожу.

Кто-то из компании Бакуго был знаком с кем-то из компании Мидории, поэтому они присоединились к их столику. Бакуго не общался со старым другом детства, изредка бросал на него озадаченный взгляд, который Мидория попросту не замечал, наслаждаясь вечером. Алкоголь не заканчивался, музыка громыхала на полную мощность, разговоры сливались с ней, в шуме едва можно было различить чьи-то голоса. Бакуго прислушивался, пытался уловить звучание голоса Мидории. В памяти остался только мальчишка с высоким пищащим голоском. Этого юнца с низким, немного хрипловатым тембром Бакуго определённо не знал. Хотелось заговорить, по-дружески хлопнуть по плечу со словами: «Йоу, Деку, сколько лет, сколько зим!» Но какая-то незримая стена между ними не позволяла этого сделать, да и сам Мидория не особо шёл на контакт. А ровно в два часа ночи он попрощался с друзьями и новыми знакомыми и покинул клуб. Похоже, куда-то торопился. Мидория постоянно поглядывал на часы, пока они выпивали.

Вторая их встреча случилась через несколько дней в магазине, где подрабатывал Бакуго. Вообще, он переехал в столицу, когда поступил в университет, сейчас учился на третьем курсе. В прошлом году успешно отметил совершеннолетие* и почувствовал свободу. Основной его подработкой была помощь профессору в университете. Старичок платил немного, но на съём квартиры вместе с друзьями и на личные расходы хватало. А в магазине он иногда подменял своего сокурсника Киришиму Эйджиро. И так совпало, что в одну из подмен Мидория Изуку зашёл именно в этот магазин. Он купил пачку сигарет и бутылку воды, а когда подошёл к кассе, радостно воскликнул: «Это же ты был в клубе с друзьями Ашидо?» Бакуго сухо кивнул, но Мидория не торопился уходить, что-то невнятно лопотал до тех пор, пока люди в очереди не начали возмущаться. Изуку засмущался, кончики его ушей покраснели, и он, быстро попрощавшись с Бакуго, вышел из магазина.

Совпадение — думал Бакуго, но третья встреча заставила его задуматься о судьбоносности их постоянных пересечений. Оказалось, что Мидория учится в том же университете, что и Бакуго, только на курс младше и на другом факультете. Они столкнулись в коридоре. Мидория куда-то бежал со стопкой бумаг в руках, а Бакуго вразвалочку шёл в сторону лекционного зала. Ему позвонили, и Кацуки отвлёкся, достав мобильник из кармана. Изуку буквально влетел в него, сбив с ног. Все бумаги разлетелись, а Мидория с детским восторгом смотрел на знакомого. «Вот так встреча!» — сказал он наконец, собрав разбросанные документы. Бакуго помогать не стал, только грубо ответил: «Ты на дорогу смотришь, нет?» Изуку захихикал, поправив белую рубашку: «Прости, тороплюсь». Он махнул Бакуго рукой и скрылся за углом.

Что-то в нём безумно притягивало Бакуго. Ссылаться на интерес уже было неправдоподобно, поэтому он обозначил это «любопытством». Судьба весьма неожиданно преподнесла сюрприз в виде такой вот встречи с человеком из прошлого. Большой город действительно ужасно тесен. С тех пор они виделись чаще, но практически не общались. Киришима постоянно тащил Бакуго тусить с его друзьями, в компанию которых и входил Мидория. Он редко что-то говорил, больше слушал других. В этом они с Бакуго были похожи. В основном болтала та вертлявая девчонка, Ашидо Мина, её подхватывал Киришима. И смех не утихал до самого конца вечера. Впрочем, Мидория никогда не задерживался более чем на пару часов. Как-то Ашидо сказала, что Изуку работает, а Сэро Ханта, один чернявый парень из их компании, утверждал, что тот сбегает к девушке. Обе версии никак не интересовали Бакуго, тем более что вторую опроверг Киришима слухом о нетрадиционной ориентации Мидории. Бакуго не привык верить слухам, поэтому заткнул друга, чем удивил его.

И вот они, как всегда, сидели в каком-то захолустном баре, выпивая на выходных. Был субботний вечер, а значит, грех не опрокинуть пару стопочек саке. Бакуго не считал себя любителем выпить, больше поддерживал друзей или просто следил за ними, чтобы те в состоянии алкогольного опьянения не натворили чего. Так и было сегодня. Бакуго заказал кружку пива, пока остальные глушили крепкий виски, включая самого Мидорию и девушек, которые не боялись напиваться в кругу парней. Отчаянные, ничего не скажешь. Та пышногрудая красотка тоже находилась здесь, кажется, её звали Урарака Очако, и она, видимо, пила с целью соблазнить Мидорию. Он мило улыбался ей, позволяя трогать его то за руку, то за плечо, проводить рукой по волосам, по спине. Это выглядело столь нелепо, и Бакуго едва сдерживал себя, чтобы не засмеяться. Изуку убирал её руки, но не грубил. На его месте Кацуки давно бы отшил надоедливую девчонку. Эта черта характера Мидории почему-то ужасно раздражала. Он и в детстве таким был. Дурацкая привычка заядлых альтруистов, которая не приведет ни к чему, кроме разочарования.

После двенадцати ночи Мидория сказал, что ему пора уходить, и вышел из-за столика, оставив на нём деньги за спиртное. Ашидо взяла купюры и положила в сумочку, чтобы те не потерялись. Изуку попрощался с друзьями и направился к выходу.

Бакуго в тот момент не понимал, какая неведомая сила подняла его с места, заставила пойти за Мидорией и окрикнуть его. Хорошо, что пьяные друзья ничего не заподозрили.

— Что такое? — спросил Изуку, недоумевающе посмотрев на Бакуго.

Бакуго не знал, что сказать. Он ненавидел это чувство, которое разъедало его с самой первой встречи с Мидорией. Какое-то ощущение неудовлетворённости. Возможно, Кацуки злило, что только он узнал старого знакомого. Самолюбие возмущалось: «Да как он может не узнавать меня? Я что, настолько незапоминающийся?» Гордость тихонько шипела от недовольства: «Ну и плевать. Очень уж надо. Я тоже сделаю вид, будто первый раз его вижу». А любопытство и интерес всё тянулись к нему, словно к неизведанной галактике. Прошло очень много лет. Что случилось с Мидорией за это время? Как поживает его мама, добрая тётушка Инко-сан? Откуда у Деку появились шрамы? Куда он так спешит каждый раз? Вопросов уйма, но задан был самый глупый:

— Ты гей?

— Что? — рассмеялся Мидория. — Бакуго-кун, ты умеешь удивить! — он продолжал хохотать, хватаясь за живот. — Это тебя Киришима-кун надоумил? То-то он постоянно шепчется за моей спиной. Тебе от ответа легче станет? Ты из этих, как их там? — Изуку задумался, а затем добавил с неким пренебрежением: — Гомофобов?

— Чего? — Бакуго насупился, насмешка Мидории ему не понравилась. — Да пошёл ты нахер! — рявкнул он и уж было развернулся в сторону бара, как услышал неожиданный ответ юноши.

— Да, я гей. Теперь тебе противно пить со мной за одним столом?

— Похуй, — хмыкнул Бакуго и направился обратно к друзьям.

Изуку ещё с минуту постоял на месте, немного поёжился, хотя на улице было тепло, затем словно очнулся ото сна, посмотрел на часы, которые показывали пол первого ночи, и быстро побежал куда-то вперёд. Сердце бешено стучало. Ещё никто и никогда в лоб не спрашивал его об этом. Он впервые, спустя много лет, сказал о своей ориентации честно. Стало даже как-то легче на душе. Может, всё дело в алкоголе, который блуждал в крови и развязывал язык. Может, его поразила честность Бакуго. А может, это потому, что перед ним старый друг — Каччан. Конечно, он не мог не узнать его. Тот вырос, возмужал. Он сложен крепче, чем раньше. Его взгляд стал намного глубже, намного пронзительнее. И по тому, как Бакуго смотрит на Мидорию, легко понять, что он тоже узнал его. Но почему-то упорно скрывает это. Изуку решил поддержать странную игру, сделав вид, что их впервые познакомили Ашидо и её друг Киришима.

Когда Бакуго догнал Мидорию у выхода, Изуку подумал, что тот хочет поговорить именно о прошлом, о детстве, спросить его о чём-то обыденном, что спрашивают у старых знакомых, но вопрос, заданный Кацуки, выбил почву из-под ног Мидории. Вот этого он точно не мог предвидеть. Но всё равно ответил. Странно. Изуку ждал, что ему тут же врежут по лицу, выскажут своё мнение на тему нетрадиционной ориентации, как обычно бывало.

В старшей школе ему пришлось натерпеться из-за своей особенности. Оттуда и шрамы на руках. Кто-то узнал маленький секрет Изуку, сделав беднягу предметом насмешек и издевательств. Мидорию избивали, а он резался от безысходности. Однажды даже попытался повеситься, но из петли вытащила та самая Ашидо, что с тех пор стала одной из его подруг. Она не осуждала. А вот Урарака о предпочтениях Изуку не знала, тщетно стараясь обратить его внимание на себя. Мидория понимал, на что намекает девушка, но признаться ей боялся. Думал, что так сломает психику молоденькой девушки. И покорно ждал, пока она не встретит кого-нибудь ещё.

Сейчас Мидория школьные годы вспоминает с улыбкой. Он всех простил, всё забыл, шрамы остались и на теле, и на сердце, но юноша решил двигаться дальше. Те попытки суицида теперь кажутся каким-то бредом малолетнего глупца. Правда, будет лукавством сказать, что Изуку полностью избавился от страхов и предрассудков, которыми полнится нынешнее общество. Ему до сих пор было сложно уживаться с собственной природой, что порой мешала ему спокойно существовать. Быть геем в Японии не так просто, назвать свою страну толерантной Изуку не мог. Здесь нельзя было открыться, так сказать, совершить каминг-аут, ведь в этом случае он лишился бы всего: учёбы, будущего, возможности работать и нормально жить. Его друзья — люди другого склада ума, они не осуждали Мидорию. Переехав в столицу, порвав все связи с прошлым, Изуку освободился и от мучений. В этом городе его никто не знал, да и окружал себя юноша людьми более раскованными и не связанными стереотипами.

Поэтому признание старому другу стало для Мидории огромным шагом вперёд. Отчасти он боялся, что Бакуго Кацуки возненавидит его, станет презирать, унижать, да и вовсе сделает это достоянием общественности. Но Изуку искренне надеялся, что не перестал разбираться в людях. Каччан с детства внушал доверие, он казался человеком надёжным, умеющим хранить секреты. Наверное, это позволило Мидории приоткрыть завесу тайны, пусть и столь бездумно. Но были тайны, которые Изуку, вероятно, никогда не сможет открыть.

Мидория вошёл в какую-то квартиру на третьем этаже жилого дома, до куда добрался на такси, пойманном по дороге. Сердце до сих пор отбивало бешеный ритм, а волнение отражалось на лице лёгким румянцем. Можно списать тяжелое дыхание и красноту щёк на то, что Изуку торопился. Тем более, он опоздал из-за того, что засиделся в клубе. В помещении было накурено, дым стоял до прихожей. Мидория закашлялся, выдав своё присутствие. Из комнаты послышались шаги. Через мгновение перед ним появился высокий юноша, что остановился в коридоре, прислонившись плечом к стене и сложив руки на груди. Он был красив. Такие парни пользуются популярностью, оставаясь при этом абсолютно свободными, ведь красивая обложка оказывается всего лишь маской, за которой прячется червоточина. У него подобная червоточина уже вылезала наружу в виде рубца от ожога вокруг левого глаза.

Изуку коротко кивнул ему и отвернулся, чтобы избежать лишних вопросов. Юноша молчал, но продолжал рассматривать Мидорию пристальным взглядом своих гетерохромированных глаз — ещё одна его особенность, выделяющая красавчика из общей массы. Он и на мир смотрел так, словно каждый в нём стоит на порядок ниже. Он прикрыл глаза, тяжело выдохнув. И как ему удаётся спокойно дышать в этом смоге? Из-за выпитого алкоголя дым действовал на Изуку ещё сильнее. Интересно, что курили его знакомые? Меньше знаешь — крепче спишь. Поэтому Мидория не стал спрашивать.

— Ты опоздал, — сказал юноша напротив.

— Да, прости, — улыбнулся Изуку, наконец разувшись.

— И чего ты постоянно шляешься с этими идиотами? — хмыкнул он в ответ. — Думаешь, они останутся рядом с тобой, узнав о твоей маленькой подработке?

— А это уже не твоё дело, Тодороки-кун, — в голосе Мидории слышалась откровенная злоба, и былое смущение исчезло в мгновение. — Я ведь не спрашиваю, почему ты полез в это?!

— Лёгкие деньги, Мидория, я и не скрывал причины, а вот ты продолжаешь строить из себя невинность, — Тодороки слабо улыбнулся. — Пойдём, камера стынет.

Мидория закатил глаза, но последовал за ним. В комнате, куда они вошли, дыма было ещё больше. Несколько человек сидели за небольшим столиком, уставленным полупустыми бутылками и пепельницами с окурками, скорее всего, самокрутками. Рядом со столом стояла видеокамера и пару зонтов и софтбоксов для студийного освещения. Эта камера направлялась в сторону не расправленной кровати, и было несложно догадаться, какое именно кино они снимают. Когда на пороге появились Тодороки с Мидорией, один из сидящих за столиком юношей обернулся, явив свою уродливую внешность. Нет, он не был некрасив. Но его голубые глаза, густые тёмные волосы терялись на фоне зарубцевавшейся синюшной кожи скул, нижних век, подбородка и шеи. Такой изъян бросался в глаза ещё сильнее с помощью скоб, что отделяли чистую кожу от рубцов. Он улыбнулся и показался более жутким.

— Явился, — сказал он, чем отвлёк своих друзей от разговоров и потребления алкоголя. — Заставляешь ждать режиссёра? Придётся сделать тебе выговор. Вон Шото уже весь извёлся, а он у нас всё в себе держит, ты же знаешь. И мне его успокаивать пришлось, — юноша встал с места, подойдя к Изуку.

Он провёл пальцами по щеке Мидории, отчего тот дёрнулся в сторону, но сзади него стоял Тодороки, тот самый, кого только что назвали «Шото». Собеседник усмехнулся такой реакции, а затем сделал пару шагов влево, как бы пригласив Изуку пройти к главной сцене.

— Даби, давай без фарса, я ведь пришёл, — сказал Мидория.

— Конечно, мы же не хотим ссориться, и я ещё не выжал из нашего сотрудничества максимум, — хриплый тягучий голос вливался в уши, гипнотизируя. Он хлопнул в ладоши и приободрился. — Что ж, все по местам, наша главная звёздочка готова! — Даби прищурился, глядя на Мидорию.

В этой комнате душно. Жарко. Воздуха катастрофически не хватает. Он старается дышать, ловить губами те ничтожные капли кислорода, что остались в прокуренном помещении. Их мало, но ему надо хоть каким-то образом удержать разум в сознании. Пот стекает по вискам. Голова идёт кругом. Боль сковывает со всех сторон. Нужно потерпеть, совсем чуть-чуть. Это не будет длиться вечность. Достаточно пары часов, чтобы отснять каждую ненавистную ему сцену. И сейчас начинается самая отвратительная часть. Мидория упирается локтями и лицом в постель. Чья-то рука ложится ему на голову, сжимает зелёные волосы и тянет к себе, отчего Изуку стонет, добавляя к фальшивому удовольствию несколько обрывистых выдохов. Он закрывает глаза, чувствуя, как вторая рука скользит по паху. Внутри всё переворачивается, а тело напрягается.

— Тише, — шепчет ему на ухо Тодороки, обхватывая своей ладонью член Изуку. — Тише. — Повторяет он и гладит по мягкой плоти, медленно, осторожно, возбуждающе.

Но Мидорию это не возбуждает. Всё просто игра, хотя организм отвечает на ласки, и эрекция наступает чисто инстинктивно, рефлекторно. Свет от ламп слепит, и Мидория отворачивается от зонта, который навели на него, чтобы взять крупный план. Рядом с лампой стоит невысокая девчушка в матроске и довольно улыбается, понимая, отчего так прячет своё лицо Изуку. Ей нравится его реакция, она наслаждается его жалкими попытками сбежать. Всё равно, когда Даби начнёт монтировать видео, лицо главного героя будет светиться в каждом втором кадре. Таков его стиль, у режиссёра свои предпочтения. К тому же это привлекает извращённых зрителей, любителей гейского порно.

Эти сцены всегда эстетичны, в них нет ни капли пошлости, мерзости. Возможно, это объясняется умением Мидории оставаться невинным и целомудренным, пока тебя имеют сзади. Хотя слово «имеют» здесь в корне неверно. Полового контакта нет. Это действительно игра, но зритель и не заметит подвоха. Он будет искренне верить, что сексуальный юноша с разноцветными волосами и шрамом вокруг глаза в настоящее мгновение нежно трахает молоденького веснушчатого мальчишку, что так естественно стонет в камеру, цепляясь пальцами за края белоснежной постели.

Пары эффектов видеомонтажа достаточно, чтобы игра стала реальностью. Мозг дорисует картинку сам, главное — правильно подать основу, чем и занимается Даби, которого за глаза называют «монстром порнофильмов». Он уже несколько лет в этом бизнесе, работает для приватных иностранных сайтов, где за один просмотр такого видео платят нехилые бабки. Раньше он делал только традиционное порно, иногда баловался BDSM и изнасилованием, но это не выходило за рамки мужчина/женщина. Но, как оказалось, гейское порно пользовалось бо́льшим спросом. Может, дело было в Мидории Изуку, у которого в актёрстве талант, а Даби просто повезло случайно познакомиться с ним.

Даби, или Тодороки Тойя, старший брат Тодороки Шото, сначала привлёк своего младшего братишку в бизнес, а затем и подтянул его сокурсника Мидорию Изуку. Он при первой же встрече понял, что Изуку относится к меньшинствам. В проницательности равных ему нет. Мидория, конечно, отказался от странного предложения попробовать себя в порно. Да и Изуку был романтиком. Он верил в любовь и чувства, верил, что секс должен быть только по любви. Это рассмешило Даби, но попытки убедить Мидорию он прекратил. Изуку пришёл к нему сам, когда понадобились деньги. Он-то и поставил условия, что никакого прямого контакта не будет. Даби согласился и прочно вошёл в искусство гей-порно, которое приносило больше прибыли. «Надо пользоваться тем, что нынешнее время подарило нам этих ущербных пидоров. Они долбанные извращенцы, а зарабатывать можно либо на дураках, либо на фетишистах, либо на дураках-фетишистах», — говорил Даби, чем и мотивировал своего младшего брата, поначалу отказывающегося от однополых связей.

Сам Даби руководил процессом, наблюдал и направлял своих актёров, а также платил им деньги. Тодороки прав, это лёгкие деньги. Но Мидории противно от самого себя, когда он стонет в голос на камеру. Противно от того, что прикосновения Тодороки такие нежные и такие приятные, противно от того, что он не может контролировать организм, пока контролирует разум. Ему нужны деньги — это Мидория знает точно, и только данная работа позволяет получить их быстро. Да, унизительно, но Изуку привык быть униженным, быть втоптанным в грязь. Тут хотя бы платят за мучения. Да и избивать его никто не собирается.

Слёзы подкатывают к горлу, но Мидория с силой проглатывает их, пока Тодороки прижимается сзади, трётся своим эрегированным инструментом о его пах. Шумное дыхание партнёра отрезвляет, он не может расслабиться, боится, что в какой-то момент затуманенный, обкуренный разум Шото не выдержит, и тот силой возьмёт то, чего желает. Поэтому Изуку внимательно следит за каждым движением Тодороки.

— Чёрт, Тодороки, — шипит Мидория, когда чужой член больно задевает промежность, — попридержи своего дружка, больно.

— Ха, — только лишь выдыхает Тодороки и, обхватывая руками бёдра Изуку и заставляя свести ноги вместе, начинает имитировать половой акт, двигаясь то вперёд, то назад, — потерпи немножко.

Нехитрые манипуляции дают Тодороки кончить. Он пачкает спермой постель и грудь Мидории, что медленно стекает по коже, и Изуку дрожит, потому что его буквально выворачивает наизнанку от этого ужасного ощущения. Шото всё ещё держит Мидорию, пытаясь отдышаться. Этого определённо мало. Кажется, такой способ разрядки называется петтинг*, ничем не отличается от мастурбации, только сил больше забирает. Необходимо двигаться точнее, чтобы действительно получить удовольствие. И Тодороки злится, смотрит на обнажённую задницу Мидории и мечтает взять его полностью, засаживая свой член до упора. Раньше и думать об этом было неприятно, а теперь всё нутро Шото просит только одного — полноценного секса с Изуку. В фантазиях он давно представил весь процесс до мельчайших деталей, и ему понравилось. Так ли будет всё в реальности или нет? — хотелось узнать. Любопытство разъедало.

— Стоп! Снято! — манерно выкрикнул Даби. Он в этом фильме играл роль профессионального режиссёра.

Мидория оттолкнул Тодороки, поднявшись на кровати. Та девушка в матроске подала ему полотенце, чтобы он вытер грудь и живот, испачканные в белесоватой жидкости.

Изуку никак не может к этому привыкнуть. Каждый раз его просто тошнит от ощущений, запаха, цвета и консистенции. О вкусе и говорить не стоит. Мидория наотрез отказался прикасаться ртом к члену Тодороки — небольшое условие в «контракте». Изуку сходил в душ, чтобы поскорее смыть с себя чужие прикосновения, будто это поможет вернуть былое целомудрие. Он посмотрел в зеркало — во что же ты превратился, Мидория? Одевшись, он вышел из ванной и сразу направился к выходу, где его остановил Даби.

— Слушай, Мидория, — Даби изучающе посмотрел на него, — может, перейдем на новый уровень?

— Новый уровень? О чем ты? — Изуку искренне не понимал намёков Даби.

— Знаешь, — он приобнял его за плечи, словно они закадычные друзья, — ваниль и романтика уже устарели. Нынче людям хочется большего. Конечно, их привлекает что-то необычное, некая интрига, тайна, которую вы с Шото успешно показываете на камеру, но это приелось, понимаешь? Люди жаждут жёсткого порева, а не все эти сюси-муси. Поэтому хватит ломаться, Мидория, давай играть по-взрослому. Тебе же не пятнадцать лет.

Изуку резко сбросил с себя чужую руку, нахмурившись. Он догадался, что своей тирадой хочет сказать Даби, и это разозлило его. Мидория не собирался плясать под дудку морального урода. Вот кто главный извращенец, а не зрители, которые чего-то там жаждут, по его мнению. Это просто прикрытие для личных мотивов Даби. Но Мидория не станет игрушкой в руках монстра, поэтому лучше уйти, пока не поздно. Даби улыбался, глядя на разозлившуюся мордашку своего актёра, забавно наблюдать, как тот, кто несколько минут назад выглядел таким беззащитным на экране камеры, теперь хочет, чтобы его воспринимали всерьёз.

— Я же сказал, что не стану этого делать, — выдавил из себя Мидория. — Ищи другого дурака!

Изуку резкими шагами направился к выходу, но Даби ещё не закончил свою речь. Грубо со стороны Мидории покидать их милую компанию. Он схватил его за плечо, крепко сжав свою ладонь. Мидория поморщился от боли. Даби потянул Изуку на себя и прошипел над ухом:

— А я тебя и не спрашивал, Мидория, — по телу пробежали мурашки. — Ты либо смиришься со своим убогим положением местной подстилки, либо твоя мамочка получит в подарок видеозапись с сыночком в главной роли. Интересно, выдержит ли её хрупкое сердце такой удар? — задумчиво произнёс Даби, выпустив Мидорию из рук. — Запомни, правила диктую здесь я. А теперь можешь идти, я сообщу тебе дату съёмок.

Даби прошёл мимо Изуку, возвратившись за стол, и все остальные последовали его примеру. Атмосфера снова вернулась в привычное русло, и разговоры со стуком бутылок и банок заполнили помещение. Мидория весь дрожал, ощущая, как теряет точку опоры. Перед глазами стояло доброе лицо матери, в голове звучал тёплый голос: «Изуку…» Картинка искажалась, он видел, как меняется взгляд с каждым новым кадром, на котором Мидория, её единственный ребёнок, её гордость, жалко стонет под мужчиной. Даби знает, куда бить. Она не выдержит, а даже если и выдержит, то, скорее, наложит на себя руки, чем будет жить с таким грузом на сердце. Ему не предоставили выбора, просто поставили перед фактом. Мидория ненавидел свою природу, Мидория навсегда стал её заложником.

Chapter Text

«I'm coming up on infra-red,
Forget your running, I will find you».
Placebo — Infra-red.

«Я включаю инфракрасный свет,
Забудь о бегстве, я все равно найду тебя».

Бежать некуда. Когда-то суицид казался выходом из самых трудных ситуаций, а теперь это только усугубит всё. Изуку смотрел куда-то вдаль сквозь забрызганное каплями дождя окно. Они стекали вниз, оставляя на нём разводы, как и на душе у Изуку. Но если окно можно легко протереть тряпочкой со стеклоочистителем, то с душой не справится даже самое действенное средство. И проблема не только в том, что ему придётся лечь под того, кто ему безразличен, а в том, что Мидории для этого нужно будет поступиться собственными принципами. У людей его ориентации не бывает иначе, они редко находят своё счастье, они не могут свободно дышать, без страха, что за углом их встретит какой-нибудь ошалевший гомофоб и убьёт их просто за то, что они отличаются от обычных людей. И вроде здесь, в столице, стало чуточку легче, но он рано принял это улучшение за благосклонность тяжкой судьбы.

Перспективы, мягко говоря, не очень. Все выходные Мидория провёл наедине с самим собой. Он много думал, пытался отыскать пути отступления, хотел попросить помощи у друзей, но в голове снова всплывали слова Тодороки: «Думаешь, они останутся рядом, когда обо всём узнают?» И сомнение поглощало Изуку. Он не знал, поймут ли его друзья. Можно объяснить, что выбрать было не из чего. Требовалась крупная сумма на операцию матери, теперь же нужны деньги на дорогостоящие сердечные лекарства. Это красивое оправдание, но кто-то скажет, что есть уйма других вариантов, кроме как становиться порноактёром. Сильные бы придумали, как справиться, а Изуку слаб. Он выбрал самый лёгкий способ и проиграл. Искать виноватых не имеет смысла, просить чьей-то помощи тоже. За ошибки каждый расплачивается самостоятельно.

Рядом кто-то подсел, что сбило Изуку с мыслей, и он обернулся к сегодняшнему соседу. Мидория учился на педагогическом факультете. Начиналась лекция по психологии, на которую Изуку пришел на целый час раньше. Это был не кто иной, как Тодороки Шото. Мидория вздрогнул. Он сторонился юноши, скорее, инстинктивно, чем осознанно. Каждый раз, когда тот находился близко к Изуку, казалось, что что-то должно произойти. Изуку видел Тодороки во всех ипостасях, и университетская версия была ненавистна ему больше всего. Она была лживой. Раскрывался Тодороки только перед камерой.

— Мидория, не пугайся, — сухо произнёс он, — это всего лишь я.

— Что ты здесь делаешь? — грубо отозвался Изуку, всё же отсев подальше от него.

— Лекция, вообще-то, — с укором ответил Тодороки.

Повисло неловкое молчание, которое разбивалось только разговорами студентов, постепенно заполнявших аудиторию. Никто не обращал внимания на юношей, расположившихся на самом верху лекционного зала. Каждый был занят своим делом. Мидория напрягся. Он привык к Тодороки, тот был воспитанным юношей, никогда не причинял Изуку боли, действовал аккуратно, хотя в последнее время чувствовалось какое-то изменение. Особенно в последний раз. Может, он надоумил Даби пересмотреть их договор. Мысли об этом не покидали Мидорию.

— Извини, — неожиданно сказал Тодороки, — я знаю, ты хотел, чтобы всё было по-прежнему. Но мой брат… — Он замолчал на мгновение, а затем продолжил: — Я не хочу, чтобы он принуждал тебя к чему-либо. Тойя своенравен. Я виноват в том, что познакомил вас.

— И всё? — хмыкнул Изуку. — Просто виноват? Твои извинения меня не утешили, Тодороки-кун.

— Знаю, просто хочу, чтобы ты доверился мне, — ответил Шото. — Я буду осторожен, всё будет так, как ты захочешь. У меня нет опыта в… — Он запнулся. — Я никогда не…

— Не трахал парня? — выпалил Изуку. Все эти паузы и обрывистые фразы раздражали его. — О, поздравляю, ты сорвал куш. Передо мной-то можешь не притворяться, тебе плевать на меня и мои чувства. Всем вам!

Мидория вскочил с места, а, обернувшись, увидел Бакуго Кацуки, что стоял прямо перед ними, но на один ряд ниже, и недоумевающе смотрел на разозлившегося Деку. Бакуго не слышал их разговора. Только последние слова о чувствах и притворстве. Это что, его парень? Кацуки отогнал подобные мысли. Не его дело, с кем и чем занимается Мидория.

Изуку стало стыдно. Бакуго может сделать неправильный вывод, подслушав чужой разговор. Хотя любой, даже самый ужасный вывод в этой ситуации будет правильным. Мидория опустил взгляд, чтобы скрыть смущение. А Бакуго поднялся наверх, чтобы поздороваться. На самом деле хотелось узнать, что же произошло между Мидорией и этим странным парнем.

— Бакуго-кун? — Изуку наигранно удивился, тихонько хихикнув.

Он ловил на себе недоверчивый взгляд блондина и искренне надеялся, что тот не спросит его, не случилось ли чего, как обычно происходит в сериалах и кино. Пусть это будет жест приличия, но Изуку не хочется искать лживые оправдания по типу: «Всё в порядке, тебе показалось». Бакуго же не хотел навязывать свою заботу, вдруг Мидория воспримет его внимание иначе. Он же нетрадиционной ориентации. Кацуки поморщился. Постоянно напоминать себе об этом порядком надоело.

— Ага, — пробурчал Бакуго, спрятав руки в карманах.

— У тебя тоже лекция по психологии? — улыбнулся Мидория. — Присоединяйся. Садись с нами, познакомься, это Тодороки-кун, Тодороки Шото.

Бакуго внимательно разглядывал незнакомца, представленного как Тодороки, и чувствовал, как от него веет опасностью. Да, чутьё Бакуго никогда не подводило. И вот теперь оно в очередной раз сработало на этом подозрительном типе, недружелюбно общающимся с Мидорией. Но тот упорно делает вид, что всё в порядке. С детства ничего не меняется, как ни парадоксально. У Бакуго не было причин выказывать свою заинтересованность, поэтому он просто молчал. Тодороки же протянул ему руку и без улыбки ответил:

— Рад знакомству! — радости на лице не было.

— Да, очень, — открыто съязвил Бакуго, оставив незнакомца без рукопожатия, а затем обратился к Мидории: — Не высоковато забрался? Внизу вид получше.

Сердце Изуку ухнуло вниз. Неужели Бакуго понял, что Мидории неприятна компания Тодороки? Осознание этого теплом разлилось в душе. Он и вида не подал, что хочет помочь, но сделал это. Подобный жест весьма не присущ тому Каччану, которого помнит Изуку. Мальчик любил выделяться из толпы, хотел быть лучшим и был таковым. Он не скупился на грубости, всегда побеждал силой, не признавал слабость. И от других он требовал того же, поэтому часто Изуку становился жертвой его нападок, но Мидория вспоминал о детстве с улыбкой. Эти моменты были намного лучше тех, что пришлось пережить после. Теперь же Бакуго изменился. Конечно, прошло больше десяти лет. И такое изменение по душе Мидории.

— Конечно, — кивнул Изуку, обойдя Тодороки. — Извини... — Прошептал он, задев сокурсника плечом.

Тот едва коснулся юноши, и тело словно электрическим током ударило. Его прикосновение говорит о многом. О том, что побег не имеет смысла. Даже если Мидория уйдет сейчас, стоит Даби позвонить и позвать его, отказаться он уже не сможет. Изуку читает намёк Тодороки в еле ощутимом прикосновении. Он поджал губы, сдержав слёзы. Нельзя показывать слабость при Бакуго. Поэтому Мидория улыбается, лживо, фальшиво. И Кацуки видит эту фальшь, но молчит, пропуская Изуку вперед. Он ещё раз посмотрел на Тодороки, взгляд которого ни капли не поменялся — всё та же надменность, словно он победил, несмотря на то, что Бакуго вмешался в их беседу. Кацуки нахмурился и резко отвернулся.

— На каком факультете ты учишься? — спросил Мидория, когда они сели на новые места.

— На техническом, — ответил Бакуго.

— У вас и лекции по психологии бывают? — удивился юноша.

— Ага, заставляют порой, предмет-то обязательный.

Бакуго говорил с неохотой. Ему хотелось затронуть тему этого Тодороки, но причины для подобного вопроса он не мог найти. Но когда это останавливало Бакуго? Он посмотрел на Мидорию, слегка прищурившись, отчего тот тяжело сглотнул в ожидании того, что же скажет его сосед, друг детства, а ныне — просто знакомый. И его снова удивили глупым и прямолинейным вопросом:

— Он твой парень? — Бакуго слегка откинул голову назад, чтобы как-то указать на сидящего сзади Тодороки, но не быть замеченным.

— Чего? — Мидория хлопал глазами, с минуту пытаясь обработать поступившую информацию, а затем рассмеялся в голос. Опять Бакуго поражает Изуку своей честностью. От смеха он упал на стол, тихонько ударив по его поверхности ладонью. — Боже, Каччан, это слишком, правда, слишком!

— Каччан? — Бакуго вскинул брови.

— Ой, — Мидория забегал взглядом по аудитории, прикрыв рот ладонью.

— Значит, ты всё-таки узнал меня, Деку, — процедил сквозь зубы Бакуго.

— Как и ты меня, — хмыкнул Мидория. — Давненько я не слышал это прозвище. Скучал даже. Прости, что не сказал сразу, держал интригу. Ты тоже хорош, только глядел на меня и молчал. — Изуку хлопнул Бакуго по плечу, чего в детстве вряд ли смог бы себе позволить.

Бакуго повёл плечом, явно показав, что столь фамильярное отношение ему не по вкусу. Наверное, тот факт, что Мидория — гей, не даёт Бакуго быть максимально расслабленным в его компании. Изуку догадывается, в чём дело. Чего-то такого и стоило ожидать. Даже его друг Сэро ведёт себя рядом с Мидорией немного скованно. Можно утверждать, что тебе плевать, что ты принимаешь человека любым, но чисто на подсознательном уровне стереотипы и общепризнанные устои помешают тебе раскрыться. Это незримая стена, которая всегда будет стоять между Мидорией и остальными людьми. Другие не увидят, а вот для самого Изуку она весьма ощутима.

— Прости, — извинился он. — Ты не подумай, я не клеюсь к тебе, или что-то типа того. Мы много лет не виделись, хотелось бы наверстать упущенное. Но если тебе и правда противно находиться рядом со мной…

— А, блядь, заткнись уже, — выдохнул Бакуго, перебив юношу, и прислонился к спинке скамьи. — Заебал ныть. Я же сказал, что мне похуй, гей ты или кто-то ещё! Не поднимай одну и ту же тему сто раз. Как был тупым Деку, так и остался.

— Извини, Каччан, — в очередной раз сказал Мидория. — Кстати, это не мой парень. Просто знакомый, просто…

Просто знакомый. Как бы Мидории хотелось, чтобы его слова не были ложью. Как бы Мидории хотелось, чтобы ему не пришлось идти по первому зову Даби в ту пропахшую бухлом и сигаретами квартиру. Как бы Мидории хотелось, чтобы кровать, на которой он сейчас лежит, загорелась синим пламенем, сжигая и его, и Тодороки, что отчаянно прижимается к чужому телу. Он ведёт себя иначе, это чувствуется в хаотичных движениях. Тодороки доволен. Раньше Мидории казалось, что они с Шото похожи. Оба заставляют себя заниматься этим. Мидория — раб сложившейся в его жизни ситуации, а Тодороки — раб своего властного старшего брата. Но Изуку что-то неправильно понял. Только он здесь пешка, подчиняющаяся глупым игрокам. Тодороки — игрок. Даби — судья. И приговор вынесен: Мидории осталось подчиниться. Он шумно выдыхает, желая расслабиться под массивным телом Тодороки. Это сложно, учитывая то, с каким напором его вдавливают в кровать. Мидория хватает Шото за плечи, слегка отталкивая от себя. Он видит коварный взгляд Даби, что внимательно смотрит на них из-за камеры. Свет от ламп бьёт прямо в глаза, и Изуку отворачивается, но, скорее, не потому, что слишком ярко, а чтобы не видеть ухмыляющегося Даби.

Тодороки нежно касается шеи, а Мидорию пробирает до косточек. Тодороки целует ниже, в ключицу, слегка оттягивая вниз ворот футболки (одежда ещё не была снята), а Мидория закрывает глаза, чтобы абстрагироваться от происходящего. Тодороки ведёт ладонью под одеждой, сжимает бока, обхватывает за спину и что-то неразборчиво шепчет на ухо, а Мидория мечтает, чтобы это побыстрее закончилось, но процесс только-только начался. Он медленно стягивает с него футболку, обнажая торс, скользит пальцами по рельефным мышцам вдоль пресса, наклоняется и целует. Мидория выгибается, подаваясь навстречу ласкам, и тихо стонет. Необходимо играть, необходимо выжать из себя всё, иначе главный режиссер не ограничится одним дублем, заставит повторить, а Изуку не сможет выдержать этого дважды.

Сегодня им предстоит что-то новое. И Мидория тянет время, уделяя всё прелюдиям. Разрешает Тодороки трогать его везде, хотя обычно он мог целовать лишь губы, шею и трогать член. Изуку хотелось хоть что-то оставить для человека, которого он действительно полюбит. А теперь это потеряло смысл. Его всё равно возьмут целиком и полностью, так пусть подавятся и сдохнут от удовольствия. Он проводит рукой по светлой стороне волос Тодороки, юноша поднимает голову и смотрит в бездонные зелёные глаза. Изуку улыбается и тянется к нему, осторожно целуя в губы. На лице Шото искреннее удивление, но он ведётся на открытую провокацию Мидории, углубляя поцелуй. Языки переплетаются, стоны становятся громче, а вожделение накрывает с головой. Тодороки резко притягивает Изуку за бедра, ударяясь о его пах. Пальцы ловко освобождают джинсы от ремня, и Мидория помогает с этим Шото.

Камера пишет каждую секунду данного действа. Она запечатлеет любое движение. Она запомнит слова, перешептывания, науськивания, взгляды, вздохи, крики. Она нарисует всё в ярких красках, преобразит отвращение Мидории во всепоглощающую любовь. Она покажет зрителю похоть, страсть. Это главная цель, а актёры — всего лишь средства для её достижения.

Когда одежда падает на пол, сердце Изуку начинает бешено стучать, ведь то, чего он так боялся, не удалось избежать. Рука Тодороки ложится на ягодицу, сжимает её. Эрегированный член трётся о бедро Мидории. Изуку дрожит, глядя на орган внушительных размеров. Это и правда случится? Он сделает это? Не послушает просьбы и мольбы Мидории прекратить всё. Не посмотрит на боль и слёзы другого человека, удовлетворив только себя. Да, так и будет. Это ясно по затуманенному взгляду Тодороки, который ни перед чем не остановится.

— Доверься мне, Мидория, — шепчет Тодороки.

По ягодицам стекает вязкая жидкость, отчего Изуку весь съёживается, напрягается, чувствуя приближение ужаса. Смазка скользит по ладоням Шото, его пальцы надавливают на промежность, заставляя колечко мышц сжаться ещё сильнее. Мидория тяжело дышит, а Тодороки продолжает шептать, чтобы он расслабился. Хочется закричать: «Да как ты это себе представляешь, тупой ублюдок?!» Но ему остаётся терпеть, скрывая душевную боль за стонами удовольствия и фальшивой гримасой вожделения. Благодаря обилию смазки палец легко проникает внутрь, и Мидория сильнее выгибается, чуть слышно вскрикивая. Это больно. Несмотря на всевозможные примочки для смягчения, это больно. А может, всё дело в напряжении, в нежелании отдаваться, в Тодороки, который абсолютно безразличен Мидории. Может, Изуку просто не готов к этому. Складывается впечатление, будто люди думают: если ты гей, то готов отдать свою задницу кому угодно. Берите, не жалко, трахайте, как вы того пожелаете! Но это так не работает.

Увы, Тодороки плевать. Он медленно двигает пальцем, растягивая узкое отверстие. Кажется, этому учат сайты, которые юноша упорно изучал в течение недели. Но он чувствует, что Мидории неприятно, его вздохи — фальшивка. Он хочет, чтобы время замерло. Второй палец приносит ещё новой боли, протяжный стон срывается на крик. Дыхание сбивается, Изуку ловит губами воздух, но Тодороки не позволяет этого сделать. Ладонь ложится на обнаженную шею, ограничивая доступ кислорода. Мидория задыхается, извивается, но каждое его движение сопровождается жжением в промежности.

— П-прошу… — выдыхает Изуку, надеясь хоть как-то вразумить партнёра.

Внизу становится легче, когда Тодороки вынимает пальцы, но звук раскрывшейся упаковки презерватива возвращает Мидорию в реальность. Шото открывает её зубами, как в самых лучших порнофильмах. У него неплохо получается. Вероятно, зрители от одного этого движения возбудятся и начнут пускать слюни на его дружка. Член у Тодороки и правда красив. С этим Изуку не поспорит. Что скрывать, сам Мидория пересмотрел много порнофильмов, когда нужна была разрядка. И Тодороки может похвастаться тем, что у него между ног: и длина, и толщина, и выразительность. Каждая вена, каждая мышца уникальны — словно выкованы лучшим кузнецом, словно высечены лучшим скульптором. Мидории нравится вид, но владелец ему противен. Натуралам легче. А когда ты парень-гей, к тому же пассив, сложно найти человека, готового с тобой переспать, да и самому настроиться на это не просто. Даби разом решил все его проблемы. Перед ним Аполлон, бог, произведение искусства, а Изуку думает о том, как бы сбежать отсюда.

Тодороки медленно надевает презерватив и упирается головкой меж ягодиц, смазка снова стекает по светлой коже, а Мидория весь трясётся, предвкушая самый ужасный первый секс в своей жизни. Он жалок. Он переступил черту, теперь он — ничто, пустое место, подстилка, шлюха, отвратительный пидор. Тодороки плавно подаётся вперёд, и Мидория закусывает губу от боли. У Шото не получается войти сразу, и он пробует снова, и снова, пока Изуку шипит, стонет, плачет, кричит. Эти звуки не останавливают Тодороки, а возбуждают ещё сильнее. Он и не знал, насколько извращена его душа.

Даби улыбается. Даби добился своего. Это лучший ракурс, камера приближается, ловит поступательные движения Тодороки, записывает стоны Мидории. «Это видео срубит кучу бабла», — пробегает в его мыслях. «Когда же это закончится?» — думает Изуку. Тело скованно чужими руками, Тодороки крепко удерживает его за бёдра, ведь Мидория рефлекторно пытается избежать боли, но юноша наполняет его этой болью изнутри, и ему нравится, как Изуку плачет, как шепчет: «Остановись, прошу, Тодороки…» В голове пусто, инстинкты взяли верх, человек превратился в животное. Этого хотели зрители? — настоящего зрелища. Получите! Подавитесь! Берите всё! Разорвите Мидорию на кусочки! Вы же так любите наблюдать за чужими страданиями!

Изуку уже ничего не чувствует, все рецепторы отключились. Тело потеряло опору, лишилось позвоночника и костей. Оно ватное. Наверное, люди с частичным или полным параличом чувствуют себя примерно так же. Руки на месте, но Изуку не может пошевелить ими, чтобы ударить Тодороки, оттолкнуть от себя, схватить за горло и душить, как делал это он. Ноги тоже на месте, но Изуку не в состоянии сдвинуться с места, пока его жёстко имеют, трахают, как безвольную сучку. «Я же сказал, что мне похуй, гей ты или кто-то ещё!» — и почему именно сейчас в голове всплыли эти слова Каччана. Почему именно в эти секунды он думает о человеке, который стал бы презирать Мидорию ещё больше, узнай он о его «милой» подработке? И правильно.

Тодороки забыл о привычной нежности. Его движения стали резче, он то ускорялся, то замедлялся, наслаждаясь тем, как Мидория сжимает его внутри. Он не думал о чужой боли, ведь ему было хорошо. Все их прошлые съёмки — просто детский лепет, шутка, действительно игра. Теперь всё будет иначе. Разум рисовал всё новые картинки. Тодороки представлял различные позы, места, вариации. Ему хотелось поделиться всем, что у него есть, с Мидорией. Не важно, как тот воспримет безумные идеи партнёра. Если Даби скажет — да, то сопротивляться Мидория не станет. Власть опьяняет, секс с тем, кто не может отказать, дарит Тодороки эту власть. Он наклоняется к Изуку, трётся щекой о его грудь, сильнее прижимается к нему, прислушиваясь к бешеному стуку сердца, к тяжёлым вздохам, и кончает в унисон с ними. Тодороки целует Мидорию в щёку, слизывая его солёные слёзы.

— Как же хорошо… Мидория… — выдыхает Шото.

Мидория молчит, пытаясь восстановить сбитое дыхание. Свет гаснет, и режиссёр объявляет излюбленное: «Стоп! Снято!» Тодороки встаёт с Мидории и переворачивается на спину, падая рядом. Ему тоже тяжело дышать. Изуку скручивается в калачик, его знобит, а дрожь не унимается. Шото проводит рукой по его обнажённой спине, а Мидорию словно огнём опаляет. Он отстраняется, слёзы до сих пор текут, как бы ни старался Изуку перестать плакать. Тодороки поднимается с кровати, та девушка в школьной форме протягивает ему полотенце и бутылку воды. Он принимает их и утирает пот с лица.

— Спасибо, Тога, — говорит он ей.

— Отлично сработано, ребятки, — раздаётся голос Даби. — Не ной там, Мидория. Ты хорошо постарался. Будь уверен, что получишь больше денег, чем раньше. И на лекарства хватит, и самому шиковать. Ну же, посмотри на своего благодетеля.

— Пошёл ты! — рычит Изуку и берёт в руки полотенце, протянутое Тогой.

— Зря ты так, — Даби подходит ближе, хватая раздетого Мидорию за подбородок. — Я же и обидеться могу.

Сидеть жутко больно, и Мидория слегка приподнимается на коленях, всё тело ломит, спина зудит, а ногти Даби практически впиваются в кожу, оставляя на ней следы. Изуку шипит от неприятного ощущения, но Даби только улыбается, как это делает победитель, стоя на пьедестале с золотой медалью на груди. Проигравшим остаётся кусать локти. И Мидория как раз из таких. Тодороки, сидящий рядом, отводит взгляд. Конечно, он не заступится. Обесчестил Мидорию — и снова не при делах. Удобная позиция забитого младшего брата. Да у кого здесь больше психологических проблем?! Изуку не уверен, что и в этом хоть кого-то одолеет.

— Мидория, моё терпение имеет предел, — Даби произносит эти слова с леденящим спокойствием, а в глазах вспыхивают язычки голубого пламени. — В следующий раз попробуем что-нибудь новенькое.

— Ч-что? Я не… — заикается Мидория.

— Что ты не? Вон Шигараки без дела сидит, — он бросает взгляд на юношу, находящегося у камеры. — Всегда мечтал поснимать гейскую групповуху. Интересно, есть ли на неё спрос?!

— Урод! — бурчит Изуку и тут же получает удар по лицу, падая на кровать.

— Тойя! — возмущённо вскрикивает Тодороки.

— Знаю, — он отряхивает ладонь, челюсть у Мидории крепкая, — нельзя портить актёру личико. Ничего, до следующей съёмки заживёт.

Да, ссадина быстро заживёт, но то, что на его сердце — никогда…

Chapter Text

«Breaking in to my skin, feel the burning again.
I can't escape it.
It's time to rise up from the shadows»
The Afters — Shadows.

«Врезаясь в мою кожу, почувствуй вновь пожар.
Не избежать мне этого.
Настало время выйти из тени».

— Алло, мам, как твои дела? Я перевёл тебе деньги на счёт, ты получила? Хорошо, я рад. Нет, всё в порядке. Я не плачу, ты чего? Простыл немного. О боже, мам, на дворе месяц май, какая тёплая одежда? Не преувеличивай. Ха-ха. Ладно, я куплю что-нибудь от простуды, обещаю. Да не вру я. Честно куплю. Даже фото тебе вышлю, сделаю селфи с набором лекарств. Мама, я не издеваюсь. И не мои это дурацкие шуточки. Хватит бурчать, тебе нельзя нервничать. Ха-ха, ну прости, у тебя глупый сын. Нет, мам, меня никто не обижает, как тебе это вообще в голову пришло? Интуиция? Мам, ты что, веришь в такие глупости? Тебе нужно меньше слушать своих соседок. Ах, кстати, забыл сказать, я встретил Каччана. Помнишь Каччана? Когда мы ещё с папой жили. Да, его маму зовут Мицуки-сан. Да, вы дружили. Помнишь? Ага, случайно встретились. Вырос, конечно, мам, почти 15 лет прошло. Передам обязательно. Да, и про Мицуки-сан узнаю.

Мидория сидел на подоконнике в своей съёмной квартире и рисовал на стекле причудливые узоры. Из-за дождя и внезапно упавшей температуры, нехарактерной для мая, окно запотело, поэтому эти закорючки хорошо выделялись. Он позвонил матери сразу после того, как Даби заплатил ему за последнюю съёмку. Денег и правда было много, поэтому половину он отправил матери, а половину оставил на следующий месяц, чтобы у Инко-сан не возникло вопросов. Она дивилась даже небольших сумм и считала, что студент не может зарабатывать так много. Но Изуку умело убеждал её, что в столице другие цены и другие зарплаты. За окном уже стемнело, и Мидория видел своё отражение среди разрисованных линий. Ссадина на подбородке посинела, а царапины от ногтей Даби покрылись бордовой корочкой. Надо бы придумать версию, с помощью которой он будет отвечать на вопросы друзей о синеве на подбородке. Неудачно упал лицом? Изуку усмехнулся, и мама спросила, что же рассмешило сына. Он так увлёкся, что и забыл о разговоре. Женщина что-то рассказывала о соседке, у которой есть милая дочурка. Мидория понял, на что намекает мама, но сделал вид, что абсолютно безразличен к её намёкам.

Вдруг раздался звонок в дверь. Изуку обернулся, с недоумением посмотрев в сторону прихожей. Он никого не ждал так поздно. Даби со своей компанией его адреса не знали, хотя узнать им ничего не стоило. Но обычно тот звонит или пишет, если что-то хочет. Тех, с кем Мидория общался, он не считал близкими друзьями. Он с трудом слез с подоконника: промежность всё ещё саднила, мышцы болели. Но Изуку пересилил себя и направился к двери.

— Мам, ко мне кто-то пришёл, я тебе потом перезвоню. Целую, пока.

Мидория положил телефон на стол и вышел в прихожую. Он резко открыл дверь, не спросив кто там. В доме, где он жил, работал консьерж, поэтому Мидория был уверен, что строгая женщина Чиё-сан не пропустит чужаков. На пороге стояли Ашидо с Ураракой, ребята из компании Бакуго и сам Бакуго, также Киришима с его другом Каминари, знакомый Мидории Сэро-кун и пару девушек, которых Изуку не знал. Они громко смеялись и с таким же задором поприветствовали хозяина квартиры, ввалившись внутрь без приглашения. Пьяные и счастливые, они даже не заметили опухших глаз Мидории, тёмных кругов под ними, безжизненного взгляда и ссадин на лице. Им просто нужно было место для тусовки, а друг, живущий один, в такие моменты приходится весьма кстати.

Только Бакуго заметил. Его вообще притащили сюда насильно. Он спокойно сидел и готовился к экзамену, но Киришиме неожиданно позвонила Ашидо и предложила устроить вечеринку. Девушка другу Кацуки нравилась, он хотел соблазнить её, но наедине тушевался и пасовал. Поэтому так просил поддержки Бакуго. Видимо, хозяин не особо ждал гостей, и Бакуго даже стало не по себе. Негоже мешать человеку. Он сухо кивнул Мидории, и тот слабо улыбнулся на приветствие старого друга. Всего минуту назад он обсуждал его с мамой, а теперь Каччан стоял перед ним в клетчатой чёрно-серой рубашке и тёмных брюках. Изуку посмотрел на свою одежду и понял, что выглядит неухоженным. Он не был готов к встрече, и все эти дни ходил в самых простых домашних вещах. Мидория извинился за это и попросил ребят, чтобы они чувствовали себя как дома, пока юноша переодевается. Он вышел из комнаты в белой рубашке с засученными рукавами и чёрных брюках и увидел Бакуго, прислонившегося к стене в коридоре. Услышав шаги, он поднял взгляд и отошёл от стены.

— Что-то случилось? — спросил он прямо в лоб.

Бакуго вообще не собирался ничего спрашивать. Но снова какие-то силы тянули его к прошлому, заставляли вмешиваться. Зачем? У них ничего общего. Они разные. И в детстве было так же. Деку хвостиком бегал за новым другом, а Бакуго просто нравилось ощущение превосходства над другими, более слабыми детьми. Повзрослев, Кацуки смешался с серой массой. Он ничем не выделялся из прочих, был, так сказать, обычным. Да, силён, умён, успешен. Но таких, как он, десятки, тысячи в огромном мегаполисе. Может, поэтому его манит человек из прошлого, где Бакуго ещё был единственным в своём роде, уникальным? Наверное, тяга эта объясняется на подсознательном уровне.

— О чём ты, Каччан? — наигранно удивился Мидория и машинально коснулся ссадины на подбородке. А он так надеялся избежать разговора о случившемся. — Ах, это… Неудачно упал лицом.

Изуку выпалил самую неправдоподобную версию, придуманную второпях, и тут же об этом пожалел.

— Я не спрашиваю про царапины, мне похуй, с кем ты устроил кошачьи бои, — хмыкнул Бакуго, явно не поверив идиотскому оправданию. — Я про глаза. Ты тут двое суток рыдал, что ли?

Мидория вздрогнул. Неужели всё так плохо? Он умылся, нанёс немного тонального крема, который однажды у него забыла Ашидо, но Бакуго всё равно заметил припухлости и тёмные круги. Визажист из Изуку хреновый. Надо срочно сменить тему. А слезливость спишет на простуду. Но о чём можно поговорить с Бакуго? Когда они начинают разговор, кажется, словно оба заставляют себя это делать, чувствуется напряжение и искреннее желание поскорее отвязаться. Нить их беседы держится только на приличии, с которым люди обычно обращаются к старым знакомым. Одного приветствия недостаточно, и они через силу задают ещё несколько простых вопросов, чтобы не прослыть невоспитанными грубиянами.

— Точно, Каччан, как поживает твоя мама? Я недавно разговаривал со своей, она очень хочет с ней созвониться, может, дашь её номер, если не против? — затараторил Изуку, отыскав нейтральную тему. Он опустил голову, почесав затылок. — У мамы проблемы со здоровьем, поэтому, думаю, ей пойдёт на пользу общение с Мицуки-сан.

— Ладно, — вздохнул Бакуго. — Можешь не говорить, задрот чёртов. Мне-то какая разница? И нахуя я тут распинаюсь, — последнюю фразу он пробурчал под нос, но Мидория услышал её.

Бакуго тоже не ответил на вопрос Мидории и направился в зал, где шумная компания во главе с Ашидо и Киришимой что-то громко обсуждала, заполняя помещение искренним смехом. Изуку закусил губу. Мидория не мог рассказать Бакуго, что именно произошло, но почему-то стало паршиво от того, как он увильнул от вопроса. Это чувство преследует Мидорию всё время работы на Даби. Таким не похвастаешься. Жаловаться некому. И он держит всё в себе, сгнивая изнутри. Нельзя всю жизнь молчать, молчание съест тебя. От Изуку осталась только половина, отчаяние практически поглотило его грязную, испачканную душу.

— Просто, — сорвалось с губ, — есть кое-какие проблемы. Но уже всё разрешилось. Спасибо. Эмоции нахлынули, бывает.

— Да похер, — Бакуго пожал плечами, повернувшись спиной к Мидории. — Оставь мне свою почту, скину мамин номер потом, — добавил он и вышел из коридора.

Ашидо уже спокойно сидела на коленях Киришимы, обнимая его за плечи, чтобы не упасть. В свободной руке у неё находилась банка пива. Она хохотала, постоянно заваливаясь назад, а Киришима подхватывал её за талию. Мидория видел похотливый взгляд юноши, понимая, что, если Ашидо останется с ним наедине, эти двое переспят. Пьяная девушка и пьяный парень — адская смесь. Стоит ли ему вмешаться и оставить подругу ночевать у себя, или позволить ей самой решать, с кем проводить ночь? — об этом думал Изуку, когда к нему подсела Урарака, тоже изрядно подвыпившая. Она что-то прошептала ему на ухо, но Мидория не разобрал её слов и кивнул отчасти рефлекторно. Глазки Очако загорелись, она встала с места, схватив Изуку за руку, и потянула за собой. Мидория тяжело сглотнул, ведь даже не знал, на что подписался. Но отказывать он не привык, поэтому покорно проследовал за Ураракой куда-то вглубь коридора.

— Кажется, кому-то повезло, — хихикнул светловолосый парень, Каминари Денки. Он был другом Бакуго и Киришимы, они снимали квартиру втроём.

Кацуки чуть слышно усмехнулся, а Ашидо отвела взгляд, пожав плечами. Кому-то повезло, но уж точно не Мидории. Урарака затащила его в свободную комнату и сразу же начала раздеваться. Вероятно, все её прошлые методы по соблазнению юноши не дали никаких результатов, и она решила действовать иначе. Да, напору этой красавицы позавидует любая девушка. Только вот Мидория хотел, чтобы Урарака продолжала просто делать недвусмысленные намёки, никак не продвигаясь вперёд в их недоотношениях, придуманных самой Очако. Если он её оттолкнёт, то что скажет Урарака? Она красивая, милая, фигурная. Мидория видит это, она стоит перед ним в одном нижнем белье. Можно насладиться эстетически, но девушка совершенно не возбуждает его. Не из-за того, что с ней что-то не так, а потому, что Мидория невосприимчив к женским чарам. Сердце стучит от страха, а не от чувств.

 — Эм, Урарака-сан, ты пьяна, может… — Изуку заикается, держась на расстоянии.

Но она подходит ближе, касается ворота его рубашки и тянется к пуговицам, чтобы раздеть уже свою жертву. На самом деле Очако невинна. Просто влюбилась в парня, просто слишком много выпила. Алкоголь снимает все запреты. В глубине души Урарака давно мечтала встать на дорожку распутства. Поэтому и сдружилась с раскрепощённой Ашидо Миной, чтобы встретить какого-нибудь плохиша в её компании. Но девственный взгляд всё равно упал на милого юношу — Мидорию Изуку. Он точно не вписывался в образ плохиша, но, кто знает, может, и ему иногда хочется поддаться зову внутренних демонов.

— Да, я пьяна, — шепчет Урарака, кусая Мидорию за ушко. — Ну и что?

Её ладони ложатся на обнажённую грудь, и по телу Изуку бегут мурашки. Они не извещают об удовольствии, только усиливают страх. Как оттолкнуть? Что сказать? Мысли запутались. Если честно признаться, то, может, это отрезвит Урараку? Она резко толкает его на кровать, Мидория не может удержать равновесие и валится на постель, а Очако быстренько забирается сверху, целуя юношу то в шею, то в ключицу. Её прикосновения сравнимы с прикосновениями Тодороки — тоже не приносят ничего, кроме отвращения. Они неумелы, хаотичны, Урарака сама немного дрожит, наверное, делает это впервые, но не останавливается, желая подарить любимому всё своё тепло. Мидория чувствует, но ответить взаимностью не может. Ему больно. Почему он гей? Разве нельзя было родиться нормальным?

— Урарака-сан, постой, — он отталкивает её, сжимая обнажённые плечи девушки, — я д-должен тебе кое-что с-сказать.

— Что не так, Изуку? — Урарака краснеет, называя его по имени. Кажется, это отняло у неё больше смелости, чем всё остальное.

— Эм, я… ну знаешь… я, — взгляд Изуку мечется по потолку, избегая встречи с опьянёнными недоумевающими глазами Урараки.

Закончить фразу ему не дали. Дверь отворилась, и на пороге появился Бакуго Кацуки, довольно ухмыльнувшись. Урарака ахнула, прикрыв грудь руками и прижавшись к спинке кровати. Мидория накинул на неё свою рубашку, сам оставшись раздетым. Бакуго обвёл взглядом комнату, тонкую талию Урараки, обнажённый торс Изуку. Мидория съёжился, опустив голову. По спине пробежал холодок, хотя атмосфера накалилась до предела.

— Б-бакуго! — возмущённо воскликнула Урарака, сминая белую рубашку. Появление юноши возымело отрезвляющий эффект. — Что ты тут делаешь?!

— А это разве не туалет? — в голосе читался сарказм. — Простите, в чужом доме так легко заблудиться.

— Ты, что идиот? — буркнула она.

— А что ты тут делаешь, Урарака? Неужели на Деку запала? — усмехнулся Кацуки. — Вот так новость! Хэй, придурок! — он позвал Изуку. — Чего сидишь? Свали отсюда!

— Ах! — Мидория замешкался и вскочил с кровати.

Руки дрожали. Он схватил первую попавшуюся ветровку, что лежала на стуле у шкафа, судорожно натянув её на себя. Мидория никак не мог попасть в отверстие для рукава, чертыхаясь про себя. Бакуго уже закипал, желая ударить этого наивного дурака. Урарака смотрела на всё это сквозь затуманенное сознание и не понимала, как вообще так получилось. Наконец, Изуку смог надеть верхнюю одежду. Он поднял взгляд на Бакуго, одними губами произнёс «спасибо» и быстро скрылся за дверью. Бакуго тяжело вздохнул. И зачем он вообще помогает этому идиоту? Он наклонился вниз, взяв в руки платье Урараки, что бесхозно валялось на полу, и бросил его в сторону девушки.

— Оденься, обольстительница хренова! — хмыкнул он.

— З-зачем ты это сделал? — недовольно пробурчала Очако.

— Твою психику берегу, дура, — Бакуго щурился, наблюдая, как Урарака надевает платье. И как у Деку не встал на такую красотку? Даже Кацуки, будь он менее благородным, воспользовался бы её состоянием. — Слушай, кончай бегать за Деку.

— Деку? — недоумевала Урарака.

— За Мидорией, — исправился он. — Найди себе кого попроще.

— Кого? Тебя что ли? — Урарака подошла ближе, сложив руки на груди.

— Можно и меня, — Бакуго слегка подался вперёд.

— Не интересуешь, — она оттолкнула его, едва удержавшись на ногах. — Меня парни, которые сохнут по другим парням, не возбуждают, Бакуго-кун! Влюбился в Мидорию-куна, так бы и сказал.

— Да что ты говоришь?! — он вскинул брови, а затем резко схватил её за плечо и притянул к себе: — Ещё раз услышу подобную ересь, убью! — процедил он сквозь зубы. — Усекла?

— Д-да… — пропищала Очако.

Весь оставшийся вечер прошёл относительно спокойно. Урарака отсела подальше от Мидории. Бакуго постоянно курил на балконе, Ашидо выпивала на пару с Киришимой, Каминари с Сэро долго старались обихаживать других девчонок: милую Яойорозу Момо и строгую Джиро Кьёку. Хотя было ясно, что им ничего не светит сегодня. Только у Киришимы всё складывалось просто отлично.

Вот он и рассказывал своим друзьям-неудачникам, как счастливо выбрался из страшного места под названием «френдзона» той ночью. Они шли по коридору университета, и Эйджиро в ярких красках описывал каждое мгновение наедине с Ашидо, упомянул даже все детали её нижнего белья: кружева, ленточки, бретельки, резиночки. Бакуго тошнило от этих уменьшительно-ласкательных словечек. И с каких пор Киришима стал таким ванильно-приторным? Но юноша не указывал на это Эйджиро. Друг был по-настоящему счастлив, а Бакуго не настолько урод, чтобы портить ему момент. Сам успеет разочароваться в отношениях. Но Киришима, казалось, готов всю жизнь теперь носить Ашидо на руках, ведь она «такая замечательная, просто восхитительная, умопомрачительная, страстная и очень, повторюсь, очень хороша в постели».

Каминари периодически постанывал от зависти и каждый раз, когда Киришима упоминал постельную сцену, бил друга по спине. Ему не удалось окрутить Джиро Кьёку. Зря он полез к ней на первой встрече. Под глазом блондина красовался внушительный синяк, старательно запудренный детской присыпкой, что сильнее выделяла его, превращая Каминари в зомби. Киришима насмехался над Денки, восхваляя себя и свою успешную стратегию.

— Я шёл к этому месяцами, дурачьё, — сказал Киришима, положив руку на плечо Каминари. — А ты решил двух зайцев сразу убить. Будь как Сэро, он просто проводил ЯоМомо до дома. Стратег! Ничего не скажешь. Учись, студент!

— Иди ты к чёрту, Киришима! — отмахнулся Каминари.

Теперь-то ему точно не добиться расположения девушки, придётся отказаться от неё, переключившись на Урараку. Судя по всему, Мидория отшил её вчера. Она вышла из коридора расстроенная, напуганная и безумно недовольная. Наверное, стоит оставить Джиро и взяться за Урараку. Ещё не поздно. Каминари настраивал себя на позитивный лад. Нужно было просто попросить номер Урараки Очако у новоиспечённой девушки Киришимы и разработать новый план действий. Главное — не пить. Алкоголь сносит мальчишке крышу. Тогда никакой план не поможет ему остановиться.

С другой стороны коридора к ним направлялся задумчивый Мидория Изуку. Он держал в руках какую-то синюю папку. Бакуго заметил его, и безразличная гримаса сменилась хмурой. Изуку не сразу увидел знакомых, а когда поднял взгляд, замахал рукой и широко улыбнулся.

— Хэй, Каччан! — выпалил он за несколько метров до них.

— Каччан? — тихонько усмехнулся Киришима. — Он что, твой гейский дружок? — съязвил юноша, с коварной улыбкой взглянув на Бакуго.

Бакуго цыкнул, отвернувшись. И тянет же кто-то за язык этого наивного идиота. Не хватало ещё выслушивать подобные шуточки от Киришимы. Именно он рассказал о слухах, ходящих вокруг ориентации Мидории, а теперь насмехается над Бакуго. Этого Кацуки не любил больше всего. Мидория подошёл ближе, поздоровавшись уже с Киришимой, что продолжал странно улыбаться, и с недоумевающим Каминари. Изуку искренне поинтересовался, что случилось с Денки и откуда у него этот ужасный синяк. Знакомый помялся, хихикнув, но на вопрос не ответил. Мидория повернулся к Бакуго, но старый друг упорно отводил от него взгляд.

— Каччан, ещё раз спасибо за тот раз, ты меня выручил, — сказал он, немного покраснев.

Киришима едва сдерживал приступ смеха. Слишком миленькое прозвище для Бакуго. Какой это «Каччан»? Он как минимум «Бакумонстр» или «Взрывокиллер», как его звали в старшей школе, в которой они, кстати, учились вместе. Никто бы не решился назвать Бакуго иначе, а Мидория спокойно говорит это, и его мозги до сих пор не размазаны по стенке. Киришима крайне удивлён таким переменам в своём друге. Поэтому шутка на тему нетрадиционной ориентации очень удачно сюда подошла.

— Ага, точно, — буркнул Бакуго и прошёл мимо Мидории. — Идём уже, — бросил он своим сокурсникам, даже не взглянув на Изуку.

Каминари кивнул Мидории, а Киришима продолжал чуть слышно смеяться, чем только сильнее раздражал Бакуго. Мидория смотрел вслед уходящим знакомым и не понимал реакцию Бакуго. Наверное, он рано радовался простому общению с ним. Пары доброжелательных жестов было достаточно, чтобы поверить в искренность дружеских отношений между ними. Мидория вскользь даже подумывал о том, что однажды откроет свой секрет Бакуго, ещё один, самый главный. Но надежды рухнули в мгновение. Размечтался. Никто не хочет иметь дел с геем. Суждено ли Изуку найти человека, который поймёт его? Или на пути будут встречаться только те, кто хочет им воспользоваться, или те, кто делает вид, что на одной стороне с ним? Неужели его место там, перед видеокамерой, в той мерзкой квартирке, под нелюбимым человеком, с насмешками и издёвками Даби и его отвратительных друзей? Это максимум, чего достоин Мидория. Бакуго своим поведением подтвердил самые страшные опасения Изуку.

Слёзы подступили к горлу. Изуку тяжело выдохнул, сдержав свой порыв раскричаться на весь университет, взвыть от боли, упасть на колени и рыдать от беспомощности. Пора перестать думать о себе. Он вступил на этот путь ради мамы, ради её счастья и её здоровья. Невозможно получить всё и сразу. Жертвуя одним, ты обретаешь что-то другое. Он пожертвовал собственным счастьем и безоблачным будущим. Осталось только надеяться, что однажды Даби надоест использовать Мидорию, словно собачонку, и он сам выгонит его, подарив свободу. Когда же этот день наступит?

Кто-то коснулся плеча Изуку, и он обернулся. Перед ним стояла Ашидо Мина, тепло улыбаясь. У неё очень необычная внешность. Наверное, поэтому она легко сдружилась с Мидорией, ведь тоже была жертвой стереотипов общества. Розовые волосы, чёрные склеры глаз, странные розовые татуировки на теле — всё это не нравится обычным людям, но Ашидо не стеснялась. Это её стиль. Изуку немного завидовал подруге, она его и вдохновляла, вселяя уверенность. Как вовремя Ашидо появилась сейчас. Ещё секунда — и Мидория бы закричал от душевной боли.

— Хэй, ты чего примёрз, Мидория? — удивилась девушка.

— Ах, ничего, — Изуку замотал головой. — Всё в порядке. Просто задумался.

— Не выпадай так, а то примут за сумасшедшего, — Мина стукнула его локтем в бок, игриво подмигнув. — Я слышала голос Киришимы, он уже ушёл?

— Да, ушёл, — ответил Мидория.

— Жаль, — расстроенно произнесла она. — Мы с ним это… Ну… Встречаться начали.

— Правда? — воскликнул Изуку, искренне порадовавшись за подругу. — Поздравляю. Ты же давно в него влюблена. Завоевание прошло успешно?

— Да, — засмущалась Ашидо. — Но, я уверена, он думает, что первым завоевал меня. Не буду его переубеждать. Спасибо, Мидория, отчасти это благодаря тебе.

— Я ничего не сделал.

— Тогда ты позволил нам потусить у тебя, — парировала девушка. — Если бы не это, то вряд ли бы Киришима сделал шаг. Так что, с меня шоколадка.

— Хорошо, — кивнул Мидория.

— Идём на пару? — спросила она, и Изуку согласился, последовав за Ашидо.

Вдруг раздался звук уведомления об смс-сообщении, и Мидория потянулся к карману за телефоном, чтобы посмотреть, кто же ему написал с утра. Он вздрогнул, увидев высветившееся имя отправителя: «Даби». Ашидо заметила волнение друга и недоумевающе посмотрела на него. Изуку открыл сообщение и прочёл очередной приказ режиссёра: «Сегодня ночью мы все тебя очень ждём, Изуку-чан». Сердце быстро застучало. «Мы все тебя очень ждём» — все! Что он имеет в виду под «все»?! Страх закрался в самые потаённые уголки души, Мидория тяжело сглотнул, схватившись рукой за плечо Мины.

— Мидория? Что-то случилось? — она с беспокойством спросила у него. Девушка не привыкла читать чужие сообщения, поэтому даже не посмотрела, что такого прислали Изуку. — Мидория?

«В следующий раз попробуем что-нибудь новенькое», — слова Даби так отчётливо звучали в голове, словно вместо Ашидо рядом с ним именно он. Мидории лучше умереть, Мидории лучше исчезнуть из мира, ведь если это продолжится, то он определённо сломается. И склеить мелкие осколки разбившейся души будет уже невозможно.

Chapter Text

«In the night, you come to me
'Cause I’m the one who knows who you are».
Years & Years — Sanctify.

«Ты приходишь ко мне по ночам,
Ведь я единственный, кто знает,
кем ты являешься на самом деле».

Он прикрывает глаза. Широкая грудь вздымается во время глубокого вдоха и снова опускается на выдохе. Медленно. Рука ложится на ремень на джинсах и осторожно тянет за бляшку. Он утыкается носом в пах, а другой рукой обхватывает ягодицу и сжимает её. Он трётся щекой о джинсовую ткань, но этого ничтожно мало. Одежда сковывает, а эрегированный член пульсирует под ней, желая освободиться. Он понимает это без слов. Поддевает застёжку молнии и ведёт её вниз. Металлический скрежет наполняет слух, усиливая предвкушение. Он облизывает сухие губы и тяжело сглатывает накопившуюся во рту слюну. Сердечный ритм ускоряется, а его похотливая улыбка возбуждает ещё сильнее. Джинсы спускаются вниз вместе с трусами, являя ему свой габаритный инструмент. Он приоткрывает рот и тянется к набухшей головке, слегка высовывая язык. Плоть подрагивает от тёплого дыхания. Эта игра слишком коварна. Он дразнит его, не касаясь кожи. Проводит языком по воздуху и кончиком едва задевает головку. Дрожь усиливается. Одной рукой он держит член у корня, другой — обнимает бедро.

И целует. Сначала едва ощутимо, чуть ниже крайней плоти. Затем обхватывает её губами и облизывает, вызывая новый приступ мурашек, разливающихся по спине и заканчивающихся где-то у копчика. Он шипит от удовольствия и от нетерпения, хочет схватить его за волосы и вогнать свой член в маленький ротик, двигаясь резко и быстро. Но остаётся только наблюдать, наслаждаясь очаровательным видом. Палец скользит вдоль полового члена и трёт венец головки. Он вздыхает, прижимаясь к нему щекой, облизывает член по всей длине. И тысячи электрических разрядов ударяют в пах. Как же приятно это ни с чем несравнимое ощущение.

— Я хочу отблагодарить тебя за помощь, Каччан, — шепчет он и медленно заглатывает немаленький инструмент, играясь с головкой своим язычком.

Бакуго резко распахивает глаза. Он тяжело дышит, пытаясь успокоить разбушевавшееся сердцебиение. Пот градом катится по вискам и груди. Футболка прилипла к телу из-за обильного потоотделения. Он оглядывается по сторонам. Вокруг кромешная тьма, только через окно в комнату попадает свет от луны. Полнолуние ещё не скоро, поэтому её свет тусклый, едва заметен на подоконнике. Из соседней комнаты доносится тихое похрапывание и сопение Киришимы. Бакуго сжимает футболку на груди, словно так можно заткнуть долбящее по грудной клетке сердце. Сон? Нет, скорее, кошмар. Безумная игра воображения, которое работает против Бакуго. Мозг наслушался болтовни Киришимы и извратил всё, выставив в неправильном свете. Что за бред? Приснится же такое. Он в ярких красках помнил каждую секунду этого ужасного сна. Он помнил каждое прикосновение, каждый вздох. Он видел искажённую версию себя, похотливую и самодовольную. И самое страшное, что он желал этого всем своим телом. Нет, это не он! Во сне люди становятся другими, непохожими на себя.

Бакуго опускает взгляд вниз и с ужасом обнаруживает стояк. Он хлопает глазами. Несколько минут лежит, не сдвинувшись с места и не дыша, не в состоянии отвести взгляд от небольшой возвышенности в штанах, пока в паху не начинает неприятно зудеть. Увы, стояк так просто не пройдет. Бакуго старается абстрагироваться, подумать о чем-то отвлеченном, об учёбе, сосредотачивается на храпе Киришимы, на тиканье часов в коридоре, на шуме за окном. Но это не помогает, член все ещё стоит. «Ротик Деку был бы очень кстати», — мысль проскальзывает очень быстро, но Бакуго успевает ухватиться за неё и хлопает себя по щекам со всей силы, мотает головой. Ещё не хватало переносить глупый сон в реальность. Бакуго не привык заниматься рукоблудием, поэтому лежал, глядя в одну точку. Организм решил сыграть с ним злую шутку, усилив неприятное ощущение между ног.

— Блядь, ебанутый сон, — он бьёт кулаком по спинке кровати, чтобы сбить возбуждение болью. — Сука, яйца зудят.

Рука забирается под штаны, ложась на твёрдый орган. Бакуго шумно выдыхает, закрывая глаза. Он слишком напряжён, но расслабиться не получается. В голове всё так же возникают моменты из сна: нежные пальцы Деку, его игривый язык и пухлые губы. И, конечно, взгляд. Он вряд ли сможет забыть, как тот смотрел на Кацуки. Теперь придётся избегать Мидорию, чтобы каждый раз не вспоминать эту пошлую муть. Он же не заразился гейством? Оно воздушно-капельным путём не передаётся? Бакуго осторожно сжимает член, двигая рукой вверх и вниз.

«Спасибо за тот раз, ты меня выручил».

Бакуго вскакивает на кровати. Нет, так дело не пойдет. Ничего не помогает забыть сон. Он упорно продолжает видеть милое личико старого знакомого в не самом лучшем свете. Есть ещё один метод, помогающий избавиться от возбуждения, — это алкоголь. Кажется, в холодильнике было пиво. Бакуго не уверен, что пары банок хватит, но рискнуть стоит. Кацуки поднимается с кровати и с трудом и тяжелым стояком добирается до кухни. Да, он не ошибся: Киришима припрятал несколько бутылок пива от похмелья. Бакуго садится за стол, открывая одну из них. Холодный напиток сковывал горло и морозил тело, но, кажется, Бакуго немного расслабился. Мысли перемешались в одну огромную кашу. Может, это карма за то, что он грубо повёл себя с Мидорией? Всё-таки Деку ничего Бакуго не сделал, за все шуточки стоит только Киришиму винить. Он никогда умом не отличался, а чувство юмора вообще на уровне детсадовца. На том и порешили. Зря Бакуго так заморачивается. Он быстро допил первую бутылку и сразу потянулся за второй. Напряжение медленно спадало, да и член уже не стоял колом, как сразу после пробуждения. Интересно, у Деку был сексуальный опыт с мужчиной? Он так же хорош, как и во сне?

— Какого хуя я об этом думаю? — спросил Бакуго сам себя.

— О чём? — ответило отражение в окне.

Бакуго вздрогнул, резко обернувшись. Перед ним стоял Каминари и тёр свои глаза ото сна. Он не заметил, что Кацуки глушит алкоголь среди ночи, подумал, что друг встал просто выпить воды. Но бутылки на столе всё же бросились в глаза, и Денки с недоумением посмотрел на Бакуго. Часы пробили три часа ночи. У юноши определённо возникло пару вопросов к Бакуго. Каминари подошёл к крану и набрал в стакан воды. Он сделал глоток и повернулся к Бакуго, прислонившись к раковине.

— Я, конечно, понимаю, что ты по жизни немного неадекватный, но не настолько же, — сказал Каминари с явной иронией. — Страшный сон?

— Ага, очень, — Кацуки усмехнулся и снова отпил терпкого напитка.

— Боюсь представить, что тебя так испугало, — искренне удивился Денки, убрав стакан в сторону. — Как минимум конец света должен был присниться.

— Да ты заебал со своим сарказмом, — прохрипел Бакуго от недовольства. — Я в своём доме. Когда хочу, тогда бухаю. Какие-то проблемы? Тебе что-то не нравится? — Бакуго оскалился, но мысленно он готов был даже поблагодарить Каминари, ведь его появление окончательно помогло избавиться от возбуждения, и дышать стало легче.

— Нравится-нравится, — пробурчал Денки. Он понял, что лучше не ссориться с пьяным Бакуго. — Кстати, я что спросить-то хотел.

—А? — Кацуки развалился на стуле, чтобы насладиться полной свободой в штанах.

— Насчёт Мидории, — при упоминании этого имени Бакуго вздрогнул и со страхом посмотрел на Каминари, а сердце быстро убежало в пятки. — Мне Киришима все уши прожужжал, что он пидор. Кири так прикалывается неудачно, или мне реально стоит быть поосторожнее с ним? Нет, я типа не противник, но всё же…

— А меня ты какого хера спрашиваешь? — нахмурился блондин, напрягшись. — Вон у той девки, Ашидо, спроси. Или у Сэро. Они с этим Мидорией общаются.

— Ну да, — задумчиво произнёс Каминари. — Просто сегодня Кири тебя его дружком назвал, я подумал, что…

— Что ты подумал? Что я тоже того? — Бакуго резко ударил по столу, встав с места, отчего Каминари машинально попятился в сторону, чтобы удержать между собой и товарищем дистанцию.

— Стой, Бакуго, я не это имел в виду, — Денки мотнул головой и замахал руками, медленно пробравшись к выходу. Он не сводил глаз с разозлившегося Кацуки. — Спокойной ночи! — бросил Каминари и тут же скрылся с кухни во избежание бытового убийства.

Бакуго схватился за голову, попытавшись прийти в себя. Так не может продолжаться. Ещё пару подобных шуток, и он для всего университета станет очередным представителем меньшинств. Он просто не должен общаться с Мидорией Изуку. Это ведь не сложно. Они никогда не были лучшими друзьями, так что и сейчас ими становиться необязательно. Киришима, этот странный сон да теперь ещё и Каминари — всё это знаки, которые вынуждают Бакуго отступиться. Но почему тогда ему так паршиво? Пустые бутылки летят в мусорное ведро, и он возвращается в комнату, хотя неизвестно, сможет ли Бакуго сегодня заснуть.

Глаза Мидории завязаны. Чёрная атласная лента приятно касается кожи, но одновременно пугает, ведь оставляет его полностью незрячим. От того и так быстро стучит сердце. Он беспомощен в этой темноте и не знает, что может поджидать его здесь. Мидория слышит чей-то шёпот. Демоны выбираются на волю и тянут к нему свои руки. Он тяжело дышит, по виску медленно стекает капля пота, впитываясь в нежную ткань. Вокруг тишина. Только часовая стрелка с каждой секундой издаёт тихий щелчок. Он считает их, чтобы не сойти с ума от ожидания. Мидория поднимает руку, вытягивая её вперёд, и упирается в чью-то обнажённую грудь. Пальцы скользят по разгорячённой коже, чувствуя под собой чужое дыхание. Он пятится назад, но путь ему преграждает кто-то ещё. Ладони сжимают горло, и Изуку делает глубокий вдох, чтобы не задохнуться под тяжестью грубого прикосновения.

— Расслабься, — шепчет на ухо мужской голос, и дряблые пальцы давят на сонные артерии.

Мидория опускает голову вниз, и хватка слабеет. Его целуют в спину, над лопаткой, прижимаются губами, оставляя красноватый след на бледной коже. Он стонет от удовольствия и прогибается вперёд, удерживаясь за человека перед ним. Изуку сидит на постели, поджимая под себя ноги, полностью обнажённый, скованный одной лишь тонкой лентой. Будучи настолько беззащитным, он не может полностью расслабиться. Ноги затекли от неудобного положения, но он терпит, пока на него осыпаются всевозможные ласки сзади. Кто-то проводит по его волосам, зарывается в густые локоны, притягивая Изуку к себе. Он натыкается носом на что-то мягкое, пульсирующее, а когда осознание наконец приходит к нему, Мидория вспыхивает, дёргаясь назад, но бежать некуда.

— Какой милый… — произносит мужчина спереди, и Изуку узнаёт владельца этого низкого голоса — Тодороки Шото.

Значит, за ним сейчас Шигараки Томура, водит пальцами вдоль поясницы, цепляет кожу, скользит вдоль талии, забирается выше, сжимает соски, заставляет тело Мидории реагировать на его манипуляции. И оно реагирует. Страх — один из главных инструментов возбуждения. Адреналин плещет в крови, пульс бьёт в висках, а в паху появляется приятное напряжение. Тодороки улыбается. Жаль, Изуку этого не видит. Не каждый день можно запечатлеть столь необычное выражение лица Тодороки. Он обнажил свой член и упирается им буквально Мидории в лицо. Не надо лишних слов, всё понятно и без них. Он не просит, не умоляет. Он приказывает, а у Изуку нет возможности отказаться, ведь идёт съёмка. В обычной жизни Мидория мог бы сдать назад, сказать что-то вроде: «Я ещё не готов». Тодороки бы поцеловал его в щёку, и они бы заснули в обнимку — всё как в самых клишейных мелодрамах. Но Даби снимает фильмы другого жанра. И здесь нет места жалости.

Лента на глазах теперь стала для Мидории спасением. Он не видит, поэтому послушно открывает рот, принимая в него что попало. Тодороки шумно выдыхает, когда губы Изуку накрывают головку, а язык касается плоти. Надо перетерпеть; под чёрной маской текут слёзы. Увы, он так и не научился их сдерживать. Шото подаётся вперёд, и у Мидории искры летят из глаз, а член практически утыкается ему в глотку. Рвотный рефлекс срабатывает без промедления, и Изуку всего выворачивает, но он отчаянно сдерживает себя, продолжая облизывать член Тодороки. Он никогда этого не делал. Видел сотню раз на порносайтах, но самому не доводилось. Что ж, вот и эта черта переступлена. За ней только тьма, как и перед глазами Мидории. Тодороки двигается резко, трахает мальчишку в рот, тяжело дыша и постанывая. Изуку тоже старается издавать хоть какие-то звуки, чтобы зрителю было интересно. К тому же Шигараки продолжает ласкать его сзади. Мидория чувствует, как по копчику что-то течёт, слизкая масса. Шигараки размазывает её по его ягодицам и тянет Изуку за бёдра, заставляя привстать на колени. Он подчиняется, и ловкие пальцы Томуры проскальзывают меж ягодиц, упираясь в анальное отверстие. Изуку дрожит, весь сжимается, а Шигараки резко вводит два пальца внутрь, отчего Мидория вскрикивает, выпуская член Тодороки изо рта.

— Тише, — приговаривает Шото, касаясь его подбородка, и снова тыкается в губы головкой. — Послушный мальчик, открой ротик.

Боль сзади охватывает всё тело. Шигараки намного жёстче Тодороки. Он не щадит, двигая пальцами до упора. Смазка не помогает. Руки у Томуры грубые, кожа сухая, а голос раздражающий. Он что-то шепчет Изуку, но тот его не слышит, пытаясь собрать себя воедино, разум мечется между членом во рту и пальцами в заднице, а темнота, в которой находится только Мидория, усиливает все ощущения в разы. Он чувствует, как рот заполняется солоноватой жидкостью, такой отвратительной на вкус. Ему хочется выплюнуть, но Тодороки прижимает его нижнюю челюсть к верхней, заставляя всё проглотить. Изуку сглатывает и резко выдыхает. Его тошнит, желудок скручивает, но он продолжает стонать на камеру.

Шигараки вынимает пальцы и приподнимает Изуку за плечи, усаживая сверху. Его эрегированный член трётся между ягодиц. Он меньше, чем у Тодороки, Мидория это чувствует. Но почему-то этот факт не успокаивает Изуку. Сам Тодороки касается его яичек, играет с ними, перебирает в руках, а второй рукой гладит невозбуждённый член.

— Интересно, поместятся ли оба? — спрашивает Шигараки, видимо, у Тодороки, на что тот пожимает плечами, а Мидория начинает дрожать сильнее.

Томура кладёт руки на бёдра Изуку и сначала медленно сажает на себя, проникая внутрь. Изуку закусывает губу, трясётся, выгибается вперёд, старается глубже дышать, как написано во многих уроках по анальному сексу, но это не избавляет от боли. Шигараки шипит, впиваясь ногтями в нежную кожу, кусает Изуку в плечо и полностью входит. Ощущения нереальные, внутри всё сжимается, доставляя Шигараки райское наслаждение. Он начинает двигаться, придерживая Изуку за бёдра, приподнимает его таз и снова опускает. Мидория накрывает своими ладонями руки Шигараки, хочет убрать их, чтобы хоть на мгновение боль отпустила, но Тодороки не даёт ему это сделать. Берёт его за руки, обхватывает ими своё лицо и целует Мидорию в губы, несмотря на то, что пару минут назад кончил ему в рот. Он кусает их до крови. Изуку стонет, отвечая на грубый поцелуй. Язык властно врывается в рот, очерчивает линию губ, сплетается с чужим, завязывая с ним странную игру. Этот поцелуй на какое-то мгновение отвлекает от боли внизу, но Шигараки начинает двигаться сильнее, резче. Он вдалбливает свой член в Изуку так, что из глаз мальчишки брызгают слёзы, которые зритель не увидит из-за чёрной ленты.

— Чёрт, — рычит Томура, — это охуенно. Ты такая шлюшка, Мидория. Чёрт!

— Медленнее, Шигараки, — недовольно отзывается Тодороки, прижимаясь к Мидории спереди.

— Хочешь тоже? — усмехается он, и слегка откидывается назад, выставляя дрожащую задницу Мидории на всеобщее обозрение.

Даби интенсивно машет Тоге, и она подвозит штатив с камерой ближе к кровати, берёт эту сцену крупным планом. Тодороки смотрит вниз и облизывает сухие губы. Он знает, что так сделает Мидории больно, но желание сильнее его жалости. Шото касается промежности, проводит рукой по ягодицам, ощущает мелкую дрожь под ладонями. Он наклоняется и целует внутреннюю сторону бедра Изуку, прокладывает дорожку поцелуев вниз. Шигараки смотрит на него с усмешкой. Каков романтик! Хотя такое поведение актива всегда заводит зрителей, Тодороки отлично справляется с ролью хорошего парня, тогда как Шигараки берёт на себя роль жестокого героя фильма. Он и в жизни ни с кем нежничать не собирается. Да и Мидория ему никто. Просто кукла, которой можно присунуть, когда захочется. Вот сейчас очень хочется.

— Не стесняйся, Тодороки, — говорит он, и с каждой новой фразой Мидория сильнее сжимается внутри.

— П-пожалуйста, не надо… — завывает Изуку.

— Молчи, сучка! — Шигараки хватает его за горло, чтобы заткнуть надоедливую пищалку.

Плохих и хороших героев не существует. В этом фильме каждый делает, что пожелает. Кроме Мидории. Ему велено принимать всё без остатка. Тодороки берёт в руки свой член и упирается им в анальное отверстие, занятое Шигараки. Мидория дёргается назад, но Шигараки держит его за горло и обнимает за талию, сложив руку на животе. Это сложно даже для Шото, он надавливает сильнее, входя только кончиком, Изуку практически кричит от боли, но Шигараки затыкает его, накрывая ладонью рот. Тодороки напрягается, подтягивает Мидорию ближе к себе. Изуку мотает головой, извивается, плачет. Но эти двое глухи к его мольбам, они продолжают двигаться, терзая хрупкое тело. Шигараки кончает внутрь, ведь даже не удосужился надеть презерватив, и Мидория чувствует, как сперма вытекает из него. Томура вынимает опавший член, освобождая место для Тодороки, и помогает ему, придерживая еле дышащего Изуку. Шото наконец входит целиком, сперма вперемешку с кровью неприятно хлюпает, но это не смущает обезумевшего на мгновение юношу. Он тянет Мидорию на себя и продолжает поступательные движения, приближаясь к финалу, касается губами его шеи, тоже оставляет свой след на чистой коже. Тодороки не уподобляется Шигараки и кончает Изуку на грудь, попадая немного на лицо Мидории и на руку Томуры, что недовольно шипит на него за это.

Мидория валится на постель. Ему кажется, что внутри до сих пор что-то есть, но только белая с прожилками красного жидкость стекает по бедру. Он дышит через раз, обрывисто, словно на последнем издыхании. Шигараки встаёт с кровати и со словами: «Я в душ» выходит из комнаты. Тодороки снимает с Мидории повязку и с грустью смотрит на заплаканные глаза. Он проводит ладонью по его щеке и целует в висок. Никто не обращает внимания на нежности Шото. Даби занят камерой вместе с Тогой. Шигараки уже скрылся в коридоре, а другой юноша, что сидел всё это время рядом с главным режиссёром, тоже присоединился к ним для обсуждения сегодняшней съёмки. Изуку открывает глаза, он шевелит губами, желая что-то сказать, но голос пропал.

— Прости… — шепчет Тодороки. — Прости, Мидория.

Что ему до извинений Тодороки? Он может сказать эту банальную фразу сколько угодно раз, но всё равно продолжит трахать Мидорию по желанию его старшего брата, а может, и по своему желанию. Изуку уже не разобрать всех этих перипетий, семейных уз и прочего бреда. Самое ужасное, что могло произойти с ним, вчера произошло. Он долго пытался отмыться от этого позора, но и мыло, и вода здесь бессильны. Изуку в который раз принимал душ и отчаянно тёр кожу мочалкой, стирая малейшие прикосновения двух парней, но они отпечатались на теле в виде засосов и следов от зубов. Мидория остановился, опустив руки. Вода из душа текла по голой спине, усыпанной синевато-фиолетовыми пятнами. Когда-то Изуку мечтал, что встретит любимого человека и позволит оставить на теле, принадлежащем теперь ему, свои личные метки. Очередная мечта разрушена грубой рукой Даби и мерзким ртом Шигараки. Изуку снова начал тереть кожу до покраснения и уже не сдерживал слёзы.

— Чёрт! Чёрт! — он ударил кулаком по кафелю, прислонившись локтями к гладкой стене. — Почему это случилось со мной? Ненавижу! Как же я их всех ненавижу! Мама, прости меня, я не хотел, чтобы всё так обернулось.

Изуку отпрянул от стены и отодвинул душевую занавеску, потянувшись к полочке с личными предметами обихода. Он резко схватил бритву, поднёс её к запястью и замер. Рука дрожала. Мидория тяжело дышал, а сердце рвалось наружу, с каждой попыткой сталкиваясь с грудной клеткой. Холодное лезвие коснулось кожи, и Изуку вздрогнул. Кажется, прошло почти пять лет с его первой и последней попытки покончить с собой. Тогда Ашидо Мина спасла его, а теперь вряд ли его кто-то спасёт. Даже он сам не в состоянии это сделать.

— Чёрт! — Изуку замахнулся рукой и бросил лезвие куда-то в сторону. Оно ударилось о стену напротив и с металлическим треском упало на пол. — Я даже сдохнуть не могу нормально.

Мидория сполз вниз по кафелю в ванну. Из прямой кишки ещё изредка что-то вытекало, отчего Изуку тошнило, и он буквально выплёвывал своё отвращение к себе наружу. Он затих, прислушавшись шуму воды и каплям тарабанящим по плечам и спине. Это хоть как-то отвлекало от реальности, в которой его отымели двое, одновременно. О таком сексуальном опыте никому не расскажешь. Этот секс не принёс ничего, кроме боли и разочарования. В голове всё ещё звучали последние слова Тодороки: «Прости». Блевать тянуло сильнее. Мидория выбрался из ванны и обвязал полотенце вокруг бёдер. Он посмотрел в зеркало, привёл в порядок мокрые волосы и умыл лицо, хотя припухлость и синева под глазами остались с ним.

Надо было идти в университет. Он и так пропустил один день, потому что тело ужасно болело, живот крутило, а сидеть было практически невозможно, и Мидория целый день пролежал на боку, потому что только в таком положении было хоть чуточку удобно. Изуку быстро собрался и вышел из дома. Жутко хотелось выпить кофе, а дома из продуктов оставался только рис да зелёный чай. Он зашёл в ближайшую кофейню и заказал себе латте. Пока кассир оформляла заказ, к прилавку кто-то подошёл. Мидория ни на кого не смотрел, он буквально с головой залез в рюкзак за деньгами.

— Один латте, — это был голос Бакуго, и Мидория высунул голову.

— Каччан! — воскликнул Изуку, позабыв об их последней, не очень удачной встрече.

Бакуго дёрнулся в сторону, увидев Мидорию. В мыслях снова возник образ из сна, и он замотал головой, попытавшись вытряхнуть из неё всё. Изуку недоумевающе посмотрел на знакомого, а, вспомнив тот неприятный момент между ними, осёкся и отошёл на пару шагов от Бакуго. Тот заметил реакцию Деку, но напряжение не проходило. Кассир протянула Мидории его заказ и поблагодарила за ожидание. Изуку кивнул ей и Бакуго и направился к выходу. Кацуки тяжело вздохнул, задумавшись так, что кассиру пришлось дважды его окрикнуть, прежде чем отдать заказ. Бакуго взял свой латте и вышел из кафе. Мидория стоял у входа, поджидая юношу. Говорить что-то при чужих людях не хотелось.

— Извини, Каччан, — начал Изуку. Кацуки не думал, что тот, кого он хотел избегать, будет преследовать его по пути в университет. — Я понимаю, что тебе не особо приятна моя компания, но, будь уверен, у тебя нет поводов для беспокойства. Я это хотел сказать. Если ты не хочешь со мной общаться, то я постараюсь не пересекаться с тобой. Это я умею.

— О чём ты? — хмыкнул Бакуго, ему стало не по себе. Он ведь и правда игнорировал Деку. — Чего лопочешь там?

— Многим неприятно моё общество, наверное, тут некого винить, — продолжал Изуку, не слушая вопросов Бакуго. — Просто хочу, чтобы ты знал, я был рад встретиться спустя столько лет.

Мидория опустил голову, и взгляд Бакуго упал на его оголённую шею, на которой красовался засос, оставленный Тодороки. Кацуки поморщился, вновь представив то похотливое личико из сна. Да, Деку не такой паинька, каким кажется на первый взгляд. Кто такой Бакуго, чтобы осуждать, но кошки на душе почему-то обнажили свои коготки, приготовившись к тому, чтобы царапать хрупкое нутро.

— Не думаю, что ты так сильно расстроен, — съязвил Бакуго. — Время весело проводишь.

— Что? — недоумевал Мидория и хлопал глазами, глядя на него.

— Засосы, — он указал на шею.

Изуку резко прикрыл эти отвратительные места рукой. Он думал, что их не видно за воротом рубашки, но похоже ошибся. Самое ужасное, что именно Бакуго ткнул ему на это. Попытка наладить контакт номер два с треском провалилась. Изуку глупо захихикал, хотя эти смешки больше напоминали истерику. Как бы оправдаться? Все варианты давно исчерпаны, а прикрыть чем-то столь очевидные засосы невозможно.

— Это не… — промямлил Мидория, спрятав глаза за растрёпанными зелёными волосами.

— Мне какая разница, — пробурчал Бакуго, а затем добавил: — Тебе реально нравится, когда тебя лапают мужики? То есть… Ну, я не осуждаю, мне похуй на геев, но это же пиздец стрёмно. Бабы вообще не возбуждают? А от парней прямо крышу сносит?

— Когда ты любишь, не смотришь на пол и прочие глупости, — ответил Изуку.

— Не верю я в эту хуйню под названием «любовь».

— Я тоже в последнее время не очень, — с грустью согласился Мидория.

— Значит, он, ну тот, кто оставил эти следы, плохо с тобой обращается? — и зачем Бакуго задал этот вопрос?

Он мысленно чертыхнулся и пожалел об этом, но было поздно сдавать назад, поэтому Кацуки покорно ждал ответа. Конечно, вряд ли Мидория скажет правду. Обычно жертвы насилия молчат, прикрывая своих любимых, даже если очень больно. А судя по характеру Деку, он идеально подходит под описание типичной жертвы обстоятельств. Бакуго помнит, что мальчик никогда не жаловался в детстве. Как самого слабого, его могли и побить, но Изуку стойко выносил все нападки со стороны Бакуго и их сверстников. Кацуки уверен, что ничего с тех пор не поменялось. Перед ним всё тот же слабый ребёнок, ну, немного подкачавшийся.

— Тебе необязательно проявлять заботу, Каччан, — печально улыбнулся Мидория.

— Тогда перестань делать такое лицо, будто ты сейчас заплачешь, — рявкнул Бакуго и тут же устремился вперёд.

Мидория остановился, едва сдержав вновь накатившие слёзы. Неужели так заметно, что ему плохо? Изуку все эти дни пытался быть обычным, напялил жизнерадостную маску, улыбался людям, гулял, развлекался. Он жил, хотя внутри всё умерло. Да, он перестал верить в любовь и чувства, потому что счёл себя недостойным этого. Любой бы на его месте пришёл к такому выводу. Но почему ему так тепло от того, что хоть кто-то заметил настоящие эмоции за лживой маской? Бакуго не терпит лжи. Никогда не терпел. Наверное, это и было причиной их недомолвок в детстве. Бакуго не лицемерит. И говорит всё прямо. Ему самому противно, что он хотел отгородить себя от Деку из-за шуток Киришимы. И судьба смеётся ему в лицо, вновь сталкивая с ним. Бакуго сдаётся. Он обернулся, взглянув на удивлённого Изуку, по щекам которого текли слёзы. Кацуки скорчил недовольную гримасу, а Мидория принялся вытирать эти нахлынувшие чувства. Сердце быстро стучало, но это добрый знак. Ему впервые за долгое время стало легко. Это потому, что он рядом с Каччаном? Мидория не знал ответа на данный вопрос.

— Ты же вроде рад, что мы встретились, так чего рыдаешь, задрот чёртов? — прыснул Бакуго, нахмурившись.

— Да, прости, — засмеялся Мидория. — Не знаю, что на меня нашло. Спасибо, Каччан.

— Ааа, вот заладил, тошнит от твоих «прости» и «спасибо», — Бакуго развернулся и пошёл дальше.

Мидория кивнул и побежал следом за другом детства. Может, когда-нибудь у него получится назвать его лучшим другом и в нынешнее время? Да, было бы неплохо. Но Мидория не был уверен, что это приятное ощущение в груди говорило именно о дружбе.

Chapter Text

«If we live a life in fear
I'll wait a thousand years
Just to see you smile again».
Muse — Resistance.

«Живя в страхе,
Я буду ждать тысячу лет,
Просто чтобы увидеть твою улыбку».

Мидория чаще улыбается. Не потому, что отношения с Бакуго более-менее наладились, и старый знакомый перестал его открыто игнорировать, а просто потому, что у жизни появился хоть какой-то смысл. Да и Даби пропал на несколько недель, только перевёл на счёт Мидории n-ную сумму, его долю за последнюю съёмку, и отправил сообщение: «Твой ротик неплохо постарался». Изуку передёрнуло от этой фразы, а во рту снова появился неприятный вкус спермы. Но он держался, отгонял мысли и прятал воспоминания за семью замками. Это всё закончилось. Такого больше не повторится. Верилось с трудом, но самообман помогал справляться и двигаться вперёд. Улыбка Мидории перестала быть лживой, он действительно радовался жизни, наслаждался приятными мгновениями, общением с Каччаном, посиделками с Ашидо и её друзьями. И каждый раз вздрагивал, когда на телефон приходило чьё-то сообщение.

Но Даби был занят съёмкой традиционного порно. Он давно не снимал его, поэтому постоянные клиенты жаловались и просили что-то новенькое. И юноша сосредоточился на удовлетворении потребностей натуралов, снимал, как Тога мастерски заглатывает огромные члены, пока двое других трахают её в обе щели. Она, откровенно говоря, наслаждалась процессом, доставляя удовольствие своим партнёрам. Она стонала, как заправская шлюха, пока они кончали ей на лицо, и облизывала губы, словно их сперма — это сладкий крем с самого желанного торта. Ей было весело. Тога смеялась, насаживая себя на сексуальных мужчин, её бросало в дрожь от эйфории, она билась в конвульсиях, когда кому-то из них удавалось достать нужной точки. А Даби ловил эти моменты. Он любил заставлять Тогу снимать по несколько дублей, ведь можно было запечатлеть что-то новое и необычное. Тога Химико — прирождённая актриса порно. Открыть такой талант было удачей для Даби. Он чувствовал себя богом, решающим судьбу своих пешек.

Тодороки не участвовал в этих оргиях, хотя именно он был первым, кто снялся с Тогой в одном подобном фильме. Проще говоря, Тога была первой женщиной Тодороки, той, что открыла для него мир секса, научила его обращаться с женским телом, показала все важные точки и сделала из Тодороки мастера в этом искусстве. Тогда Даби снимал на обычную мыльницу, но и Тога, и Тодороки так хорошо смотрелись в кадре, что юноша быстро заработал на профессиональное оборудование. Голливуд бы позавидовал.

Тога предлагала Тодороки воспользоваться и её задницей, если ему по вкусу только анальный секс, но юноша категорически отказался. «Кажется, кто-то стал зависим от сладкой попки Мидории», — нашептала Тога Даби. Юноше это не понравилось. Не хватало ещё, чтобы его любимый братишка влюбился в какого-то пидора, в используемую им игрушку. Поэтому он постоянно поглядывал на Тодороки, сидящего в углу, залипающего в телефон, пока Тога отплясывала на кровати очередной круг. Даби снова позвал брата присоединиться, но Тодороки снова отказался и следом вышел из комнаты. Его раздражала создавшаяся там атмосфера. Эти вздохи, стоны, крики отравляюще действовали на мозг. А распутный взгляд Тоги, направленный прямо на него, виделся Тодороки открытой насмешкой, словно Химико знала то, что самому Шото неизвестно.

Что мучило Тодороки, не мог знать никто. То ли это совесть пробудилась, то ли другие запретные чувства, но ему больше не хотелось причинять боль Мидории. Его манило это тело, и он не сдержался. Теперь же Тодороки безумно сожалеет, что пошёл против воли Изуку, когда тот слёзно умолял его остановиться. Извинений и правда будет недостаточно, но что Тодороки может сделать для него? С этими мыслями он шёл по коридору университета на встречу с Мидорией. Шото отправил ему сообщение, хотя не был уверен, что тот придёт по первому его зову. Но Мидория ждал его в условленном месте, где располагались студенческие курилки. Парень стоял спиной к Тодороки, глядя куда-то вдаль, в руках его тлела сигарета. Мидория курил очень редко, Тодороки знал это. Его выворачивало от дыма, что постоянно стоял в квартире для съёмок. Он порой отказывался целоваться, ведь дымом пропитывался даже рот партнёра. Но порой наступал момент, когда даже непоколебимый Мидория срывался, прибегая к столь тривиальному методу успокоения нервов. Тодороки отчасти понимал причину, почему тот закурил именно сейчас.

— Мидория! — юноша окрикнул его, и Изуку обернулся.

Он как-то отличался от обычного себя. Тодороки насторожился. Мидория был другим, его лицо порозовело, щёки снова округлились, веснушки стали более выраженными. А может, это просто воображение Тодороки, и он стал смотреть на него иначе. Но что-то точно изменилось, Шото только не мог понять что именно. Мидория коротко кивнул сокурснику, выбросил окурок в урну и подошёл ближе.

—Ты что-то хотел? — Изуку держался особняком, всем видом показывая, что у него нет желания общаться с Тодороки.

— Я хотел ещё раз извиниться за ту съёмку, — ответил Тодороки. — Обещаю, что больше не стану причинять тебе боль и другим не позволю. Больше никаких групповых съёмок, никакого полового контакта. Как я ещё могу загладить свою вину? Это ощущение заставляет меня страдать. Мидория, прости.

— По твоему лицу нельзя было сказать, что ты очень страдал, когда засаживал свой член мне прямо в рот, — хмыкнул Мидория, резко шагнув к собеседнику. — Лживое раскаяние засунь себе в задницу.

Изуку замахнулся на Тодороки, но тот успел перехватить его руку за запястье, притянув к себе.

— Я люблю тебя, Мидория! — выпалил Шото.

Уши его горели, как и щёки, и Мидория распахнул глаза от удивления. Несколько секунд они смотрели друг на друга, пытаясь прочесть хоть что-то в затуманенных глазах. Когда слова Тодороки наконец достигли Мидории, он захохотал, согнувшись от смеха вдвое. Его заливистый смех резал слух, Шото хмурился, а сердце предательски стучало от осознания, что владелец его получил грубый отказ. Тодороки выпустил Изуку из рук, тем самым позволив тому от смеха схватиться за живот. Это было настолько отвратительно, что Шото хотел провалиться сквозь землю, исчезнуть, разлететься пеплом, лишь бы не слышать мерзкий хохот. Хотелось повернуть время вспять и не произносить этих слов, которые Мидория воспринял как шутку. Наверное, он прав. Не особо Тодороки похож на влюблённого парня, готового на всё ради того, кому отдал своё сердце.

— Любишь? — Изуку пытался отдышаться, но приступ смеха никак не отпускал его. — Серьёзно? Ничего глупее я не слышал, Тодороки-кун. — Мидория выпрямился и положил руку на плечо сокурсника, чтобы не упасть ненароком. — Ты сам себя слышишь? Слышишь, как абсурдно звучит твоё признание?

— Мне плевать, абсурдно ли оно звучит для тебя, — процедил сквозь зубы Тодороки. — Я хотел вернуть всё то, что забирал на протяжении долгих месяцев, с помощью своих чувств.

— Чувств? — усмехнулся Мидория. — Тодороки-кун, ты мне совершенно безразличен. Я не испытываю к тебе ничего, кроме отвращения. И ты знаешь причину, по которой я всё ещё терплю твоё общество и позволяю иметь себя, — он расправил руки в стороны. — Тело забирай, подавись, но сердце тебе никогда принадлежать не будет.

— Уверен? — прошипел Шото, схватив Изуку за плечо, до боли сжал его, словно в тисках, отчего Мидория чуть слышно застонал.

— Я вам не помешал? — за спиной раздался голос Бакуго.

Мидория выглянул из-за Тодороки и увидел друга детства. Тот невозмутимым взглядом окинул их, затем достал из кармана пачку сигарет и закурил одну. Бакуго выдохнул клубы дыма, откинув голову назад. Он издалека заметил Деку, вновь болтающего с этим двумордым. Дружелюбной атмосфера между ними не казалась. Бакуго решил не вмешиваться и пошёл в сторону университета, но остановился на полпути. Что-то подсказывало, что его бездействие может привести к чему-то нехорошему. Предчувствие никогда не подводило Кацуки, и в этом он убедился, увидев, как Тодороки насильно хватает Мидорию. И чего он лезет в их гейские разборки? Своих дел что ли мало? Об этом думал Бакуго, наполняя лёгкие дымом.

— К-каччан... — вздрогнул Изуку.

— Что тебе надо? — недовольно произнёс Тодороки, ослабив хватку.

— А вот это не твоё дело, герой-любовничек.

— А? — недоумевал Шото.

— Это же ты любитель оставлять следы, — Бакуго постучал указательным и средним пальцами по шее примерно в той области, где у Деку был засос. — А говорил, что он не твой парень. Вот ведь развелось пидарасов, — рыкнул Кацуки, сжав эту же руку в кулак.

— Следи за своим языком! — напрягся Тодороки, сделав шаг к Бакуго.

— А то что? — усмехнулся Кацуки, приподняв подбородок. — Это тебе стоит следить за своим языком, ртом и чем ты ещё вообще пользуешься, вместо мозга! Ну, там, я не знаю, уважать желания другого человека, на ноющего Деку уже смотреть тошно.

— А ты у нас защитником заделался? — Тодороки схватил Бакуго за ворот джинсовой куртки.

— Тодороки-кун, отпусти его, — вмешался Мидория.

Шото резко выпустил из рук плотную ткань и оттолкнул Бакуго от себя. Тот попятился назад и довольно усмехнулся. Этот раунд он определённо выиграл. Тодороки сразу ему не понравился, и его расстроенное личико почему-то доставляло Бакуго удовольствие. Шото хмыкнул и прошёл мимо Кацуки, демонстративно задев его плечом. Он остановился, исподлобья взглянув на так называемого соперника.

— Ты не знаешь, во что ввязываешься, — выдавил он через силу и быстро покинул курилку.

Тодороки трясло. Он не мог прийти в себя. Снова ему помешали, снова этот блондин — Бакуго Кацуки. Шото не понимал, почему испытывает к совершенно незнакомому человеку такую ненависть. Это ревность? Но у него нет поводов для этого. Бакуго всего лишь очередной псевдодруг Мидории, что сбежит, узнав, чем тот занимается по ночам. Но, судя по его словам, он знает об ориентации Мидории, да и засос на шее видел. Он посмел указывать Тодороки, что ему делать и как вести себя с Изуку. Это непростительно. Его душили ненависть и желание отомстить. Но Тодороки не мог ничего сделать Бакуго, ни одной причины тому не было. Но зато он имел власть над Мидорией, как бы старательно Изуку ни пытался отрицать её. Забрать его тело? О, Тодороки согласен, это в полной мере удовлетворит юношу, и Мидория не заметит, как и сердце своё отдаст.

Шото пришёл на квартиру перед началом съёмок Тоги Химико и Твайса, того странного парнишки, что постоянно крутился вокруг Даби и Шигараки. Тодороки подозревал, что у Твайса (он не знал его настоящего имени) есть какое-то психическое отклонение, но помалкивал, чтобы не разозлить его. Даби настраивал камеру, а Тога переодевалась, примеряя самое сексуальное своё белье. Она была полностью обнажённой и пыталась самостоятельно застегнуть чёрный кружевной лифчик, рядом на кровати лежали трусики, если эти две чёрные полоски с белыми бусинами можно было назвать полноценными трусами. Она обернулась, услышав, как в комнату вошёл Тодороки. Девушка широко улыбнулась и, бросив попытки одеться, подбежала к нему, запрыгнув ему на шею.

— Шото-чан! — воскликнула Тога. — Ты пришёл! Хочешь меня? — она приподняла ножку и потёрлась внутренней стороной бедра о его брюки. — Химико соскучилась по красивому члену Шото. У Твайса сморчок какой-то, он не удовлетворяет Химико.

— Подожди, Тога, — Тодороки убрал руки девушки с себя и подошёл к Даби.

— Йоу, братишка, ты разве не на парах? — спросил темноволосый, даже не оторвавшись от объектива.

— Да, был там, — ответил Тодороки. — Слушай, Тойя, насчёт Мидории.

— Что насчёт Мидории? — Даби отвлёкся от камеры и, прищурившись, посмотрел на младшего. После слов Тоги он боялся услышать от Тодороки что-то страшное.

— Мне кажется, всё это безумно скучно, — начал Шото. — Я подумал, что стоит как-то разнообразить процесс. Та съёмка подогрела интерес зрителей, но для пущего эффекта чего-то не хватает.

— Я слушаю, — улыбнулся Даби, и скобы на лице тоже поползли вверх, сделав его похожим на уродливую версию Джокера.

Тодороки быстро изложил своё предложение, и Даби всё сильнее улыбался и всё больше успокаивался, убеждаясь, что его младший братик ещё не потерян для общества и для него. Тога изредка хихикала, когда Шото смущённо выговаривал новые слова, которые вычитал где-то в интернете, пока шёл сюда. Она уже представляла лицо Мидории, когда тот узнает, что его ждёт, и мурашки бежали по телу. А Тодороки не такой добрячок, каким хочет казаться. Тога подозревала, что между этими двумя что-то произошло, поэтому Шото-чан стал таким грубым и жёстким. Ох, снимать подобную сцену будет одно удовольствие. Девушка обняла Тодороки и, словно вьюнок, оплела его руку.

— Шото-чан, ты плохой мальчик, — промурлыкала она. — Химико любит плохих мальчиков.

— Может, Твайс уступит тебя сегодня мне? — спросил Тодороки, взглянув прямо в коварные глазки возбуждённой девушки, и в них сверкнули яркие огонёчки предвкушения.

— Если не уступит, мы его просто убьём, — радостно произнесла она, обнажив свои острые клыки.

Мидория Изуку определённо сошёл с ума. Ведь его сердце отбивает бешеный ритм при виде светловолосого юноши, который в очередной раз спасает его. Это, безусловно, подкупает. Это делает Мидорию чуточку счастливым. Он пока не может дать точное название испытываемым эмоциям, потому что рано говорить о любви, но другого объяснения у Изуку нет. Он всегда замечает Бакуго в коридоре университета, часто видит его в кофейне рядом с ним, потому что приходит туда специально, чтобы заказать тот же напиток, что и Кацуки. В этом выборе у них вкусы схожи, и это радует Мидорию, ведь они с Каччаном такие разные. Мидория внимательно смотрит на хмурое лицо Бакуго, на выразительные скулы, прищуренные глаза, отливающие красным цветом, на тонкие губы, растрёпанные светлые волосы, которые, кажется, сколько ни укладывай, всё равно будут торчать в разные стороны, словно колышки. Бакуго практически не изменился с детства, только плечи стали шире, руки больше и взгляд грубее. Интересно, умеет ли Кацуки улыбаться? Мидории бы очень хотелось увидеть это. Нет, не нагловатую усмешку, с какой он ходит основную часть времени, а именно улыбку, открытую, тёплую, добрую. Существует ли она? Мидория краснеет, задумываясь об этом.

Нет-нет, он не должен влюбляться в Бакуго. Это будет очередным его провалом. У Изуку вся жизнь — сплошной провал. Особенно, если дело касается любви и отношений. Конечно, он влюблялся раньше. В школе ему нравился их строгий староста — Иида-кун. Они дружили, и тот часто заступался за юношу, пока кто-то не напел ему, что местный гомик Мидория запал на него. Иида казался Мидории человеком, не связанным предрассудками, но он, увы, ошибался. Иида делал вид, что всё в порядке, что они всё ещё друзья, но медленно отдалялся от Мидории, словно не замечал издёвок, побоев, разборок. Как староста, Иида провалился. Это был первый неудачный опыт Мидории. Хотя любовь длиной в несколько месяцев вряд ли можно назвать опытом. Ашидо говорила про Ииду так: «Тупой очкарик, что проворонил своё счастье!» Изуку не злился, но ему хотелось бы немного честности от человека, которого он гордо называл другом.

В последний год старшей школы Мидория влюбился в парня с параллельного класса — Шинсо Хитоши. Он знал об ориентации Изуку, как и вся школа, но не перестал с ним общаться. Порой к нему закрадывались мысли, что Шинсо небезразличен к нему, но он тут же отгонял их. Ашидо подговаривала Мидорию признаться, но он отнекивался и смущался при каждом упоминании имени возлюбленного. Но во время выдачи аттестатов Изуку решился на столь отчаянный шаг. Всё равно им больше не доведётся встретиться, а если повезёт, то, возможно, они смогут быть вместе. Но ответ Шинсо отрезвил Мидорию и разрушил все мечты: «Как же это отвратительно! Я общался с тобой, потому что ты был жалким идиотом, которого все ненавидят, и ты принял это за чувства? Мидория, ты глупее, чем я думал». Так и закончилась его мимолётная любовь, а Ашидо тысячу раз извинилась перед Изуку за свою ошибку.

Потом был старшекурсник Мирио-сенпай. Когда Мидория поступил в университет, тот учился на последнем курсе и взял под своё крыло неопытного мальчишку. Поговаривали, что Мирио тоже нетрадиционной ориентации. Хорошее отношение и подбадривание подкупили Изуку, он признался парню в том, кем является, и признался, что влюблён в своего сенпая. Мирио был человеком поистине добрым и отзывчивым, но был вынужден отказать Мидории, так как встречался с другим. Спустя несколько месяцев он окончил университет, и больше Изуку его не видел. Хотя они поддерживали отношения «сенпай – кохай» до самого его выпуска. Этот опыт Мидория вспоминает с улыбкой. Мирио-сенпай пусть и отказал ему, но никогда не использовал это против Изуку.

Отношений у Мидории не было. Он сосредоточился на учёбе, пока мама не попала в больницу с тяжелым диагнозом. Ей требовалась операция, что стоила больших денег. Медицинская страховка не покрывала всей суммы, только 50 %. Выхода не было. Он просил в долг, искал подработку, но понимал, что ему нужно огромное количество времени, которого его лишили, сообщив о болезни матери столь поспешно. Даби же предложил оплатить лечение в долг, Мидория просто должен был отработать сумму за короткий срок. И Изуку согласился. Двух-трёх таких съёмок хватило, чтобы избавиться от долга, но Мидория продолжил этим заниматься, ведь лекарства, которые поддерживают хрупкое сердце мамы, стоят очень дорого. С тех пор он забыл, что такое любовь, и не хотел вспоминать.

Но Бакуго неожиданно вернулся в его жизнь. И Мидория больше не знал, чего хочет. Он обещал Каччану, что не станет смотреть на него иначе, чем на просто друга, но сердце возмущённо стучало, и обещание медленно рассыпалось на мельчайшие крупицы. Иногда он случайно засматривался на Бакуго, тот замечал странные взгляды, хмурился и бурчал: «Чего вылупился, недомерок?» Изуку краснел, мямлил что-то под нос и хотел стереть и себе, и Бакуго память, чтобы вырвать из мозга эти постыдные моменты. Шансов у Изуку не было. Никаких. Абсолютно. Бакуго — натурал, любитель большой груди и милых женских лиц. Вероятность того, что Мидория получит отказ, равна ста процентам. Он не хотел, чтобы с Каччаном вышло так же, как с Иидой. Мидория уже чувствовал, что порой Бакуго избегает его. Наверное, из-за шуток Киришимы. Мидория не настолько глуп, чтобы не понять, как на него смотрит парень Ашидо. Вероятно, только она и сдерживает его от нелестных высказываний в адрес Изуку. Он не хотел, чтобы получилось так же, как и с Шинсо. А Бакуго точно скажет что-то пожёстче, чем парень из прошлого, а может, ещё и в морду даст. И будет прав. Даже девушки, которые относятся к парням, как к друзьям, получая от них признание, сильно расстраиваются. А тут друг-парень признаётся парню. Конечно, Бакуго разозлится.

Поэтому Мидория держал себя в руках. Но хранить секреты не просто, их стало слишком много в жизни Изуку, и он хотел избавиться хотя бы от одного. А Ашидо Мина, подруга и просто хорошая девушка, была рядом, готовая выслушать и дать совет. Да, порой её советы доходили до абсурда и только ухудшали ситуацию, как в случае с Шинсо, но Мидория никогда не злился на неё. Наверное, она всегда хочет как лучше, но Мина — не бог, а обычный человек. Людям свойственно ошибаться. Ашидо сидела напротив Изуку в библиотеке и уже который час читала первую страницу заданной лекции. Мидория давно закончил со своими заданиями и просто наблюдал за потугами девушки. Он размышлял о Бакуго, о ситуации с Тодороки, о Даби и о том, как всё разрешить и выйти сухим из воды. Чего-то в любом случае придётся лишиться.

— Слушай, Ашидо, кажется, я влюбился, — эта фраза в миг заставила её оторваться от учебника, и глаза засверкали от любопытства.

— Кто этот сексуальный красавчик? — улыбнулась Ашидо, наклонившись вперёд, чтобы Мидории не пришлось слишком громко говорить.

— Обещай, что не будешь смеяться.

— Конечно, не буду.

— Ты точно так же на счёт Мирио-сенпая говорила! А потом полчаса тебя от приступа смеха откачивал! — обиженно пробурчал Изуку.

— Ой, кто старое помянет, — махнула она рукой. — Так кто это? Говори уже!

— Б-бакуго… — промямлил Мидория, опустив голову, чтобы Ашидо не видела, как покраснело его лицо.

— Оу, — протянула Мина. Она не смеялась, это был звук понимания и некоего разочарования, вероятно, даже подруга осознаёт, насколько безнадёжна его ситуация.

— Я пока не уверен точно, но… — голос подрагивал, а ушки покраснели до самых кончиков.

— Мидория, ты красный, как помидор, твоей уверенности уже и не надо, — усмехнулась Ашидо, погладив его по голове. — Ну, тут я не советник от слова совсем. Кажется, ты точно провалился в болото безответной любви. Без вариантов. Я Бакуго, не то что с парнем, даже с девушкой в отношениях и любви не представляю.

— Любовь и отношения, да? — печально выдохнул Мидория. Он посмотрел куда-то в сторону книжного шкафа, за которым стояли парень с девушкой, о чём-то мило болтая, точно парочка. — Для меня это непозволительная роскошь, — добавил он, но Ашидо с недоумением смотрела на друга, не понимая, что именно он хочет сказать.

Ашидо хотела помочь, но знала, что Изуку что-то недоговаривает. Она ведь не глупая девчонка, только дурак не догадается, что на душе Мидории бушуют бури. Мина списывала это на ориентацию друга, ведь таким людям сложно жить, они много думают, пытаются справиться с собой и с внешними раздражителями. Им тяжело от своей ненормальности. И это, конечно, сказывается на внутреннем состоянии. Но чувствовалось что-то ещё. Мидория скрывал что-то от друзей, но Ашидо, хоть и была настойчивой, давить на людей не любила. Придёт время, и Изуку сам всё расскажет. Вот про Бакуго же рассказал. Зачем устраивать допросы, если можно немного подождать?

Мидория понимал, что самую главную свою тайну выдать не сможет. Он верил Ашидо, но всё равно боялся быть высмеянным, боялся, что от него отвернётся последний человек, который долгое время поддерживал его и был на его стороне. Если он лишится этой улыбчивой девчушки, то всё остальное потеряет смысл. Мидория не может так рисковать. Ашидо широко улыбнулась и снова принялась зубрить текст, а Изуку продолжил наблюдать за ней. Он и представить не мог, что однажды её открытая улыбка обернётся гримасой отвращения. Страшно. Изуку страшно. Он будет скрывать ото всех, чем занимается по ночам, пока у него есть такая возможность, до последнего. Есть вещи, которые нельзя объяснить — никто не поймёт. И Мидория давно уяснил, что в этом мире люди живут предрассудками и стереотипами, а он — в самом эпицентре.

Chapter Text

«I need your help, I can't fight this forever.
I know you're watching,
I can feel you out there».
Starset — My Demons.

«Я нуждаюсь в тебе, я не могу бороться с этим вечно,
Я знаю, что ты смотришь,
Я чувствую, что ты рядом».

Бакуго скрипя зубами сжал в руках белый лист, на котором было что-то написано очень крупным и неразборчивым почерком. Он тяжело вздохнул, засунув и так смятый клочок бумаги в карман, буквально впихнул его внутрь, смяв ещё сильнее. Это письмо пришло около недели назад, но Кацуки был занят на учёбе и получить чёртово послание не успел. Или оттягивал момент. Скорее всего, второе, ведь и пары минут у него не заняло прочтение трёх строк с тремя восклицательными знаками в конце предложения. Ему даже показалось, что он услышал голос отправителя, вернее, крик и возмущение, сокрытые в словах. И они его оглушили. Он почесал затылок, поразмыслив о чём-то, и достал из кармана сигареты. До встречи оставалось несколько минут, но у условленного места находился только он. И где носит этих идиотов?

Можно же сделать вид, что письма он не получал, да? Правда, Бакуго не привык искать оправдания и попросту отмазки. Ну и с этим человеком лучше не шутить. Кацуки докурил сигарету и снова взглянул на письмо, аккуратно расправив его. Листок надорвался по краям, но текст оставался неизменным: «Если ты, неблагодарное отродье, не приедешь домой на каникулы, то можешь сюда больше не возвращаться!!!», и внизу маленькая подпись, которая пыталась смягчить весь предыдущий текст: «С любовью, твоя мама». Бакуго усмехнулся. Он только сейчас увидел эту милую сноску. Да уж! В сарказме и иронии этой женщине нет равных. Кацуки даже попыток побороться за первое место предпринимать не станет. Каникулы начались буквально вчера. У него есть месяц, чтобы избежать сурового наказания. Конечно, мама не выгонит его из дома, но потреплет нервы обязательно. И Кацуки не уверен, что из этого хуже.

— Чёртова женщина! — пробурчал Бакуго и снова спрятал письмо в карман.

— Каччан, ты чего? — раздался знакомый голос над ухом, и Бакуго поднял голову, увидев улыбающуюся мордашку Деку.

Парень пришёл первым после Бакуго. Он стоял перед ним в светло-голубых джинсах с потёртыми коленями и подворотами и в белых кедах. Взгляд Кацуки скользнул снизу вверх и остановился на белой футболке с какой-то английской надписью. Бакуго прищурился, чтоб разобрать среди складок точную фразу. «All Might» — это какое-то подбадривание, что ли? Изуку засмущался, заметив, как его рассматривает знакомый, и отвёл взгляд в сторону. Он долго выбирал что же надеть, ведь хотел ему понравиться, хоть и понимал, что старания эти бессмысленны и оценены не будут. Но сердце всё равно просило какой-то романтики, и приходилось создавать её самому без участия и спроса Каччана.

— Выглядишь, как пидор, — вынес свой вердикт Бакуго, и сердце Мидории упало вниз вместе со всеми упорными приготовлениями и несбыточными надеждами.

— Ну, спасибо, — обиженно произнёс Изуку, покраснев сильнее.

— Это шутка, придурок, — Бакуго хлопнул Мидорию по спине, и Изуку повалился вперёд, едва удержавшись на ногах. — Как вообще может быть связана одежда и ориентация?!

— О чём это вы болтаете тут, а? — к ним подошла Ашидо.

Она внимательно посмотрела на смущённого Мидорию, и, конечно, заметила едва различимое смущение Бакуго. А её друг совсем не умеет скрывать свои чувства. Не ровен час и его быстро рассекретят. Бакуго весьма сообразительный парень, и легко поймёт, что Мидория испытывает к нему больше, чем просто дружеские чувства. Ашидо должна позаботиться о том, чтобы этого не случилось. Она и так всегда залечивает его разбитое сердце, а в этом случае придётся ещё и разбитое лицо залечивать. К этому Мина не готова. За ней плелись Киришима, Каминари и Джиро Кьёка, которая что-то недовольно шипела в ответ на шутки Денки. Они не увидели, что Бакуго с Мидорией о чём-то говорят, и первый вздохнул с облегчением. Если Киришима уличит его в подозрительно-хорошем отношении к Мидории, то шквал новых неудачных шуток обрушится на него незамедлительно.

Через несколько минут пришли Яойорозу Момо с Сэро Хантой и Очако Ураракой. Последняя была немного скована, использовала дежурные фразы, общалась сухо, отвечая только на поставленные ей вопросы, и не вмешивалась в общий разговор. Мидория отчасти понимал, что это из-за него. Он до сих пор хотел признаться ей, но считал, что это будет неправильно по отношению к Бакуго, который помог ему скрыть данный факт от Урараки. Тогда все его старания окажутся напрасными, а Мидория не хочет, чтобы они пропали даром. Но эта напряжённость между ним и Ураракой влияла на атмосферу в компании. Ашидо, которой Изуку рассказал о случившемся, знала, что происходит, другие же оставались в счастливом неведении. Первым накалившуюся атмосферу решил разрядить Бакуго, подсев к Урараке и нагло положив ей руку на плечо.

— Хэй, Урарака! А ты чего молчишь, когда все заняты разговором? Какие-то проблемы? — усмехнулся Кацуки. Она вздрогнула, но руку его не убрала.

Мидория тяжело сглотнул и отвернулся, чтобы не видеть, как легко Бакуго прикасается к девушке. Урарака подняла голову, заметив реакцию зеленоглазого юноши, и подумала, что он ревнует её к Бакуго. Она заулыбалась, умирающая надежда вновь ожила и саму Урараку привела в чувства. Очако игриво посмотрела на Кацуки и захлопала глазками. Бакуго нахмурился, явно ошарашенный такой резкой переменой её настроения.

— Прости, я немножко устала после экзаменов, — она коснулась руки, лежащей на её плече, и легонько сжала свою ладонь. — Вау, Бакуго-кун, а у тебя крепкие мышцы! — воскликнула она, и сидящие рядом рассмеялись.

Наверное, неожиданный комплимент Урараки даже им показался нелепым. Мидория тоже смеялся, вливаясь под общее настроение, но сердце отчаянно стучало, а руки подрагивали. Ашидо бросила взгляд на дрожащие пальцы Изуку и сочувственно вздохнула. На чьей стороне ей быть? Она искренне любит Мидорию и желает ему счастья, но если Урарака вдруг влюбится в Бакуго, то у кого больше шансов? Это так очевидно, что и говорить не стоит. Мидория всё понимал не хуже Ашидо. «Ты никому не нужен, Изуку, совершенно никому», — словно мантру читал про себя юноша.

— А у тебя дерьмовое умение подкатывать, — ответил Бакуго, довольно усмехнувшись.

— Научишь? — хихикала Урарака, открыто флиртуя с ним.

Она видела, как с каждой новой фразой всё грустнее становится Мидория, и сердце её ликовало. Она всё-таки добилась хоть какой-то реакции от человека, который ей небезразличен. Плевать, что Бакуго говорил ей отступиться. Урарака не умеет отступать, она возьмёт своё, даже если придётся использовать Бакуго в своих целях. Очако — милашка. Бакуго обязательно клюнет, а затем клюнет и Мидория.

— Воу-воу, ребят! — заохал Киришима. — Не при детях. Наедине договоритесь, лады? — он широко улыбнулся, и Урарака отстранилась от Бакуго, словно послушала его совет.

Они всей компанией сидели в кофейне, что так полюбилась Мидории. Он и предложил встретиться здесь. Всех собрала Ашидо, сказала, что хочет увидеть ребят перед началом каникул и кое-что им предложить. Интрига завлекла их сюда. У Бакуго не было желания идти на эту встречу, но Киришима прожужжал ему все уши вчера вечером. Поэтому Кацуки с утра разобрался со всеми делами, получил залежавшееся на почте письмо и пришёл первым. Вообще он старался как можно реже пересекаться с Мидорией. Несмотря на то, что прошло уже пару месяцев, Бакуго всё равно каждый раз вспоминал тот мерзкий сон, когда видел Деку. Отвлечься на Урараку было бы неплохо, и Бакуго решил, что приударит за глупой девчонкой, что так страстно желает избавиться от былых чувств к Мидории. Бакуго не любил бегать за кем-либо, поэтому планировал сделать так, чтобы Урарака сама за ним бегала.

Урарака же, переступив через свою гордость и честь, серьёзно собралась завоевать Бакуго, дабы потом завоевать Мидорию. Сложная стратегия, но победы не бывают лёгкими. Бакуго её не интересовал. Конечно, он красив, умён и очень харизматичен, но слишком груб. Очако такие мужчины не нравятся. Другое дело Мидория — милый, нежный и добрый, идеал, а не парень. Урарака фантазировала, как они будут дружить, гулять, держась за ручки, смотреть на звёзды и целоваться, каждый раз смущаясь от этого. Сказка обязательно станет реальностью. Люди сами творцы своей истории — в этом Урарака убеждена. А Мидория думал о другом. Ему было чуточку больно, но совсем чуть-чуть. Как только он чувствовал укол ревности, то сразу вспоминал о Тодороки, Даби, Шигараки. Прокручивал в голове моменты со съёмок, свои стоны, крики, чужие прикосновения, поцелуи, отметины. Это не особо помогало, но так он хотя бы сдерживал себя от запретных мыслей. Он не имеет права ревновать после всего того, чтобы было с ним.

— Так, ребят, я вас собрала, чтобы сделать объявление! — начала Ашидо, встав с места, и постучала десертной ложечкой по бокалу с соком, чтобы все обратили на неё внимание.

— Ты беременна? — ахнул Каминари и следом залился смехом от собственной шутки, заставив Киришиму не слабо напрячься.

— Очень смешно, Каминари! — хмыкнула Ашидо. — Нет, я хочу предложить вам поездку в загородный домик моих родителей. Он недалеко от моего родного города, там очень красиво и зелено, есть речка. Это отличное место для отдыха. Мы сможем устроить барбекю, различные игры, искупаться и много-много всего.

— Звучит весело, — кивнула Яойорозу.

— Я всегда за, если наши девочки поедут, — улыбнулся Каминари, подмигнув Джиро, на что девушка лишь закатила глаза.

— Я поеду, если Бакуго-кун поедет, — смущённо пролепетала Урарака.

— Я, скорее всего, пас, — сказал Бакуго, и все с недоумением посмотрели на него. А Урарака была оскорблена его резким отказом и была готова провалиться на месте. — Обещал родителям, что проведу каникулы дома, поэтому вряд ли смогу поехать.

— Что за скукота! — протянул Киришима и театрально зевнул.

— Это же не на все каникулы, Бакуго, — возмутилась Ашидо. — Поедем перед началом учёбы. Расслабимся. Ну же! Уверена, твои родители отпустят своего любимого сыночка на пару дней.

Дюжина глаз выжидающе смотрела на Бакуго, добиваясь его согласия. Юноша тяжело вздохнул и сдался под их натиском. Ашидо воскликнула: «Ура!» А Урарака поблагодарила бога за предоставленную возможность. Именно тогда она воплотит свой план по соблазнению Мидории через соблазнение Бакуго. Мидория тоже хотел отказаться от поездки, но знал, что Ашидо от него не отстанет, пока он, как и Бакуго, не согласится присоединиться к друзьям. Телефон до сих пор молчал, сообщений ни от Даби, ни от Тодороки не было. Изуку слишком расслабился, поверив, что всё закончилось. Но всё только начиналось.

Сообщение пришло поздно ночью. Часы пробили полночь, и Изуку собирался ложиться спать. Он не поехал на каникулы домой, ведь мама сама приехала в столицу на очередное обследование. Женщина вернулась обратно вчера, и Мидория снова адаптировался к жизни в одиночестве. За пару недель, что Инко была с сыном, он уже успел свыкнуться с тем, что живёт теперь с мамой. Всегда есть готовая еда, всегда всё постирано и поглажено, дома чисто прибрано. Мидория, конечно, мальчик аккуратный, но всё-таки мужчина, легко забывает о всяких мелочах, которые женский мозг упустить не может. Изуку посмотрел на экран мобильного телефона. Сердце пропустило удар, когда на нём высветилось сообщение от Даби: «У тебя есть час. Я соскучился». Эта черта Даби была ненавистна Мидории. Он мог объявиться неожиданно, без предупреждения. Он словно играл с Изуку, испытывал или как бы напоминал, что его слово законно. Мидория может быть занят чем угодно, но, стоит Даби позвать его, необходимо отложить все дела, даже сон.

Вариантов не было. Мидория быстро принял душ, заказал такси, оделся и через час, как и приказывал (!) Даби, прибыл по указанному в геолокации адресу. Его впервые за долгое время позвали в другое место. Это был частный дом, скорее, коттедж. Так величественно выглядело двухэтажное здание, которое больше похоже на дворец: резные ворота, каменная тропинка, ведущая к крыльцу, украшенному расписными перилами бежевого цвета, сад по обе стороны от неё, арки, поддерживающие крышу, словно пришедшие сюда из Древней Греции, и дверь из красного дерева с фигурной ручкой. Мидория знал, что семья Тодороки весьма богата и известна в городе. Возможно, этот дом принадлежит их родителям, может, Даби снял этот коттедж для личных утех. Ему не хотелось выяснять. Он просто поднялся по лестнице и постучал в дверь. Ему отворила молоденькая девушка в костюме горничной. Он представился, и горничная проводила его на второй этаж. Внутри было ещё краше. Дорогая отделка стен и потолков, многочисленные картины, вазы, кувшины. Это, вероятно, стоило огромных денег. Мидория разглядывал сие произведение искусства с открытым ртом.

— Нравится? — Даби встретил юношу в коридоре второго этажа.

— Даби... — нахмурился Мидория.

— Этот дом принадлежит отцу, но он бывает здесь не часто, так что мы с Шото решили позаимствовать его на время. Здесь отличная звукоизоляция. Что происходит в одной комнате, не слышно даже в коридоре. Вероятно, отец ебёт здесь своих шлюх. Чувствуешь эту тишину? — Даби поднял руку, прикрыв глаза и слегка вздёрнув подбородок.

В доме и правда было ужасно тихо. Мидория огляделся по сторонам. Жизнь словно покинула это место, не раздавалось даже шороха или дуновения ветерка, обычно проникающего через открытые окна. «Наверное, это из-за позднего времени», — думал Изуку. Но Даби говорил о звукоизоляции. Как он собирается доказать своё утверждение? Неспроста же затеял разговор.

— А в паре метров от нас, — продолжил Даби, открыв наконец глаза, — Тогу жёстко насаживает Твайс. Чудеса, да и только. Ничего, я оставил их Шигараки. Он снимет для меня лучшую сцену, а я займусь тобой, малыш. Пойдём за мной.

Мидория вздрогнул. Страх усилился. Если Даби не лгал насчёт Тоги, то здесь действительно пугающая звукоизоляция. В этом доме можно убивать — никто ничего не заметит и не услышит. Изуку с трудом сделал шаг вперёд, проследовав за Даби. Тот отворил самую дальнюю дверь и пропустил его первым. Мидория с неуверенностью вошёл в комнату. В помещении был приглушённый свет, стояла кровать с бордовым балдахином, а около кровати Мидория увидел Тодороки. Всё недовольство, уничтоженное красотой дома, вернулось вновь, и он тяжело сглотнул. Комната была вся будто из бархата: и стены, и мебель, и даже пол. Всё в оттенках красно-бордового. А благодаря тусклым лампам, атмосфера создавалась чарующая. Правда, камера рядом с Шото отвлекала.

— Мой любимый братишка Шото был инициатором, чтобы я провёл съёмку здесь, он даже сценарий написал, план составил, — сказал Даби, закрыв дверь на ключ. — И антураж подготовил. — Он достал коробку, что стояла за креслом, и поднёс к кровати, вывалив всё содержимое на постель.

Мидория задрожал. Эти странные штуки он впервые видел так близко. В журналах для взрослых, в специализированных магазинах, в интернете, но не вживую. И он прекрасно понимал, для чего они здесь, прямо перед ним. Перед глазами всё поплыло, и различные секс-игрушки смешивались в одно большое размытое красное пятно. Если честно, Изуку даже названий их не знал. Парень отшатнулся назад, но за руку его схватил Тодороки. Он притянул мальчишку к себе и тихо прошипел:

— Ты говорил, что я могу забрать твоё тело. Я принимаю предложение.

— Что ж, выбирай, Мидория, — улыбнулся Даби, перебрав игрушки на кровати. Он взял в руки один предмет, напоминающий чем-то конусообразную дверную ручку с закруглённым концом. — Это, например, анальная втулка. Смешная вещица, не правда ли? Но, если верить гуглу, хороший стимулятор. Есть с хвостиком и с эрекционным кольцом, но Шото решил взять что-то не слишком вычурное. О, а вот моё любимое! — Даби потянулся к другой игрушке, отложив втулку в сторону. — Анальная цепочка. Чёрт, насколько же нелепо она выглядит! — Он засмеялся и потряс вытянутой резиновой игрушкой. — Тут ещё различные вибраторы, фаллоимитаторы и прочая хрень для пидоров. Хотя в магазине сказали, что и обычные пары это используют. Жуть!

Изуку практически не слышал Даби. Его голос заглушал пульс в висках. Голова раскалывалась от боли. Рука Тодороки больно сжимала плечо. Месть — блюдо, которое подают холодным, да? Изуку мысленно усмехнулся сам себе. Вот к чему привёл его отказ Тодороки. Расстроенный и отвергнутый, он взял на себя роль палача. Сердце Мидория не отдаст, вот только кому оно будет нужно, если тело растерзают и разорвут на кусочки?!

— Впрочем, — добавил Даби, — неважно, что ты выберешь. Мы попробуем всё.

Наручники щёлкнули над головой, и Тодороки приковал руки Изуку к кровати. Он нависал над ним, проводил ладонью по волосам, по щекам, шептал что-то нежное на ушко. Мидория пытался не слушать эти приторно-сладкие слова. Они отдавали горечью. Камера навела фокус на юношей в этой роскошной постели. Даби приказал Изуку облачиться в приготовленное ему кимоно, усыпанное узорами различных оттенков коричневого цвета. На Тодороки было надето точно такое же. Шото скользнул рукой вниз, распустив оби* и оголив грудь Изуку. Он прикоснулся губами к ключице, укусил её. Мидория простонал от боли, выгнувшись вперёд. Тодороки приобнял его второй рукой, другой сжал мягкие соски, поиграл с ними языком, кусал и снова целовал. Под кимоно Даби не позволил надеть нижнее белье, и Мидория оказался полностью обнажённым, когда Шото распахнул его. Он беспрестанно трогал Изуку, сминал светлую кожу, оставляя на ней едва заметные следы от пальцев, что мгновенно исчезали. Мидория закрыл глаза в попытках забыть, что рядом с ним именно Тодороки, но его голос звучал в ушах.

Шото коснулся невозбуждённого члена рукой, обвёл пальцем вокруг головки, и Мидория вздрогнул от приятного ощущения. Тодороки взял лежащий рядом с ним небольшой вибратор с тонким шнуром, что соединялся с пультом управления, и поднёс к коже, нажав на кнопку «пуск». Аппарат тихо задребезжал, и Изуку выгнулся ещё сильнее, почувствовав, как лёгкая вибрация прошлась вдоль тела. Реакция Мидории возбуждала, но Тодороки держался, чтобы не сорваться и не взять его прямо сейчас. Он медленно водил вибратором по члену, наблюдая, как тот выпрямляется, набухает и подрагивает. Боль в запястьях перекрывалась приятным ощущением внизу. Изуку тяжело дышал, вибрации били в позвоночник. Тодороки наклонился ниже и провёл языком по головке. Мидория дёрнулся назад, но Шото не позволил ему этого, удержав свободной рукой за ногу. Тодороки что-то надел сверху члена, какое-то эластичное колечко, и опустил вниз, почти до его основания. Кажется, Даби называл его «эрекционным кольцом».

— Сегодня я не позволю тебе кончить раньше меня, — прошептал Тодороки и поцеловал Изуку чуть ниже пупка.

Он взял смазку и выдавил небольшое количество сверху яичек Мидории. Кожу обдало холодком, и он смешался с жаром, покрывающим всё тело. Тодороки размазывал вязкую жидкость по члену, вниз, к промежности. Стоило коснуться плотного колечка мышц, как Изуку задрожал и весь сжался. Шото улыбнулся. Он снова взял что-то в руки, обильно смазывая лубрикантом, и поднёс к анальному отверстию. Тодороки мягко надавил на него и медленно ввёл тёмно-красную цепочку. Мидория старался дышать, но с каждым звеном цепочка расширялась, и становилось больнее. Обещание Шото не причинять любимому боль кануло в лету вместе с отказом Мидории. Он вводил игрушку всё глубже, растягивая Изуку изнутри. Когда последнее звено вошло, Тодороки отстранился, чтобы посмотреть на своё творение. Он облизнул губы от удовольствия. Изуку тяжело дышал, его тело блестело от пота, разведённые в стороны ноги дрожали, как и напрягшийся член, у кончика которого вытекала естественная смазка. Мидория выгибался, откинув голову назад, но из-за наручников не мог принять удобное и безболезненное положение. Тодороки спустил со своих плеч кимоно и закинул на них ноги Изуку, прижимаясь сзади. Он потянул за конец цепочки и начал медленно вытаскивать её изнутри.

— Ах! — простонал Мидория и упёрся головой в спинку кровати.

Было больно, было странно, кольцо на члене сковывало, не позволяя получить скорейшую разрядку. Тело не слушалось, оно отзывалось на грубые ласки и просило большего. Мидория ненавидел себя за это. Тодороки снова вводил цепочку внутрь и наблюдал, как Изуку весь извивается от непонятных ему ощущений. Ребристая поверхность игрушки скользила по стенкам, но, благодаря смазке, боль казалась незначительной. Тодороки с вожделением смотрел на терзаемого им Мидорию. Его возбуждение явно проглядывало из-под тонкого кимоно выпирающим бугорком в паху.

Шото целовал его колени, двигая цепочкой то вперед, то назад. Он прижимался к промежности, тёрся об неё членом. Избавившись от надоевшей игрушки, Тодороки быстро надел презерватив, чтобы скорее получить желаемое. Мидория смотрел, как резинка расправляется по всей длине члена, и сердце застучало, словно сумасшедшее. Та цепочка была цветочком по сравнению с размером Тодороки. Любой позавидует.

Шото уже хотел податься вперёд, а Изуку — к нему навстречу, чтобы быстрее закончить главное мучение, но его остановил Даби. Он махал рукой и отчаянно тыкал пальцем на лежащий рядом вибратор. Тодороки без слов понял намёк брата и потянулся за игрушкой, а Мидория в тот момент пытался сообразить, что именно придумал извращённый мозг Даби.

И когда предмет под влиянием смазки ловко проскользнул внутрь, Шото включил вибрацию. Изуку вскрикнул, дёрнувшись в сторону от желания вырваться из оков. Увы, наручники крепко держали юношу. Но не это было самым страшным в плане Даби. Тодороки сжал в руках его ягодицы и притянул Мидорию к себе, утыкаясь членом в промежность. Вибрация отвлекала, и Изуку даже не заметил, как Тодороки вошёл в него, тем самым продвигая игрушку глубже.

— Ах! Нет! — Мидория мотал головой, сопротивлялся этому, но лёгкие волны бежали по телу, а вибратор задевал простату, вызывая шквал мурашек и нереальных эмоций.

Тодороки был счастлив. Он впервые видел эйфорию на лице Изуку. Он впервые видел его возбуждение. Ни разу за все съёмки Мидория не кончал. Он мог возбуждаться, член вставал, но снова падал из-за боли или личного непринятия процесса. А теперь без шансов. Кольцо крепко держало Мидорию, предохраняя от преждевременной эякуляции. А вибратор массировал нужную точку. Тодороки и не знал, как хорошо становится самому, когда твой партнёр тоже получает удовольствие. Раньше он думал только о себе. Ему было плевать, нравится ли это Мидории или нет. Как же глуп он был! Он отдаст всё, лишь бы Изуку было хорошо. Лишь бы Изуку, как сейчас, стонал от приятных ощущений. Тодороки двигался медленнее, боялся что-то испортить, но Мидория, казалось, не обращал на это внимания.

— О боже, Изуку, — прошептал Тодороки, подхватив его ноги повыше. — Тебе нравится, Изуку? Изуку, тебе хорошо со мной? Изуку!

Он всё повторял свои вопросы, хотя они оставались без ответа. Но тело Мидории отвечало за него, а сам юноша только и успевал дышать, сдерживая стоны и крики, теряя себя, свою волю. От этого слёзы текли по щекам. Изуку думал о другом человеке, он закрывал глаза, отчаянно пытаясь представить хмурое лицо Каччана, его вечно недовольные глаза и взгляд, который так полюбился Мидории. Но Тодороки продолжал говорить, продолжал толкаться вперёд, и картинка распадалась на кусочки, возвращая Мидорию в реальность.

Он снял колечко с Изуку, как бы позволив кончить вместе с ним, и резко подался вперёд, крепко прижавшись к ягодицам. Мидория почувствовал, как сперма стекает по его члену, животу, груди, от этого ощущения стало намного легче. Тодороки вышел из него, вынул следом вибратор и без сил упал сверху, обняв обнажённого юношу. Камера мерзко пропищала, оповестив об окончании съёмки. А Шото пытался прийти в себя. Он коснулся губами шеи Мидории и глухо прошептал:

— Ты мой, Изуку, только мой…

Мидория ничего не ответил, потому что он уже не знал, кому на самом деле принадлежит.

Родители Бакуго были очень хорошими людьми. С ними юноше определённо повезло. Хотя сам Бакуго так не считал. Отца он называл «бесхребетным идиотом, что беспрекословно подчиняется своей жене», а мать — «безумной женщиной». Но он их любил. Несмотря на все скандалы, недопонимания, Бакуго испытывал к родителям очень сильные чувства. Он уважал их. И, конечно, отдал бы за каждого из них свою жизнь. Только им об этом Бакуго никогда не скажет. Он будет ругаться, кричать, оскорблять, но всегда будет возвращаться домой по первому зову строгой матери. Что он и сделал в этот раз. За все три года, что он жил отдельно, Бакуго не бывал дома. Ему нравилось в столице. Там дышалось иначе. Там он чувствовал себя свободно. И было не скучно. В родном городе Бакуго был лучшим, ему все подчинялись, особенно в районе, где он жил. А в столице людей много, каждый силён по-своему: кто-то в науке, кто-то филологии, кто-то в спорте. И всех хотелось побороть, посоревноваться. Бакуго наслаждался, когда его имя стояло первым в рейтинге по всем дисциплинам, когда он ставил рекорды университета на занятиях физической культуры. И его устраивало всеобщее признание такого большого города.

Но его мама, Бакуго Мицуки, хоть и поддерживала сына, всё равно скучала. Её нельзя назвать «матерью года». Бакуго прав, когда говорит, что она «безумная женщина». Но семья для неё дороже всего — любимый муж и единственный сын. Порой в самые серьёзные их перепалки она кричала, что заведёт второго ребёнка, а Кацуки вычеркнет из своей жизни, но слова так и оставались словами, брошенными сгоряча.

А когда с женщиной связалась мама Изуку, то Мицуки просто разрыдалась от того, как же она соскучилась по своему ребёнку. Материнский инстинкт — поистине страшная вещь. Тяжёлая ситуация Мидории Инко её вдохновила. Она осознала, что всем им отведён свой срок, если не успеть насладиться временем рядом с родными сейчас, то завтра может стать слишком поздно. И Мицуки в расстроенных чувствах написала сыну письмо. Не позвонила, не скинула сообщение (хотя всё это могла сделать в век развитых технологий), а именно отправила письмо, старомодное, но полное её искренних чувств. И Бакуго откликнулся на это. Он вернулся домой на следующий день после встречи с друзьями и Мидорией. Дома Кацуки смог отвлечься от мыслей о том ужасном сне и практически забыл о нём. Времени на это фактически не хватало, мать постоянно из-за чего-то возмущалась и пилила сына, на весь дом стоял крик целыми днями. И только тихий отец Масару пытался сдерживать разъярённых жену и сына.

Бакуго провёл дома несколько недель и уже сходил с ума. После того, как скандалы стихли, и мама успокоилась (она словно за все три года отсутствия сына отыгрывалась), она завела с Кацуки обычный непринуждённый разговор за ужином. Отец, наслушавшись всякого от родных, ушёл с друзьями выпить в бар. А Мицуки накрыла на стол, попросив сына поесть вместе, хотя обычно Бакуго избегал таких посиделок. Послезавтра он должен был уехать загород, куда пригласила Ашидо, хотя Мицуки не хотела его отпускать. Они уже успели поругаться на эту тему.

— Расставь тарелки, Кацуки, — попросила она, пока доваривался рис, и сын подчинился. Мицуки помешивала бульон, изредка оборачиваясь на Бакуго, что сервировал стол. — Я виделась с Инко-сан, кстати, кажется, ты дал ей мой номер через Изуку.

Кацуки вздрогнул, услышав это имя. Давненько никто не упоминал о нём. Бакуго чуть слышно хмыкнул и продолжил агрессивно раскладывать посуду.

— Да, я, и что? — буркнул он.

— Спасибо, — улыбнулась женщина и подошла к столу с ложкой и рисоваркой. Она разложила рис по тарелкам, продолжив между тем беседу: — Инко-сан похудела, очень сильно. Ты знал, у неё с сердцем проблемы? Ей не так давно сделали операцию. А теперь она пьёт дорогущие лекарства. Изуку трудится на нескольких подработках, чтобы достать на них деньги. Какой славный сын! — она восхищённо вздохнула, а затем, нахмурившись, посмотрела на Кацуки. — Не то что некоторые неблагодарные детишки!

— О, ну так усынови Деку, кто против?! — цокнул Бакуго и сел за стол.

— Ой, какой сыночек у меня ревнивый, — усмехнулась Мицуки, примостившись рядом, и потрепала его по волосам.

Бакуго отмахнулся от её тёплой руки и уткнулся в тарелку. Он быстро орудовал палочками для еды. Мама довольно наблюдала за сыном, улыбаясь. «Славный сын, да?» — подумал про себя Кацуки, поймав на себе взгляд матери. Знала бы она о нём всё, то по-другому бы заговорила. Хотя юноша понимал, что его родители — люди не консервативные. Они относятся к жизни проще, чем остальные. Мицуки была той ещё оторвой в школе, если верить рассказам стеснительного отца. Именно она «захомутала», как говорит Масару, мужчину, сделав своим мужем чуть ли не насильно. Но он ни о чём не пожалел, ведь она подарила ему счастье и прекрасного сына. На счёт покоя Масару не уверен, но так даже не скучно. Да, Бакуго точно знал, что мама никогда никого не осудит. Поэтому вопрос сорвался сам собой, и Кацуки закусил губу в ожидании ответа:

— Как ты относишься к людям с нетрадиционной ориентацией?

— С чего такой вопрос? — удивилась Мицуки. — О боже, Кацуки, не говори мне, что ты…

— Совсем с ума сошла, глупая женщина! — возмутился он, за что получил хорошенький подзатыльник.

— Не смей называть мать «глупой женщиной», дурачьё!

— Не смей называть сына «геем»!

— Сынок, — она неожиданно смягчилась и погладила его по плечу, — мы с отцом примем тебя таким, какой ты есть. Нам не важна твоя ориентация и особые предпочтения. Ты всё равно наш сын.

— Ааа, сказал же, я нормальный! Успокойся! — взвыл Кацуки, сбросив чужую руку с плеча. — Знакомый есть такой! Зна-ко-мый!

— Ах, знакомый… — и почему в её голосе прослеживается разочарование? — Тогда будь для него достойным другом, ведь этим людям очень сложно. Они многое держат в себе. Не знаю, зачем ты спросил меня об этом, но могу дать тебе только один совет: поддерживай его. Это всё, что ты должен делать.

Поддерживать? Бакуго задумался. Как он и предполагал, мама не стала кидаться глупыми стереотипными аргументами. Наверное, Кацуки всё же рад, что вернулся домой. Интересно, Инко-сан считает так же? Если — да, то Деку повезло. И никакая поддержка друзей не заменит поддержку родных. А Бакуго всего лишь прохожий в жизни Мидории, как и он в жизни юноши. Но почему тогда Кацуки так много размышляет об этом, раз за разом сталкивая себя с другом детства?

Chapter Text

«No one said it would be this hard.
How could I know?
Why do we always get so far before we let go».
Lights — Oil and Water.

«Никто не говорил, что будет так больно.
Откуда мне было знать?
Почему мы всегда заходим так далеко,
Не в силах потом друг друга отпустить?»

В загородном доме Ашидо действительно очень красиво. Он стоит обособленно от других коттеджей, поэтому кажется, словно именно здесь ты наедине с природой. Вокруг на несколько километров ни души. Дорога, ведущая в город, тоже относительно далеко, и шум цивилизации не достигает этого места. Можно кричать — никто не услышит. Так и делает Киришима, выйдя во двор. Он выкрикивает резко и шумно, и девочки шикают на него и просят быть тише. Эйджиро вдыхает полной грудью свежий воздух и медленно выдыхает, наслаждаясь ароматом. После задымлённого мегаполиса — это просто рай. Если, умирая, мы попадаем именно сюда, то Киришима согласен умереть прямо сейчас. Ручеек протекает совсем рядышком, до него рукой подать, если пройтись по тропинке, лежащей у крыльца.

Это небольшой двухэтажный деревянный дом с верандой и треугольной крышей. Первый этаж занимает зал, кухня, ванная комната и две спальни, на втором этаже — три комнаты. Зал начинается буквально у входа, прихожая очень маленькая, едва есть место, чтобы повесить верхнюю одежду и поставить обувь. Хоть Мина говорит, что в доме можно не разуваться, ребята всё равно оставляют туфли и ботинки у выхода. В зале есть большой настенный телевизор (домашний кинотеатр) и диван напротив него. Рядом с телевизором небольшой шкаф, в котором лежат диски и кассеты со старыми фильмами. Как сказала Ашидо, «это прошлый век», и никто спорить не стал. Кухня соединяется с залом открытым пространством, между ними — узкий коридор, который ведёт в ванную и в две небольшие комнаты. От стены с телевизором зал продолжается лестницей на второй этаж. Здесь только коридор с тремя комнатами по обе стороны. На втором этаже немного темно и комнаты тусклые, а первый этаж уютный, светлый, большие окна с кухни и зала впускают солнечный свет в дом. Вокруг дома нет высоких деревьев, только зелёный ковёр расстилается вплоть до речки, а за ней уже тянутся к небу дубы, камфорные деревья и мелкие кустарники. За домом плиткой выложена небольшая площадка. Именно там обычно готовят барбекю, чтобы не устроить случайно пожар. Рядом с площадкой стоит плетёный столик и несколько стульев, а чуть дальше — качели, которые сразу же облюбовала Урарака, запрыгнув на них. Сидение было рассчитано на двух или даже трёх человек.

Место это так понравилось ребятам, они побросали все вещи в прихожей и выбежали на улицу, чтобы прогуляться по двору. Каминари с Киришимой направились к речке, оттуда доносились их крики и смех, настолько сильной была здесь акустика. Бакуго просто ходил туда-сюда, пока Мидория помогал Ашидо и Яойорозу вытереть пыль со стола и стульев, а Джиро подметала площадку. Сэро разбирался с мангалом для барбекю, что Ашидо достала с чердака. На просьбу помочь Бакуго что-то недовольно прокряхтел и вернулся к своим наблюдениям за работающим Мидорией. Он вспоминал слова матери о том, что такие люди держат всё в себе. Возможно, так и было. Но по счастливой роже Деку нельзя было сказать, что он сильно страдает. Он смеялся в ответ на шутки Ашидо, смущался её замечаниям. У этого человека достаточно поддержки. Бакуго и делать ничего не надо. Он замотал головой, словно так смог бы вытрясти лишние мысли. Урарака заметила, как обеспокоен Кацуки и насколько безразличен к ней Мидория, занятый другими делами. Чтобы отвлечь его от вытирания пыли, Очако звонко вскрикнула:

— Бакуго-кун, присоединишься ко мне? — она хлопнула ладошкой по мягкому месту рядом с ней на качели.

Мидория оглянулся, услышав Урараку, и для девушки это был добрый знак. Затем он посмотрел на Бакуго, что расплылся в хищнической улыбке и направился к Урараке. В сердце больно кольнуло. Изуку ещё не отошёл от позавчерашнего, постоянно вспоминал те странные ощущения, слова Тодороки и насмешки Даби. Режиссёр заставил его пересмотреть снятый материал, вогнав в краску, чем доказал, насколько жалок Изуку, когда стонет от удовольствия, приносимого ему секс-игрушками и членом Шото. Это отрезвило Изуку, и он вернулся к нынешним обязанностям, не обратив внимания на Бакуго и Урараку. Кацуки же плюхнулся рядом с Очако и приобнял её за талию. Урарака демонстративно визгнула, чтобы друзья посмотрели на них. Ашидо громко сказала, не оторвав голову от вытираемого ею стула:

— У нас есть пять комнат! Можете воспользоваться, — только после этих слов она поняла, что глупой шуткой причиняет боль другому человеку, и прикусила язык, мысленно перед ним извинившись.

— Ещё не вечер, — ответила Урарака, смущённо взглянув на Бакуго.

— А ты не робкого десятка, Урарака, — прошипел Бакуго, наклонившись ближе.

— Ты же сам предложил переключиться на тебя, — игриво подмигнула она. — Вот я и следую твоему совету. Нельзя?

— Не пожалей потом.

— Снова предостерегаешь?

— Нет, предупреждаю, я никогда не сдаю назад, чтобы ты знала, — Бакуго облизнулся, а по телу Урараки пробежал холодок.

Кажется, она заключила сделку с самим дьяволом, но если это приведёт её к любимому, то она готова пройти даже по битому стеклу, через любые испытания. Мучения всегда в конце оплачиваются. Счастье нельзя заслужить, ничего не сделав. Поэтому она через силу улыбнулась Бакуго и быстро чмокнула его в щёку. А Мидория мысленно возненавидел себя за то, что именно в этот момент поднял голову и обернулся на них. Сердце упало с огромной высоты и разбилось о водную гладь. Что-то брызнуло ему в глаза. Он мотнул головой, зажмурившись, а когда открыл их, увидел перед собой смеющегося Каминари, полностью мокрого.

— Чего завис, Мидория? — усмехнулся он, отряхнув волосы от воды. — Пойдём с нами купаться.

— Нет, спасибо, — отказался Изуку.

Засосы, оставленные Тодороки, ещё не прошли. Его грудь и живот были буквально усыпаны следами от укусов, синяками, красноватыми пятнами. Не хотелось стать предметом для обсуждения. Не хотелось, чтобы Бакуго увидел эти отметины, ведь он сразу поймёт, кто именно их оставил. Не хотелось в очередной раз подтверждать слухи, которые так любит Киришима. Каминари пожал плечами, но не стал настаивать, и бросился уже за Бакуго, который мило беседовал с Ураракой. Так казалось Каминари, хотя их беседа не содержала в себе ничего милого. Урарака слегка дрожала, чувствуя на себе пронзительный взгляд Бакуго. Она уже не была уверена, что хочет продолжать затеянную игру, но поздно отступать.

На речке она гордо скинула с себя ситцевое платье и предстала перед юношами в шикарном открытом купальнике, так красиво подчёркивающем её формы, что они заохали от восхищения. Бакуго оценивающе посмотрел на девушку. «И почему у Деку не встаёт на таких красоток?» — пробежало в голове. Благо у Бакуго всё прекрасно вставало. Он схватил Урараку сзади, сжав крепкие руки на талии, и бросил в воду, устремившись за ней следом. Очако едва успела задержать дыхание, а, вынырнув, принялась колотить глупого Бакуго (так она его называла, пока стучала кулачками по спине). Он только усмехался от этих попыток, что были не сильнее укусов комара.

— А Бакуго отлично проводит время, не часто его увидишь в таком настроении, — заключил Киришима, и Мидория услышал его слова. — Ты точно не хочешь искупаться? — спросил он его.

— Нет, — выдавил из себя Изуку, поджав губы.

— Как знаешь, — ответил Киришима и побежал к реке.

— Мидория-сан, не поможешь мне с барбекю? — окрикнула его Яойорозу, которая тоже не стала купаться, ведь забыла купальник, а у подруг запасных не нашлось.

— Конечно, — кивнул Изуку.

Он ещё раз посмотрел на резвящегося с Ураракой Бакуго и быстро побежал в сторону площадки, где Сэро наконец закончил с установкой гриля. Он сдал свою работу друзьям и тоже присоединился к остальным на речке. Во время приготовления барбекю Яойорозу что-то рассказывала Мидории. Он изредка отвечал ей односложными предложениями, но это не смущало девушку. Момо была увлечена процессом нарезки мяса и овощей, что не замечала печальной улыбки и грусти в его голосе.

К вечеру всё было готово. Киришима зажёг гриль, а Ашидо с Джиро занялись жаркой мяса, пока остальные накрывали на стол. Из напитков было пиво, на гарнир — рис, который приготовила Урарака. Мидория не притронулся к нему за весь вечер. От такого детского поведения самому было противно, но сердце обливалось кровью, оно болело, оно заставляло Изуку поступать так глупо и бессмысленно. Никто и не заметил, что им была проигнорирована готовка Урараки. Но только не Урарака. Девушка следила за каждым его движением, успевая при этом открыто флиртовать с Бакуго, что изрядно подвыпил и продолжал тереться щекой о её макушку. Она думала, что Мидория зол на неё за флирт с Кацуки, и считала это успехом. Оставалось добить свою жертву последним шагом.

Изуку пошёл спать первым. Он остановился в комнате на первом этаже. Комнатка была маленькой, с односпальной кроватью, поэтому Мидория собирался ночевать в одиночестве. Он переоделся в ночной костюм, расправил постель и направился в ванную, но Изуку не успел выйти из комнаты. В коридоре послышались чьи-то знакомые голоса. Это были Урарака и Бакуго. Пищащий голос девушки не узнать он не мог, а низкий тембр Каччана — подавно. Изуку замер буквально у порога, прислушавшись к их разговору.

— Бакуго-кун… — простонала Урарака, повиснув на его шее. — Ты такой хороший, Бакуго-кун.

— Ты же по Деку сохнешь, — ответил Бакуго, убрав её руки со своих плеч. — Уверена, что не пожалеешь?

— Ты же сам сказал, что мне стоит оставить попытки, так чего ломаешься теперь? — она явно была пьяна и не контролировала себя. — К тому же Мидория на меня совсем не смотрит. Может, хотя бы теперь он обратит внимание. Ревность — двигатель любви, — она потянулась к Бакуго и громко, смачно поцеловала его в щёку.

— Я не стану останавливаться, ты знаешь, — прошипел Бакуго, сжав в руках её хрупкое тельце. — Не боишься?

— Не боюсь, — выдохнула Урарака и буквально затолкала его в комнату.

Мидория стоял на месте не в состоянии пошевелиться. Тело словно парализовало, а сердце колотилось как бешеное. Неужели Урарака делает это специально? Она знала, в какой комнате спит Изуку, и привела Бакуго именно сюда. Мидория слышал их шумное прерывистое дыхание, слышал, как упали джинсы Каччана — бляшка ремня громко ударилась о деревянный пол. Он чувствовал всем нутром, как Урарака касается обнажённой кожи, как Бакуго касается обнажённой кожи, как они прижимаются друг к другу. Скрипнула кровать, и раздался недовольный смешок блондина. Урарака захихикала. Видимо, села сверху Кацуки и скинула с себя платье. Его шорох резал слух Мидории. Слёзы сами покатились по щекам, и он сполз по стенке, что разделяла две комнаты, на пол, уткнувшись головой меж колен.

Скрип кровати заполнил помещение. Тихие постанывания девушки терзали душу. Она вскрикнула, когда, вероятно, Бакуго подмял её под себя. Мидория задыхался слезами, но всё же старался сдерживать себя, чтобы не быть услышанным. Безумно больно осознавать, что человек, которого ты любишь, никогда не станет твоим. А стать свидетелем тому — ещё ужаснее, ещё больнее.

— У меня это в-впервые, — донёсся до Изуку шёпот Урараки.

— Не волнуйся, — раздалось в ответ.

Мидория почувствовал, как вокруг всё поплыло, и комната стала качающейся на огромных волнах дряхлой лодкой. Ещё пару таких ударов, и она развалится на части. Изуку потонет, ведь спасать его некому, а плавать он так и не научился. Он услышал, как Бакуго с силой подался вперёд, как вскрикнула Урарака от боли из-за первого толчка. И лодка его разрушилась. Мидория бултыхался, ловил ртом воздух, но водоворот утягивал его вниз. А Очако продолжала стонать, а Бакуго —тяжело дышать, ускоряя темп. Это ведь не правда, да? Мидория заткнул уши, слёзы градом катились по щекам, и он безумно желал, чтобы в этом доме тоже была звукоизоляция.

Изуку находит в себе силы подняться на ноги, делает несколько шагов, шатается, добирается до двери и осторожно открывает её, выбираясь с тонущего корабля. Он бросается прочь оттуда, выбегает на улицу, спотыкается на лестнице и падает вниз. Колено разбито, локоть тоже. Из носа течёт кровь.

— Мидория? — он слышит удивлённый голос Ашидо и боится поднять голову. — Ты чего? Всё в порядке? — она наклоняется к нему, но Мидория сильнее зарывается лицом в траву.

— Не трогай! — рычит он.

— Эм, прости, — обиженно отвечает подруга. — Я уйду, но тебе не стоит лежать так. Ты простудишься. Сейчас, конечно, лето, но ночи холодные.

— Она сейчас с ним… — глухо произносит Изуку.

— Кто? — недоумевает Ашидо.

— Урарака.

Мидория приподнимается на коленях, упираясь ладонями в мягкую зелень, и Ашидо видит, как вперемежку со слезами наземь капает кровь. Свет от фонаря рядом с крыльцом делает картину ещё более устрашающей. Ашидо понимает, о чём говорит Изуку. Она видела, как Бакуго вернулся вместе с Ураракой в дом, и каждый, кто сидел за столом, понимал, к чему это ведёт.

Она подходит ближе к другу и садится на корточки, проведя рукой по его спине. Ашидо и представить не могла, насколько ему больно. Ей даже захотелось набить Бакуго морду за то, что он терзает её друга своим идиотским поведением, но знала, что винить в этой ситуации некого. Просто потому, что данная ситуация не вписывается ни в какие общеустановленные стандарты.

— Мидория… — её голос наполнен жалостью, которая Изуку сейчас не нужна.

— Я слышал, как она стонет, как шепчет ему всякую хрень, — хрипит Мидория, вытирая слёзы. — Почему я такой, Ашидо? Почему я не могу быть обычным? Почему я не родился женщиной?

— Что за ерунду ты городишь, Мидория? — возмущённо вскрикивает она. — Убить бы тебя за эти слова! Ты прекрасен таким, какой ты есть! Я понимаю, это не утешит тебя, но ты должен знать, ты очень классный. И обязательно встретишь парня, который тебя полюбит. Наверное, это не Бакуго, но… — Ашидо замолкает на мгновение, пытаясь подобрать правильные слова, если таковые вообще существуют. — Ты должен двигаться дальше. Прости, что так грубо, но лучше смириться с тем, что Бакуго не твой вариант. Оставь его. Будет только больнее.

Куда ещё больнее?

Мидория попросил Ашидо, чтобы она оставила его одного. Ему было необходимо собраться с мыслями и, как говорила девушка, смириться с безнадежностью этих чувств. Если бы это было так просто. Он и не думал, что настолько привязался к старому другу. По началу казалось, что это просто симпатия, но, благодаря Урараке, Изуку осознал, что и правда серьёзно влюблён. Это отличалось от чувств к Ииде, к Шинсо, к Мирио. Всё то случилось не с ним, столь расплывчаты были воспоминания. А Бакуго всего за несколько месяцев завоевал доверие, приковал к себе цепями сильных чувств — и не отпускает. Ашидо права. Им с Бакуго не по пути. Они могли бы дружить, но от этого Изуку бы только страдал. Хотя у них и дружбы-то особо не выходит. Общение сводится к паре случайно брошенных фраз и всё. Но Бакуго магическим образом всегда оказывается рядом, когда Мидории нужна помощь. Так почему сейчас он не с ним, а где-то там, в душной маленькой комнате, страстно трахает Урараку? А потому что она — девушка. И Бакуго нравятся девушки. А Изуку — просто гей, пидор, гомик, отброс общества, шлюшка, играющая на камеру, отсасывающая у тех, кто ей безразличен.

Итог известен заранее. И Мидория знает, что его жалкие попытки жить, любить, быть любимым не будут вознаграждены. «Ты встретишь парня, который тебя полюбит», — сказала Ашидо. Тодороки его любит, но что это дало? Лучше ему от этого не стало, счастье не появилось нежданно, жизнь не наладилась. Только усугубилось всё. Может, действительно стоит согласиться быть с Тодороки. Он-то замолвит за него словечко перед братом и освободит Изуку от оков. Но в это верилось с трудом. Особенно после того раза, Шото был одержим. Даби сказал, что именно он придумал использовать игрушки. Лицемерный пай-мальчик. Мидория презирает его. О какой любви может идти речь?

Через пару часов на свежем воздухе и из-за резкого похолодания, Изуку решился вернуться в комнату. Он вышел в одной футболке и шортах. Мидория надеялся, что Урарака и Бакуго уже закончили, и он сможет спокойно уснуть. Юноша тихонько пробрался по коридору. Над головой тускло горела лампочка. Ашидо говорила, что она загорается ночью и выключается с рассветом. Умный дом и всё такое. Мидория услышал чьи-то шаги впереди и поднял голову, увидев перед собой Бакуго. Он без футболки, в одних штанах. Переоделся похоже. Изуку вспыхнул, когда обратил внимание на его обнажённую грудь. Сердце заныло, а взгляд упал на небольшие следы от ногтей на плечах. У самого Мидории разбит нос, колени и левый локоть.

— Так это ты в соседней комнате? — удивился Бакуго. — Понятно теперь, почему Урарака сюда меня потащила. Вот дура.

Мидория молчал. Он хотел скорее уйти. До его комнаты всего пару шагов, и Изуку устремился к двери, не ответив Бакуго. Такая реакция Кацуки не понравилась, и он преградил ему путь. Мидория не смотрел на Бакуго, всё отводил взгляд в сторону. Ему неприятно, что всего несколько минут назад Кацуки этим же телом прижимался к Урараке.

— Что с коленом? — спросил Бакуго.

— Просто упал, — прошептал Мидория.

Он повёл плечом, и Бакуго заметил ссадину и на локте. Кацуки схватил его за плечо, резко подняв чужую руку вверх. Рукав оттянулся вниз, оголив ключицу.

— Ты кубарем катился что ли? — усмехнулся Кацуки, его взгляд скользнул по плечу, вдоль шеи и спустился к ключице, на которой едва проглядывал след от укуса. Бакуго нахмурился, в голове возникла самодовольная рожа того двумордого, Тодороки, кажется. — Снова на те же грабли? Я думал, вы с двумордым ещё тогда закончили.

— А это не твоё дело, — Мидория вырвался из рук и поправил футболку, скрыв за ней метку. — Я же не учу тебя, с кем спать, а с кем нет? Вон ты сам прекрасно справляешься. Урарака не очень сопротивлялась, хотя была в меня влюблена, по гордости не бьёт? — он пытался быть как можно грубее, чтобы от него отстали или ударили, расставив уже все точки над «i».

— Кто виноват, что у тебя на неё не встаёт?! — зарычал Бакуго. — Брал бы сам, я не запрещаю. Ещё успеешь, а она с радостью.

— Спасибо, как-нибудь обойдусь, — Мидория потянулся к дверной ручке, но его останавила рука Бакуго, что легла сверху.

Тело прошиб электрический заряд, Изуку резко одёрнул свою руку, и Бакуго недоумевающе посмотрел на Мидорию. Того слегка трясло. Он хотел сбежать, пока волнение не выдало с головой. Но уже слишком поздно. Бакуго произносит то, что Мидория боялся услышать больше всего на свете:

— Ты что, ревнуешь? Деку, только не говори, что влюбился в меня? — от этих слов у самого Бакуго неприятный привкус металла на губах, а может, он слишком сильно прикусил язык.

— Б-больной, что ли? — голос подвёл Изуку, сорвавшись в конце. — Ты уж точно не в моём вкусе! Ч-что за бред? — он хмыкнул, чтобы показаться более безразличным, и уткнулся взглядом в пол, хоть так скрыв смущение.

Бакуго схватил его за подбородок и потянул вверх, больно сжав челюсть. Изуку отчаянно вырывался, но Кацуки был сильнее. Он невозмутимо посмотрел на покрасневшее лицо Мидории и увидел подсохшую кровь на носу, румянец на щеках и страх в глазах, которые бегали от угла к углу, лишь бы не встретиться с осуждающими красными омутами. Бакуго цыкнул, оттолкнув Мидорию от себя.

— Блядь, — зашипел Кацуки. — Всё-таки ты просто жалкий пидор, готовый вертеть задом перед любым, кто проявит к тебе доброту.

— Н-нет! — выпалил Мидория. Почему слова Бакуго похожи на слова Шинсо? Это и правда так?

— Серьёзно? — Бакуго вскинул брови. — Тебе лучше больше не появляться передо мной, не то люди решат, что я такой же. И засунь свою любовь куда подальше. Тошнит от одной мысли, что я нравлюсь какому-то пидору.

Изуку тяжело сглотнул. А чего он ждал? Слёзы вновь катятся по щекам. Он ничего не ответил, просто подошёл к двери, оттолкнув от неё Бакуго, и скрылся в комнате, громко хлопая дверью. Кацуки ещё с минуту постоял, не шелохнувшись. Он ведь всё правильно сделал? Зачем ему лишние проблемы с влюбленным глупцом? Всё равно не ответит ему взаимностью, так лучше сразу обозначить границы и не переступать их. Это грубо и резко, но правильно. Тогда почему он так паршиво себя чувствует? Почему ощущает ту дрожь Мидории, как свою собственную? «Ты не знаешь, во что ввязываешься», — прозвучал в голове голос Тодороки. Больше он ни во что не ввязывается. Бакуго устал.

Утром Мидория сказал, что уезжает, хотя Ашидо пригласила друзей на два дня и две ночи. Все, кроме Бакуго, пытались уговорить его остаться, но Мидория, сославшись на плохое самочувствие, отказался. Отчасти Ашидо понимала, почему Мидория решил уехать, но, казалось, что с ним произошло что-то ещё после того, как она ушла спать. Мина не стала спрашивать. Объяснила, как добраться до остановки, ведь они приехали на машине Яойорозу, вернее, её отца.

Урарака была шокирована таким резким отъездом Мидории. Она думала, что переборщила, переспав с Бакуго. Очако ведь так долго хранила невинность для любимого, а в итоге лишилась её по собственной глупости. Неужели её поступок задел Изуку? Она хотела уехать следом, но это было бы слишком подозрительно, и Очако осталась, сухо попрощавшись с Мидорией, как и он с ней. Хотя причина у него была другая. Бакуго ему ничего не сказал, он-то и в сторону его не смотрел, что насторожило Ашидо.

После отъезда Мидории она подошла к Бакуго, пока ребята плескались на речке, а он сидел на берегу, погружённый в свои думы. Ашидо присела рядом и тяжело вздохнула. Бакуго повернулся к ней. Он не понимал, что от него хочет эта странная девчонка, да и вообще не знал, что Киришима в ней нашёл. Бесспорно, красивая и необычная внешность, но характер просто ужасен. Не назовешь её кроткой и милой, как, например, Урараку.

— Бакуго, вы же с Мидорией знакомы с детства? — начала она разговор, и упоминание Деку кольнуло в груди.

— И что? — рыкнул Кацуки.

— Получается, ты знаешь его лучше нас всех, — улыбнулась она.

— Я его почти пятнадцать лет не видел, вообще-то, — Кацуки не мог понять, к чему клонит Ашидо.

— Каким он был раньше? — она, кажется, не слышала юношу.

— Слабаком, — усмехнулся Бакуго.

— Правда? — хихикнула Мина. — Он и сейчас такой. Слишком слабый. Я бы сказала — хрупкий. Знаешь, в старшей школе он пытался покончить с собой.

Это откровение сбило Кацуки с толку. Он посмотрел на Ашидо, широко распахнув глаза от удивления. Её слова эхом звучали в голове. Деку пытался покончить с собой? А по вечно радостной роже и не скажешь. Хотя плачет он так же часто, как и смеётся. Только почему она завела эту тему именно с ним? Неужели Киришима ей что-то напел, и теперь Ашидо считает Бакуго геем? Надо было что-то ответить и как-то оправдать себя, но Ашидо продолжала говорить, не позволяя себя перебивать:

— Это случилось после того, как один наш хороший друг от него отвернулся. А знаешь почему?

— И откуда мне, блядь, знать? — недовольно отозвался Кацуки.

— Потому что кто-то ему сказал, что тот нравится Мидории. Так и было, но Изуку не переступал черту и всегда вёл себя соответственно. Но нашему другу было всё равно. Он услышал это страшное «тебя любит Мидория» и стал отдаляться. А на самого Мидорию обрушились издевательства, но наш друг закрыл на это глаза. Все свои четыре глаза, чёрт! — она топнула ногой от злости. Даже сейчас злоба на Ииду не проходила, словно всё случилось вчера. — Если бы не я, то Мидорию нашли бы в петле, в мужской раздевалке школы. Мёртвым. Я не считаю, что поступила как-то по-геройски. Просто по-человечески, — она обратила на Бакуго взор своих черных глаз, и тот вздрогнул. — Он стал сильнее, но всё так же хрупок. Кто знает, что может случиться.

— И чего ты это всё мне говоришь? — Бакуго безразлично выдохнул.

— Просто, — Ашидо поднялась на ноги и отряхнула шорты. — Мне показалось, вы хорошо сдружились.

— Ты ошиблась, — ответил Бакуго.

— Вот как? — задумчиво произнесла она. — Тогда извини, зря тебя побеспокоила.

Ашидо быстрыми шажками направилась к дому, а Бакуго ещё долго смотрел ей вслед и размышлял обо всём: о её рассказе, о словах матери, о вчерашнем странном разговоре с Деку, о предупреждении Тодороки, о сне. Всё так запуталось, стоило Мидории вернуться в его жизнь. И Бакуго впервые за всё своё недолгое существование не знал, что же ему делать. Но сказанного не вернёшь. Вчера они всё решили. И Мидория, кажется, понял, раз уехал сразу утром. «Кто знает, что может случиться», — Ашидо вела себя так, словно обо всём догадалась. И это раздражало Кацуки. Он не любил быть предметом сплетен. И хоть за Миной такого не водилось, впечатление она создавала не лучшее. Что, если завтра весь университет будет обсуждать их с Деку отношения? Да и какие к черту отношения? Между ними нет ничего. Убеждать себя в этом проще всего.

Chapter Text

«You killed me with your words
Guess I asked for it».
Shannon Jae Prior ft. Jesse Scott — The Usual.

«Ты убиваешь меня своими словами,
Кажется, я сам напросился».

— Каччан, ты точно уверен, что сможешь залезть на это дерево? Оно же такое высокое!

— Дурак ты, Деку, конечно, смогу! Легче лёгкого!

Сны настолько реальны, что от них слёзы текут по щекам. Изуку медленно открывает глаза из-за того, что солнечные лучи бьют прямо в окно напротив кровати. Он жмурится и заслоняет лицо рукой, чувствуя влагу на веках. Неужели расплакался во сне? Его всегда удивляла эта способность организма реагировать на сновидения. Хотя ему приснился очень счастливый эпизод из жизни. Это случилось, когда они только переехали с родителями в тот район, и Изуку впервые познакомился с Кацуки. Им было по пять лет. Мидория в своеобразной манере выговаривал имя соседа и сократил до удобного «Каччан». Бакуго хотел показать новичку, что является среди ребят самым крутым и сильным, вот и полез на дерево, которое ещё никому не покорялось. Конечно, он упал, не добравшись и до середины веток. Изуку очень волновался за нового друга и проплакал весь день, пока мама не сообщила, что у Кацуки всё в порядке. Просто небольшой ушиб.

В детстве всё было просто. Ты получал ушибы и ссадины, но снова бросался в пекло. Так и Бакуго не оставил попыток залезть на дуб, росший за домом. И спустя год вершина ему покорилась, а Изуку с восторгом смотрел на мальчишку и завидовал его упорству. Он хотел быть таким же, поэтому даже после отъезда всегда стремился к той вершине, но его природа просто не позволила добиться подобных высот. Наоборот, она загнала Мидорию на самое дно, с которого не выбраться. Он думал, что Бакуго протянет ему руку, но, видимо, карабкаться придётся самому.

Мидория понял, что ему не нравится противоположный пол в двенадцать лет. Когда все мальчики обсуждали девочек, Изуку поглядывал на самих мальчиков и думал о том, какие они «красивые, милые, высокие». Это казалось Мидории странным, поэтому он никому ничего не говорил, поддерживая общие разговоры. Он отчаянно скрывал свою тайну, но в старшей школе кто-то увидел, как Мидория разглядывает на телефоне фотографию их старосты Ииды. И поползли слухи, которые в итоге подтвердил сам Изуку. Ему надоели перешёптывания и переглядывания. Он думал, что признание облегчит его участь, но ошибался. Никому не понравилось, что Мидория открыто заявляет о своих предпочтениях. Слава богу, новость так и осталась в стенах школы, не достигнув его матери. А может, женщина всё знала, но молчала, принимая ребёнка с таким отклонением. Ашидо Мина вселила в Изуку уверенность в себе. Когда все считали его ущербным, она сказала, что он нормальный. И эта нормальность была с ним на протяжении долгих лет. Теперь же он снова в ней сомневается.

Сегодня первый день занятий, но идти совсем не хочется. Там он может столкнуться с Бакуго, а ему сейчас необходимо как можно реже видеться с Каччаном, чтобы избавиться от чувств или хотя бы попытаться. Изуку пролежал почти целый день в кровати, изредка вставал в туалет и на кухню. Около четырёх часов дня пришло сообщение от Тодороки: «Тебя не было на лекции Айзавы. Что-то случилось?» И с чего такая забота? Мидория ничего не ответил, ведь ему было совершенно плевать на эту лицемерную заинтересованность. Тодороки волнуется только о том, что лишится неплохой задницы, которую можно трахать временами. Следом написала Ашидо: «Мидория, ты сегодня не был в университете? Почему? Ты в порядке? Перезвони мне!» Но у юноши не было сил даже разговаривать. Круги под глазами стали отчётливее, лицо осунулось за несколько дней. Мидория практически ничего не ел, поэтому тело не слушалось, слабость ломала кости, и он просто лежал. К вечеру постарался приготовить ужин, но смог съесть только пару ложек риса. Изуку собирался лечь пораньше, но внезапно раздавшийся звонок в дверь испортил все планы.

Неужели Ашидо пришла сама? Всё-таки надо было позвонить. Он подошёл к двери и открыл её, не взглянув в глазок. Перед ним стоял Тодороки Шото, явно обеспокоенный. Мидория вздрогнул, попятившись назад. Откуда Тодороки узнал его адрес? Он же так скрывался от них. Тодороки осмотрел Изуку с ног до головы, задержался на лице, цвет которого явно выглядел нездоровым, землистый, бледный. Он шагнул вперёд, коснувшись шершавой от щетины щеки. Сил побриться у Мидории тоже не было. Изуку демонстративно дёрнул головой, и Тодороки печально вздохнул.

— Что с тобой? — спросил Шото, закрыв за собой дверь.

— Что ты здесь делаешь? — ответил вопросом на вопрос Изуку. — Откуда знаешь, где я живу?

— Твоя подруга Ашидо сказала. У тебя что-то болит?

— Какая тебе разница? — отмахнулся Мидория, развернувшись в сторону комнаты, но слабость дала о себе знать и, пошатнувшись, он завалился набок; Тодороки успел его подхватить, не позволив упасть. — Отпусти! — рявкнул Изуку, попытавшись крепче встать на ноги.

— Позволь помочь, Изуку, — шею обдало горячим дыханием, и по спине Мидории пробежали мурашки.

Какой смысл сопротивляться? Его всё равно не полюбит тот, кого любит Мидория. А Тодороки пусть и ужасен, но рядом. Может, стоит дать шанс этим странным отношениям, начавшимся на съёмочной площадке порнофильма? Изуку расслабляется, переставая отталкивать Шото, и кладёт свою руку поверх его руки. Он опускает макушку ему на плечо, откидываясь назад. Ему хочется отвлечься от любви. Хочется, чтобы кто-нибудь забрал эту душераздирающую боль. Почему этим кем-то не может быть Тодороки? Они ведь спали друг с другом столько раз.

— Шото, — шепчет Изуку, и имя бьёт пульсом в висках Тодороки.

Это словно зелёный свет для автомобиля, словно красный флаг для быка на корриде. Он целует Мидорию в шею, вдыхает его аромат и тонет в бесконечной пучине желания обладать этим юношей. Изуку отзывается тихим стоном, и Тодороки не может разобрать, играет ли он, как и обычно на камеру, или действительно наслаждается его прикосновениями. Да и не важно. Главное, он сам предложил себя, не по приказу Даби, не ради съёмки, а просто так. Тодороки не хочет знать повод. Он разворачивает Мидорию к себе и впивается в губы, жадно, страстно, властно. Целует, кусает, тянет на себя. Изуку отвечает на поцелуй, утягивая юношу в комнату. Мидория желает отвлечься, но, закрывая глаза, он всё равно видит Бакуго. Это больно. Очень больно. Поцелуй становится глубже, языки переплетаются, рисуя во рту причудливые фигуры. Тодороки не может оторваться, хоть и дышать тяжело. Мидория отстраняется первый и забирается на кровать, ведя юношу за собой.

Одежда падает на постель и на пол. Тодороки прижимается к Изуку, осыпая всё его тело нежными поцелуями, покусывает соски, вызывая в нём сотни смешанных чувств. Возбуждение накрывает обоих. Шото стягивает свои трусы, обнажая готовое к любым свершениям оружие. Почему-то Мидория не боится. Его всегда пугал момент, когда Шото раздевался, но сейчас всё иначе. Может, это потому, что на него не направлены камера и несколько пар глаз. Он всегда считал секс чем-то интимным, личным. Но ещё ни разу не мог прочувствовать этой интимности. Сегодняшний секс можно смело считать его первым нормальным сексом. Но совершенно не с тем человеком...

— П-постой, — Тодороки останавливается, пытаясь восстановить сбитое дыхание, — у меня нет смазки и презерватива.

— Т-там, — Изуку дрожит, указывая куда-то в сторону. — В ванной есть. Что-то есть. Должно быть.

Тодороки срывается с места к двери, ведущей в ванную комнату, и быстро шарит по всевозможным полочкам. Презервативы лежат в самом дальнем углу. Шото не знает, зачем они нужны Мидории. Они ему и не принадлежат. Ещё в прошлом году Изуку снимал квартиру с сокурсником Шоджи, от него и остались, да и Мидория не стал их выбрасывать. А смазку он купил сам, просто вычитал где-то, что можно заниматься анальной мастурбацией, но так и не решился. Бутылёк стоит на виду, рядом с бритвой.

Шото берёт всё необходимое и возвращается в комнату. Изуку лежит на постели, всё ещё возбуждённый, всё ещё такой желанный. Тодороки бросает смазку и упаковку презервативов на постель и подтягивает Изуку к себе, чтобы усадить сверху. Мидория обнимает его за шею, прижимаясь к члену и имитируя поступательные движения, выгибается в пояснице. Сердце Шото бешено стучит, он трясётся от какого-то непонятного страха, что в любой момент Мидория оттолкнёт его, но этого до сих пор не происходит. Он берёт смазку и дрожащими руками выдавливает немного сверху, скользя по промежности. Изуку чуть слышно вскрикивает, когда два пальца проникают внутрь. Тодороки двигает ими неспешно, постепенно растягивая стенки, так, как он всегда хотел поступать с Мидорией.

— Изуку, я люблю тебя, — шепчет он на ухо, кусая за мочку.

Мидория не отвечает, а только повторяет, словно заученный текст: «Шото... Шото...» Он будто боится забыть, с кем находится. Поэтому напоминает себе, что здесь именно Тодороки, именно его палец скользит внутри, принося лёгкую боль, именно его волос касается Изуку, именно его губы целуют. Если он забудет, то потеряет себя и сорвётся. Пальцы сменяются чем-то потолще. Тодороки приподнимает Изуку, держа за бёдра, и медленно опускает на себя. Мидория тяжело дышит, чувствуя, как член входит в него. Он роняет свою голову ему на плечо, утыкается в шею, пытаясь собрать себя по кусочкам, а Тодороки начинает двигаться, насаживая Изуку сверху. Под этим углом член легко задевает простату, и Мидория постанывает от боли и удовольствия. Шото ускоряется, ощущая, как податлив Изуку. Ему даже кажется, что он уже готов прийти к финалу, так странно и так хорошо ему в этот момент. Тодороки обхватывает ладонью член Изуку и ведёт вдоль него, слушая сладкие стоны. Эйфория бьёт в голову. Тодороки слишком хорошо.

— К-каччан... — срывается с губ Мидории, и Шото резко останавливает движение. Сердце с грохотом ударяет по грудной клетке, вызывая приступ боли.

Мысли собираются воедино, возвращая Тодороки в реальность. Он выдыхает. Боль прошибает всё тело, но она не физическая. Злость сводит челюсть. Шото сжимает руку на члене Изуку, и тот протяжно стонет. Его голос приводит Тодороки в чувства. Но злоба всё ещё бурлит в душе, и он опускает Мидорию на постель, входя до упора, жёстко. Его движения становятся быстрее, Тодороки проникает глубже, бьётся пахом о ягодицы Изуку. Мидория натягивается струной и стонет. Ему больно. Он старается оттолкнуть Тодороки, но тот намного сильнее, вбивает его в постель, сжимает руки на горле и хочет задушить изменника, словно обезумевший ревнивец. Современный Отелло. Шото не собирается быть заменой. Он жаждет быть единственным, и не намерен делить Мидорию с кем-либо ещё, даже мысленно. «Тело забирай, подавись, но сердце тебе никогда принадлежать не будет», — эти слова звучат в голове, словно приговор. Нет, Тодороки не согласен. Он наклоняется к Мидории, целует в щёку и шепчет:

— Не смей думать о другом, когда я рядом с тобой. Мне нужен ты весь, а не только твоё тело, и я получу то, что так желаю, Изуку...

— Прости, Тодороки, — Мидория мотает головой.

За что он извиняется? Это очередной отказ? Больше Шото отказов не принимает. Не хочет добровольно, тогда Тодороки возьмёт силой. Он толкается вперёд ещё резче, показывая этим, что у Мидории нет других вариантов, кроме как согласиться.

У каждого свои способы забыться. Бакуго пил. Говорят, алкоголь убивает способность мыслить. Но иногда он усиливает ощущения, как и было в случае с Бакуго. Он думал, что сможет абстрагироваться от суровой реальности. Но обещанное облегчение не приходило. Наоборот, становилось хуже. Он чувствовал, что совершил что-то ужасное, поступил, как последняя сволочь. Раньше Бакуго никогда не задумывался о своих действиях, неважно, приносил ли он кому-то боль, плакал ли кто-то из-за него, страдал ли. Быть сволочью Бакуго умел лучше всего. Это поведение прочно закрепилось за грубым юношей, никто и не ждал от него другого отношения. Потому и сам Кацуки привык так себя вести. Безнаказанность извратила его. Но теперь он впервые осознал всю неправильность своих поступков. Должен ли он был сделать всё иначе? Может, не надо было рубить сгоряча. Он пришёл к выводу и принял самое логичное решение, исходя из ситуации. Но вывод мог быть ошибочным. Вдруг на самом деле Деку не влюблён в него? Поэтому его обидели столь жестокие слова Бакуго.

— Ааа, да плевать! — гаркнул Кацуки, опрокинув очередную стопку саке.

Отвязался от очередного наивного идиота в своей жизни и хорошо. Не влюбился сейчас, так может влюбиться позже. Кто их поймет этих лиц нетрадиционной ориентации?! Даже Каминари после слов Киришимы о Мидории собирался вести себя осторожнее с ним. Никто не хочет попасть под удар. «Поддерживай его», — говорила мама. Он нарушил завет матери, в глазах которой Бакуго действительно видел понимание и грусть, словно женщина не понаслышке знала, каково таким людям. «Мне показалось, вы хорошо сдружились», — да ни черта! Блондин налил себе ещё и снова залпом выпил полную, переливающуюся через край стопку с терпким напитком. Но ничего не менялось, мысли всё равно его пожирали. А Деку пусть катится к тому двумордому. Жертва так и останется жертвой, а быть святым праведником у Бакуго никогда не получалось, так чего теперь стараться и наставлять людей на путь истинный?! Мидории ведь нравится быть с мужчинами, они его возбуждают, небось, и Бакуго отсосать согласился бы, прямо как во сне. Кацуки ударил по столу и замотал головой. Снова мысли странные. Он что, сам ревнует?

— Да хуй вам! — рявкнул Кацуки, встав со стула. Саке уже просилось наружу, а может, это те две бутылки пива, что были до.

Как только тот скрылся в глубине коридора, Каминари выдохнул. Он при пьяном Бакуго и дышать боялся. Киришима только плечами пожал, ответа на немой вопрос друга у него не было. Раздался шум воды, — видимо, Кацуки в ванной, — и Каминари завел разговор первым:

— Чего он бухает сегодня, как заправский алкоголик? Обычно его больше одной кружки пива выпить не заставишь. А тут сам взял и принёс кучу всякого. Мне страшно, что будет, если ему что-то не то сказать. Я бы мог подумать, что у него с отношениями не заладилось, но, судя по их перепихонам с Ураракой в загородном доме Ашидо, с этим у Бакуго проблем никаких. Учёба тоже не парит. Он лучший по окончанию семестра.

— Да хер его знает, — констатировал Киришима, тоже сделав глоток саке. — У Бакуго свои черти в голове. Но есть у меня предположение, вот только, если я ему об этом скажу, он меня сожрёт.

— Дома чего случилось, думаешь? Мать пиздюлей надавала?

— Да нет, — махнул рукой Эйджиро. — Он никогда на эту тему не парился особо. Помнишь, Мидория как-то подозрительно быстро собрался и уехал утром?

— Ну, — ответил Каминари, но мысль Киришимы никак не достигала его.

— Сдаётся мне, между ними что-то произошло, вечером или ночью, — озвучил он свою версию. — Я же рассказывал, что вокруг Мидории слушок ходит о его гейской натуре, вот и думаю, не приставал ли он к Бакуго, или ещё чего похуже.

— Не говори, что ты считаешь... — но закончить Денки не успел, в комнату вернулся Бакуго, злее обычного.

— Бухло ещё осталось? — спросил он, вновь усевшись за стол и схватив стопку.

— Для тебя что угодно, бро, — хихикнул Киришима, подлив другу алкоголь.

Каминари уже с опаской смотрел и на Бакуго. А Киришима оставался невозмутимым, словно и не было его предположения о разборке двух знакомых. Денки не знал, стоит ли воспринимать всерьёз слова Эйджиро. Тот всегда отличался дерьмовым чувством юмора. Да и к тому же он теперь встречался с Ашидо, а она дружила с Мидорией. Не стал бы он наговаривать на друга любимой. Но если его версия правдива, то как должен поступить Каминари? Он никогда не сталкивался с подобным в жизни, видел в программах, в зарубежных реалити-шоу, в фильмах, но даже представить не мог, что такие люди существуют с ним бок о бок. От этого мурашки бежали по спине. Он ведь ел с Мидорией за одним столом. Каминари мысленно чертыхнулся и постарался не думать, пока Бакуго продолжал напиваться всё сильнее.

Последняя бутылка была опустошена, и Бакуго потребовал ещё. Киришима пытался отговорить его от похода в магазин, но Кацуки не слушал, схватил ветровку и выскочил на улицу. Холодный ветер ударил в лицо, немного отрезвив, но недостаточно, чтобы заставить Бакуго вернуться назад в квартиру. Круглосуточный магазин, где ребят знали в лицо и после долгих уговоров всё же продали бы алкоголь среди ночи, находился в двух шагах от дома, но Кацуки пошел совершенно в противоположную сторону. Машины сигналили ему, то ли предлагая его подвезти, то ли вынуждая сойти с обочины. Он их не слушал, плёлся вперёд, шатался, заваливался набок, но столбы помогали удержаться.

Бакуго шёл в течение получаса, едва волочился до места, до которого идти не более десяти минут. Он поднял голову, разглядев верхние этажи дома. Мозг ещё пытался остановить его от необдуманных действий, но тело тянуло туда, куда идти не следовало. Но что может противопоставить мозг сильному и пьяному Бакуго? Здравый смысл давно забился в уголочке и не смеет вылезать. Поэтому он медленно пробрался по подъезду, чтобы не быть замеченным строгой консьержкой. Благо свет в её окошке выключен, и Бакуго решил, что она спит. До лифта он дополз практически на четвереньках мимо её будки. Бесшумный лифт пришёл через мгновение.

Оказавшись около двери той самой квартиры, Бакуго словно очнулся. Ещё пару минут постоял, не решившись нажать на звонок. Что он скажет? Зачем он сюда пришёл? Он хочет извиниться? Нет. Он хочет наладить отношения? Нет. Он хочет исправить то, что сделал? Нет. Ему не за что извиняться и нет причин для оправданий. Тогда с какой целью он проделал этот путь? Рука потянулась к звонку, и палец со страхом нажал на кнопку. Тишина. Ожидание тяжелее всего. И тяжесть эта давит на виски. За дверью раздались шаги. Сердце пропустило удар, когда раздался щелчок замка. Дверь неслышно заскрипела, и Бакуго поднял взгляд на стоящего перед ним человека. Сердце снова больно ударило по грудной клетке, ведь в дверях квартиры Деку стоял Тодороки Шото, в одних трусах.

Невероятно, насколько быстро может протрезветь человек при попадании в стрессовую ситуацию. Бакуго понял это сейчас. Тодороки зевнул, будто его присутствие в чужой квартире столь обычное, что нечему тут удивляться. Бакуго сделал шаг назад, а Шото вскинул брови, взглянув на него. Он был здесь хозяином, об этом говорило надменное выражение его лица. А Бакуго был лишним, он потревожил покой совершенно чужих ему людей. Тошнота подступила к горлу от мерзкого ощущения, а может, алкоголь уже не мог держаться в отравленном желудке. Кацуки стоило только на мгновение представить, что было этой ночью между двумордым и Деку, и боль сковала тело.

— Что ты здесь делаешь? — высокомерно спросил Тодороки. От Бакуго за версту несло алкоголем, и Шото мысленно усмехнулся.

— Где Деку? — выдавил из себя Бакуго.

— Спит, — невозмутимо ответил Тодороки. — За сегодняшнюю ночь он изрядно выбился из сил. Я был весьма настойчив, знаешь.

Бакуго не хотел знать. Факты эти вливались в уши расплавленным металлом, жгли его изнутри, превращая еле работающий мозг в уголёк. Насмешка. В голосе Тодороки насмешка, издёвка, гордость и победный тон. К чему это? Бакуго с ним не соревновался за место рядом с Мидорией. Оно ему было не нужно. Он же не пидор там какой-то. Тогда зачем он пришёл сюда среди ночи? Ошибся. Перепутал дома, квартиры, время и место. Он вообще с человеком ошибся. Выбрал не того, с кем стоило начинать общение. Судьба сама развела их, когда ещё им было по семь лет. Бессмысленно с ней спорить.

— Оставь Мидорию в покое, — сквозь затуманенное сознание проникли слова двумордого. — Ты ведь обычный нормальный парень, Бакуго. Так общайся с девчонками, встречайся, спи с ними. Не давай ложных надежд человеку, который в корне от тебя отличается. Мидория — другой, и ты это знаешь. Он не будет счастлив рядом с тобой.

— Это не тебе решать, — процедил Бакуго, оскалившись, в красных глазах была всё та же пьяная пелена.

— Да, — хмыкнул Тодороки, — но, тем не менее, позвал он именно меня, когда ему было плохо.

Позвал? Бакуго распахнул глаза от удивления. Мидория сам позвал Тодороки? Ему было плохо, и он решил, что двумордый сможет ему помочь? У каждого свои способы забыться. Бакуго отшатнулся от двери, столкнувшись со стеной напротив. Тодороки самодовольно улыбался, понимая, что ударил в правильное место, хотя руки чесались ещё и приложить его в челюсть, но он сдержался, чтобы не разбудить Мидорию. Кацуки ничего не сказал, ничего не ответил, он поплёлся назад, к лифту. Когда раздался звонок подъехавшего лифта, и он начал спускаться вниз, Тодороки резко выдохнул и упёрся рукой в дверной проём. Его слегка потрясывало. Что, если Мидория проснулся бы и открыл дверь самостоятельно? Тогда Шото потерял бы его навсегда. Он не мог этого допустить. Просто не мог отдать Мидорию, когда они стали так близки в эту ночь. Но одного нормального секса явно недостаточно. Изуку должен понять, что у него нет никого, кроме Тодороки. Как же доказать ему это? Как раскрыть глаза Мидории, чтобы он увидел истинные личины своих друзей и этого Бакуго? Есть только один способ. Даби вряд ли оценит, но Шото плевать на мнение брата. Он сделает так, как считает нужным. Сейчас или никогда.

Когда Мидория проснулся, Тодороки уже не было. Он вздохнул с облегчением, ведь нет ничего хуже, чем просыпаться в постели с нелюбимым человеком. Окончательно пробудившись, Изуку написал сообщение Ашидо, что приболел, проспав целый день, поэтому не успел ответить. Вряд ли девушка поверила этой глупой отмазке, но другой Мидория придумать не смог. Да и не хотел. Ашидо — не глупая девочка, сама догадается и не станет допытываться. Уж это Мидория точно знал. Всё тело ломило, голова кружилась. После того, как Изуку случайно произнёс имя Бакуго при Тодороки, тот словно озверел. Наверное, такая реакция оправдана, поэтому Мидория ничего не сказал, не стал как-то выгораживать себя и защищать. Он знал, на что идёт, когда впустил Тодороки в свою постель.

Легче не стало. Наоборот, Мидория чувствовал себя большей тряпкой. Он поддался своей боли, и она поглотила его без остатка. Изуку хотел выплыть, но выбрал не лучшую лодку в лице Тодороки. Она потерпела крушение, не успев добраться до берега. Что ж, по крайней мере, Мидория не был один. Он же окончательно решил отказаться от чувств к Бакуго. Говорят, забыть старую любовь можно, только встретив кого-то другого. Или дать любви остыть, но на это у Мидории нет времени. Они учатся в одном университете с Бакуго, поэтому, наверное, продолжат пересекаться, а значит, второй вариант отпадает сам собой.

Он прошёл на кухню, чтобы выпить кофе. Голова всё ещё раскалывалась, а пропускать очередной день занятий было бы глупо. Ашидо утром ответила на его сообщение тем, что пары будут после обеда, и она очень сильно ждёт Мидорию для серьёзной беседы. Изуку усмехнулся. Он взглянул на часы. До занятий оставался час, и Мидория решил выйти пораньше, чтобы прогуляться, остудить мысли и подготовить себя к случайной встрече с Бакуго. Как он будет себя вести? Скажет ли ему слова приветствия? Стоит ли? Наверное, лучше пройти мимо. Меньше контакта — меньше боли.

Мидория выскочил из дома, забыв телефон на полке в прихожей. А когда понял, что остался без связи, не стал возвращаться. Иногда полезно отдохнуть от звонков и сообщений. Телефон бесхозно лежал, брошенный Изуку. Он отчаянно трещал от постоянных звонков. На экранчике высвечивалось имя «Ашидо». Но никто не отвечал ей, а она продолжала нажимать на кнопку вызова, надеясь дозвониться до друга и уберечь его. Ашидо самой было больно, она чувствовала себя преданной, но какие-то высшие силы заставляли её не прекращать попыток спасти Мидорию. Она должна это сделать. Внутренний голос буквально кричал об этом. Чего верить ерунде из интернета?! Она лично спросит Мидорию. Она лично ударит его по лицу за то, что молчал и скрывал свои переживания от Ашидо. Неужели она не достойна того, чтобы знать? Мина сделала глубокий вдох и выдохнула, дабы сдержать слёзы.

— Чёрт! — рявкнула она, набрав сообщение.

Звонки прекратились, а на экране смартфона появилось сообщение от контакта «Ашидо»: «Мидория, не вздумай приходить в университет!» Но, увы, Изуку уже бежал на пары, едва не падая, ведь опоздал, загулявшись по скверу недалеко от университета. Он не видел оглядывающихся на него студентов, их странных насмешек. Он не слышал разговоров, просто торопился на лекцию Айзавы-сенсея, которую пропустил вчера. Теперь придётся оправдываться перед ним и отрабатывать необоснованный прогул. А отработки у сенсея жестокие. Хотя Изуку — отличник учёбы, справится.

Когда Мидория появился в дверях аудитории, десятки глаз устремились на него, и воцарилась тишина. Профессора ещё не было, и Изуку вздохнул, опустив голову. Он махнул рукой старосте его потока, но обычно приветливая Асуи-чан только отвела взгляд. Это было поистине странно, но Мидория не придал её поведению значения. Девушки порой ведут себя непредсказуемо. Но не только Асуи показалась Мидории странной. Практически вся аудитория поглядывала на него с неким отвращением. Изуку узнал эти взгляды — так на него смотрели одноклассники, когда стало известно об ориентации Мидории. Сердце быстро застучало от возникшего страха. Он подошёл ближе к сидениям и услышал перешёптывания сокурсников.

— Ужас... — сказал кто-то чуть слышно.

— Как же отвратительно, — вторили ему другие.

— Вот мерзость, — шептали третьи.

— Никогда бы не подумала, такой милый ведь.

— А я с ним сидел рядом, фу.

— Это ничего, я с ним вообще жил, представляешь.

И самое отчётливое, что услышал Мидория, было:

— Шлюха, — сказанное одним из сокурсников, Оджиро Маширао.

Изуку остановился, когда это страшное слово донеслось до него. Ноги практически не держали, Мидория с силой сделал шаг назад и выскочил из аудитории.

Chapter Text

«I'm still hurting from a love I lost,
I'm feeling your frustration,
That any minute all the pain will stop».
Take that — Patience.

«У меня ещё не зажили раны от любви, которую я потерял.
Я понимаю твоё разочарование,
Но однажды боль уйдёт».

Этого просто не могло случиться. Это произошло не с ним. Нет, почему именно он стал героем какой-то дешевой мелодрамы? Насмешка Госпожи Судьбы? Эта сценаристка любит неожиданные повороты и запутанные сюжеты, добавляет больше драмы, боли, слёз, много новых персонажей, каких-то перипетий, интриг, скандалов. Чтобы люди велись на яркую обложку диска и оставались у экранов телевизоров до самого конца. Он хочет бросить что-то тяжелое в этот экран, чтобы с треском вниз посыпались его осколки, а фильм прекратился. Но взгляд никак не может оторваться от действия, что происходит в нём.

Бакуго сжимает в руках смартфон, забыл надеть наушники, поэтому звуки разносятся по пустому кабинету, в котором он сидит. Кацуки вперился в видео, присланное ему Киришимой с очень милой подписью: «Кое-что интересное». Интересное? В каком, блядь, месте? Что интересного находит Киришима в низкосортной порнушке, где двое парней отчаянно трахают другого парня в два ствола? И можно было бы послать Киришиму с его «интересными» видео куда подальше, если бы Бакуго не видел на маленьком экране телефона до боли знакомое лицо. Видео мастерски смонтировано: кроме Мидории на нём никого не узнать. Камера скользит вверх по обнажённому телу, усыпанному свежими следами от укусов, показывая, как стонет Мидория, как извивается, как двигается в унисон с партнёрами. Они что-то шепчут за кадром, но Бакуго не может разобрать голосов.

Этот отрывок длится всего несколько секунд, но их достаточно, чтобы всё понять. Затем начинается другое видео, с одним партнёром, но всё тот же Мидория: выгибается навстречу, цепляется руками за простыню, тяжело дышит, в глазах — похоть, в уголках их стекают слёзы. Он плачет от удовольствия? Бакуго не может разобрать, слишком маленький экран. Во взгляде Деку прослеживается что-то ещё. Или он хочет убедить себя в этом. Хочет думать, что всё это насильно, без желания, его заставили, хотя стоны на камеру говорят совершенно об обратном. И название у видео символичное: «Порно звезда».

Бакуго молчит. А мог бы злиться. Мог бы бросить телефон в стену, разбив на мелкие кусочки. Мог бы пойти и разобраться с самим Мидорией. Но кто он такой, чтобы устраивать ему сцены? Он не имеет на это права, он — никто, чужак, старый знакомый. Они с Мидорией живут в разных мирах. «Изуку трудится на нескольких подработках, чтобы достать на лекарства деньги», — вот как? Это его подработка? Весьма логично. Где ещё можно заработать много денег за короткий срок? Проституция — самый лёгкий способ. А если снимать это на видео, то деньжат будет больше. Бакуго не оправдывает. Просто пытается найти причины. Он ещё парился по поводу сна, да стоило предложить Деку подзаработать, и тот сам бы полез к нему в штаны. Мерзко. От этих мыслей во рту неприятный кислый вкус и блевать тянет.

Кто вообще начал эту рассылку? Вопрос, который родился не только в голове Бакуго. Ашидо бежала по коридору в поисках Киришимы, Урараки, Бакуго, да хоть кого-то из её знакомых, когда ей пришло сообщение с видео от незнакомого абонента. Это чья-то злая шутка, да? Она до конца не верила в то, что видела. Даже досматривать не стала и сразу удалила злосчастный фильм. И искренне надеялась, что её друзья поступят так же. Она столкнулась с Киришимой и всё прочла по его лицу. Ашидо схватила его за грудки, отчего он опешил, широко распахнув глаза. И хоть Мидория не ответил на звонки и сообщения, она ещё верила, что он не появится в университете. А Киришима стоял, не сдвигаясь с места.

— Тебе пришло видео? — выпалила она, просверлив его чёрными глазами.

— Где трахают твоего дружка-пидора? Ага, — усмехнулся Киришима.

— Заткнись, Киришима! — рявкнула Ашидо. — Скажи, что ты никому его не переотправлял. Скажи, прошу! Скажи, что ты просто удалил его!

— С хуя ли я должен выгораживать этого извращенца? — Эйджиро убрал руки Ашидо со своей футболки, слегка оттолкнув её. — Скинул паре ребят. Зло нужно уничтожать в зародыше.

— Ты дурак, Киришима! — возмутилась Мина. — Кому ты его скинул? Кому? — закричала она. — Надеюсь, не Бакуго?

— А чего ты так волнуешься? Ему в первую очередь, — хмыкнул Эйджиро. — Не хочу, чтобы моего друга случайно причислили в ряды твоего пидорского дружка.

Звон от пощёчины эхом разнёсся по коридору. И Бакуго, вышедший из-за угла, увидел, как Ашидо с размаху бьёт своего парня по лицу. Удар у неё тяжёлый, щека зудит, горит, краснеет. Киришима посмотрел вниз, едва сдержав себя от ответа, но он же мужчина и не должен бить девушку, поэтому Эйджиро глубоко дышал, чтобы успокоить расшалившиеся нервы. Стало немного обидно, ведь Ашидо защищает какого-то урода больше, чем его. А он искренне верил, что встретил свою судьбу. А она искренне верила, что встретила человека доброго и отзывчивого. Видео изобличило не только Мидорию, но и его хороших знакомых. Ашидо больно, её одновременно предали двое любимых. Неужели она настолько плохо разбирается в людях? Неужели она дерьмовый друг и отвратительная девушка?

Её взгляд упал на Бакуго, что с недоумением смотрел на них. Он отвернулся в сторону, потому что знал, о чём его сейчас спросят. У него нет настроения обсуждать это с ними. Ему просто плевать, хочется пойти домой и забыть случившееся, словно страшный сон. Но видео всё ещё лежит на телефоне в папке «Скачанное». Он не знал, почему не удалил его сразу после просмотра. Одного раза хватило, чтобы запомнить каждую миллисекунду увлекательного фильма.

Киришима обернулся к Бакуго. Тишина воцарилась между ними. Где-то вдалеке слышался стук каблуков по полу, чьи-то голоса из соседнего корпуса, чириканье птиц на улице, крики со спортивной площадки. А они молчали. Ашидо едва сдерживала слёзы. На чьей стороне она должна быть? Может, Мина ошиблась, встав на защиту Мидории? Ведь парень не нуждался в её поддержке, когда шёл на это. Когда занимался этим. Страшно представить, что он пережил. За долгие годы Ашидо практически разгадала Изуку. И поэтому понимала, насколько фальшивы стоны на том видео. Если бы он пошёл на это добровольно, ради удовольствия или лёгких денег, то он бы не вымучивал из себя улыбку каждый день, не играл бы роль милого мальчика, который радуется жизни и абсолютно счастливо живёт. Не было этого! Она-то знает. Необходимо было пойти к Мидории и всё выяснить, пока не поздно.

— Ты отвратителен, — прошептала Ашидо, в голосе её обида, боль, презрение.

Бакуго сделал глубокий вдох и прошёл мимо товарища. Ашидо хотела что-то сказать ему, но не успела даже назвать по имени, так как Кацуки устремился вперёд, не остановившись рядом с ней. Он не отреагировал на её зов и просто ушёл. Ашидо поняла: Бакуго всё видел. Как теперь исправить ошибку Киришимы? Вероятно, Мидории придётся покинуть университет и уехать из города. Он может перебраться в Киото, там есть много хороших учебных заведений. И там дышится лучше, там он обретёт гармонию с самим собой. Этот город обладает некой магией, что притягивает к себе жителей страны и туристов. Хороший план. Вот только Ашидо придумала его сама, не посоветовавшись с Мидорией. Наверное, он согласится. Он же должен принять тот факт, что здесь жизни для него не будет.

— Сегодня ты сломал несколько жизней, Киришима, — произнесла Мина, не взглянув на него.

— Почему это я? — он попытался оправдаться. Какой-то укол совести пробил душу, словно неопытная медсестра вену, насквозь. — Это тот, кто скинул видео мне и тебе.

— Да, он дьявол, а ты его приспешник, — сказав это, Ашидо покинула своего парня, уже не зная, имеет ли теперь право так его называть.

Она вернулась в аудиторию за своими вещами и увидела за партой Урараку. Та вперилась в телефон, хотя экран был потухшим. По её щекам текли слёзы. Она подняла голову, когда услышала, что кто-то вошёл. Увидев Ашидо, Очако начала тереть глаза рукавами, сильнее размазав свой макияж. Чёрные следы от туши оставались на голубом джемпере. Судя по реакции подруги, она уже посмотрела отправленное всему университету видео. Нужно было что-то сказать, чтобы Урарака не стала очередным осуждающим человеком. Но ничего говорить не пришлось, Очако завела разговор первой, и слёзы её были немного по другой причине.

— Я такая дура, — сказала девушка, всхлипнув. — Ты знала? — спросила она у Ашидо. — Знала, что Мидории нравятся не девушки? — говорить «парни» не хотелось.

— Да, — выдохнула Мина, бессмысленно скрывать очевидное, она же его подруга.

— Да… — эхом повторила Урарака. — А я-то думала, почему он на меня не смотрит. Думала, дело во мне, в моей внешности, в характере, в поведении. Думала, он меня ревнует, когда я с Бакуго заигрывала. А он, видимо, не меня ревновал, а самого Бакуго, — слёзы вновь покатились вниз с новой силой. То, что она прокручивала в голове, говорить вслух оказалось сложнее. — Выходит, зря я с Бакуго переспала. Вот дура!

— Очако-чан, — с грустью произнесла Ашидо, подсев к девушке. — Не осуждай его, он не со зла.

— Мог бы и сказать, — хмыкнула Урарака.

— Наверное, боялся твоей реакции, — Мина пожала плечами.

— Радует, что я не ущербная, — сквозь слёзы усмехнулась девушка, и Ашидо улыбнулась в ответ на шутку.

А её радует, что Урарака относительно спокойно восприняла это видео. Немного эгоистично, что девушка думает только о своём разбитом сердце в этот момент, но так даже лучше. Теперь оставалось поговорить с Мидорией. Но перед этим Ашидо хорошенько ударит его за секреты, что он держал от неё. Потом уже всё остальное. Да, именно так Мина и поступит.

Мидория бежал вдоль коридора. Слёзы подступали к горлу, но он сдерживал их. Нельзя, чтобы кто-то встретил его в таком виде. Он не знал, от чего бежит. Ему хватило тех презрительных взглядов и оскорблений, чтобы понять, кто-то узнал о его ориентации или того хуже. Когда он покидал аудиторию, слышал разговор сокурсников, и в конце его прозвучала главная фраза: «Как можно снимать такое на видео?» Видео! Это позор, от которого ему не отмыться. Оправданий здесь будет мало. Ему было больно, обидно, он злился, был раздражён, ведь только Даби мог отправить всем видео. Он угрожал ему это сделать, но Мидория ведь не нарушил ни одного его правила. А больше некому так поступать.

Изуку резко остановился, попытавшись собрать мысли воедино. Его глаза медленно расширялись, пока осознание постепенно приходило. Тодороки. Других вариантов не было. Но зачем? Что послужило причиной для такого скотского поступка? Он же хотел быть с Мидорией, говорил что-то о любви, о будущем, о них. Неужели он считает, что после такого Изуку согласится быть с ним? Стоило только подумать о Тодороки, как тот вышел из-за угла. Он с недоумением посмотрел на расстроенного Мидорию, словно ничего не случилось, словно был обычный будничный день. Мидория нахмурился, сделав шаг назад, когда Шото хотел коснуться его руки. Он отдёрнул её, взглянув на Тодороки со злобой в глазах.

— Это ты! — процедил Изуку сквозь зубы.

— О чём ты, Мидория? — Тодороки продолжал строить из себя наивного мальчишку. — Что-то случилось?

— Ты отправил всем видео, — было сложно озвучивать страшную новость, толкающую Мидорию в бездну. — Как ты мог? Я думал, что ты меня любишь, а ты просто глупый извращенец! — слёзы уже перестали держаться и падали вниз, на пол. — Что мне теперь делать?

— Изуку… — прошептал Тодороки и подошёл ближе. — Я люблю тебя, поэтому и поступил так.

— Что? — эта глупость не укладывалась в голове Мидории. — Ты смеёшься надо мной? Думаешь, я поверю в эту чушь?

— Пойми, Изуку, — Тодороки провёл ладонью по влажной щеке, поймав слезинки пальцами, а Мидорию словно пламенем обожгло, — они все не стоят и капли твоих слёз. Если им достаточно какого-то видео, чтобы осудить тебя, то им не быть рядом с тобой. Если они не принимают тебя таким, то просто вычеркни их из своей жизни. Мне плевать на всё, мы будем вдвоём, против целого мира, если понадобится. У тебя есть только я, как и ты у меня, Изуку.

— Ты больной ублюдок, — выпалил Мидория, резко оттолкнув Тодороки. — Не ходи за мной.

Изуку сорвался с места, скорее покинув Тодороки. Он сошёл с ума! Это же бред! Мидория не мог понять мотивы Шото. Его поведение явно ненормально. Он извратил понятие любви и считает, что такая безумная тяга к Мидории оправдывает всё. Но так быть не должно, любовь строится на доверии. А Тодороки растоптал его в одно мгновение. Изуку слышал, как тот крикнул ему вслед:

— Скоро ты поймёшь это и сам придёшь ко мне.

Нет, никогда он больше не вернётся ни к Тодороки, ни к Даби. Это конец. Он больше не пляшет под их дудку. Секрет узнали все, Даби потерял игрушку, благодаря младшему брату. Мидория не завидует Тодороки, ведь Даби «убьёт» его. Да, он угрожал Изуку, что отправит видео матери, но только матери. Вряд ли женщина бы стала распространять его дальше, что прекрасно было известно Даби. Анонимность для него превыше всего. Тодороки всё разрушил. Сегодня он вершитель судеб. Мидория казнён, Даби лишён рук. Каждый что-то потерял в этой странной и глупой игре Тодороки.

Мидория вышел из университета, вдохнув свежий воздух полной грудью. Кислород медленно побежал по артериям и привёл его в чувства. Наконец, в голове всё прояснилось. Сердце ещё стучало, как бешеное, но теперь с осознанием пришло и смирение. Изуку ничего не сможет поделать со случившимся. Зачем мучить себя ещё больше? Надо собраться с мыслями, взять недельку отгула, позволить ситуации хоть немного утихнуть. Рано или поздно людям надоест обсуждать, тем более, если объекта обсуждения не будет рядом. Какой смысл в сплетнях, если они никого не задевают? Мир устроен именно так. Изуку посмотрел на часы, часовая стрелка только перевалила за 14:35. Кажется, первая пара должна была уже закончиться. Хотя он не слышал звонка, а может, просто уши заложило от плача.

Мидория направился к воротам университета, но путь ему преградили несколько сокурсников, среди которых были его знакомые Каминари, Шоджи, Оджиро. Двух других он видел мельком, но лично не знал. Они смотрели на него с отвращением, с усмешкой. Шоджи достал из кармана телефон и выставил его экраном вперёд, нажав на видео кнопку «play». Мидория, наконец, воочию смог узреть, что же попало в публичную сеть. А Тодороки неплохо постарался с монтажом, сделав нарезку из нескольких видео. Здесь и незабываемый минет. Изуку впервые видел его со стороны, наблюдал, как сперма стекает по уголкам его губ, как рука Тодороки сжимает челюсть, не позволяя выплюнуть эту дрянь. Здесь и момент, когда Шото и Шигараки трахают его вдвоём. До чего же мерзкое зрелище! Два члена упираются в маленькое отверстие, интенсивно растягивая его. Здесь и их первый секс с Тодороки. Вырезан отрывок с крупным планом лица Изуку. Он и не знал, как умеет отыгрывать наслаждение. Да весь университет поверил, что Мидории это нравится. Изуку даже нашёл в себе силы усмехнуться.

— Ты чего смеёшься, ублюдок? — зарычал Шоджи, убрав телефон. — Если бы я знал, что ты по мужикам, то в жизни бы не снимал с тобой квартиру, урод. Небось, дрочил на меня, пока я не вижу, да, извращенец?

Шоджи схватил Мидорию за плечо, замахнувшись рукой. Его остановил Оджиро, мотнув головой. Изуку бросил взгляд на Каминари, но тот отвернулся. А чего ждал Мидория? Каминари ему совершенно чужой человек. Так, знакомый, друг Киришимы и Бакуго. Каччан… Изуку только сейчас вспомнил о нём. Он тоже это видел? От одних мыслей об этом вокруг всё плыло, и ноги подкосились.

— Не здесь, Шоджи, — сказал Оджиро. — Кто-то может увидеть, проблем не оберёшься, — затем он посмотрел на Мидорию и добавил: — Ты идёшь с нами, урод!

Оставалось только повиноваться. Оказавшись за старым корпусом университета, Шоджи толкнул Мидорию к стене. Он ударился о бетонную стену, чуть слышно застонав от боли. Шоджи усмехнулся и подошёл ближе к Мидории, сжал в руке его волосы. Он потянул их на себя, заставив Изуку опустить голову. Слёз не было. Просто Мидория чувствовал, как оказался в страшном прошлом. Он помнил, тело ещё не забыло побои и издевательства. Вот только теперь его не спасёт никто. Оджиро ударил его по ногам, и Мидория упал на колени, а тяжёлая рука Шоджи приложилась к лицу, разбив нос. Изуку зажмурился.

— Вот пидор! Он же наслаждается, наверное, — зашипел Оджиро. — Любит пожёстче, да?

Он поднял его голову за волосы, из носа текла кровь. Мидория тяжело сглотнул, ощутив вкус железа во рту. До чего же нелепая ситуация. Вероятно, он заслужил это наказание. Он сам знал, на что идёт. Тайное всегда становится явным. Это прописные истины, вдалбливаемые с детства. Так даже лучше. Теперь он свободен. Правда, придётся искать новый способ заработка. Сбережений хватит до конца года, но потом необходимо будет что-то делать. Если Изуку выживет в этой моральной мясорубке. Он улыбнулся, и от этого у Оджиро в голове всё плывёт. Он наклонился и ударил Изуку ботинком в живот. Тот согнулся вдвое, прижав руки к месту удара. Ощущение такое, словно кишки наружу сейчас вылезут.

— Давайте отымеем его, как следует, воспользуемся, так сказать, услугами, — эти слова вызвали шквал мурашек по телу.

Изуку поднял взгляд и замотал головой. Он хотел сказать «не надо», но Оджиро уже потянул его за ворот рубашки на себя. Мидория оттолкнул юношу, но снова получил по лицу. Сокурсник свалил его на землю, придержав брыкающуюся ногу коленом. Рубашка затрещала по швам, пуговицы с шумом оторвались. А Изуку плакал, всё умолял их остановиться. Шоджи сжал его запястья над головой.

— Подержи его ноги, Каминари, — сказал он, и тот повиновался, хотя сомнение ещё блуждало в светлой голове.

— Нет! П-пожалуйста! Н-не надо! — слёзы смешивались с кровью, голос срывался на хрип.

Изуку весь извивался, но хватка юношей сильна. Кто-то третий уткнул его лицом прямо себе в пах. Другой студент, к которому Шоджи обращается «Токоями», дёрнул ремень Мидории, расстегнул ширинку его джинсов. Но Мидория сопротивлялся, за что его снова ударили по бокам. Силы практически иссякли, а парни смеялись, улыбались, довольствуясь своим героическим поступком. Они же избавляют мир от грязи в лице Изуку. Так всё и должно быть. Они всё делают правильно. Неправильный здесь только Мидория.

— Хватит сопротивляться! — рыкнул Оджиро. — Ты же любишь парней, так терпи, смотри нас сколько, наслаждайся, ублюдок!

За спинами их раздаются чьи-то тихие шаги. Каминари оборачивается и видит Бакуго, что смотрит прямо на них, пряча руки в карманах. Мидория едва открывает глаза, силуэт Каччана расплывчатый, потому что слёзы пеленой застилают их. Но даже так ему удаётся разглядеть полное безразличие в нём. Хочется что-то сказать, но голосовые связки скованы чужой рукой, сжимающей горло. Это Оджиро, держит крепко, словно боится упустить свою добычу. Наконец, он ослабляет хватку и обращается к Бакуго:

— Присоединяйся, Бакуго, можешь даже первым быть, слышал, этот уёбок к тебе клеился. Есть возможность отомстить пидору.

— Ага, — выдыхает Бакуго и подходит ближе.

Парни расступаются, только придерживая Мидорию за руки и ноги. Бакуго смотрит на истерзанное тело, на рваную рубашку, на покрытую синяками кожу, на разбитое лицо, на спущенные штаны. Он наклоняется вниз, вставая на одно колено перед Изуку. Рука тянется к ремню на джинсах, звон бляшки доносится до ушей Изуку, и он видит, как Бакуго медленно стягивает с себя ремень. Сердце буквально вырывается из груди, его стук, вероятно, слышен всем. Вот и всё! Бакуго дал ответ на все вопросы Мидории. Он пытается пятиться назад, но за волосы удерживает Оджиро.

— К-каччан, п-прошу, — всё, что удаётся вымолвить.

Бакуго расправляет ремень в руках и резко набрасывает его на сидящего рядом Каминари, обматывая вокруг его шеи. Он тянет юношу вниз и с силой вдавливает Денки в асфальт. Кажется, хруст сломанного носа слышит каждый. Следом он хватает за горло Оджиро и бьёт прямо головой в лоб, затем кулаком в челюсть. Это происходит за считанные секунды, и остальные не успевают сообразить, что же случилось. Они бросаются на Бакуго, но юноша легко раскидывает их в разные стороны. Изуку дрожит в страхе, что кто-то из них сейчас достанет нож, и драка за университетом превратится в массовое убийство. Парни не сдаются, но снова получают по лицу.

— Свалите нахуй! — рычит Бакуго, когда нервы сдают, и это знаменует о том, что лучше его сейчас не трогать.

Словно подбитые псины, парни, едва волоча ноги, скрываются из этого так называемого укромного места за старым корпусом. Кто-то ещё шипит оскорбления вслед Бакуго, но он их не слушает, скидывает с себя ветровку и бросает прямо под ноги Мидории. Изуку дрожащими руками хватается за вещь, пытаясь укрыться ею. Ему холодно, страшно. Дыхание прерывистое, из-за клокочущего в крови адреналина никак не может успокоиться стучащее сердце. Он старается прийти в себя, но тело не слушается, трясётся, саднит от ударов, и зубы стучат.

— С-спасибо, К-каччан, — выдавливает из себя Мидория.

— Я сделал это не ради тебя, — отвечает Бакуго.

Повисает неловкое молчание. Каждый думает сейчас о своём. Мидория не может подобрать нужных слов. Да и что он скажет ему? Слов благодарности действительно достаточно, на другое просто смелости не хватит. И совести. Он виноват перед Бакуго. Втянул его во всё это. А Каччан в который раз приходит на помощь. Изуку всхлипывает, разбивая тишину. Он любит его, поэтому отпускает. Бессмысленно держать человека рядом, принося ему сплошную боль. Бакуго этого не заслужил, а Мидория не достоин его, как друга. Наверное, стоит уйти в академический отпуск. За год всё забудется, раны затянутся, а Изуку вернётся домой, поработает год, чтобы собрать денег маме на лекарства. Затем продолжит учёбу. Хотя если видео дойдёт до деканата, то всё развалится к чёрту. Все планы полетят в бездну, как и дальнейшая жизнь Мидории.

— Так, значит, — первым молчание прерывает Бакуго, — ты подрабатываешь шлюшкой по ночам? И много платят? Тот двумордый — твой постоянный клиент? А он из богатеньких, я погляжу, — немного с сарказмом, с иронией, но иначе разговор выйдет очень грубым. — А на камеру это всё зачем снимать, я не пойму? Это что, фетиш? Вот же извращенцы! Живёшь себе и не знаешь, что рядом с тобой спокойненько ходит такой урод.

— Тогда зачем ты остановил Оджиро и ребят? — спрашивает Изуку с какой-то… надеждой? — Они как раз избавлялись от такого урода.

— Потому что они уподобились им, — отвечает Кацуки. — Если бы им хотелось избавиться от такого мусора, как ты, то я бы вряд ли успел. Как минимум обнаружил бы твой труп с перерезанным горлом. А то, что я увидел, было ничем не лучше того видео. Меня тошнит от этого, — Бакуго сплёвывает, словно во рту собралась жгучая горечь.

— Извини, разочаровал тебя тем, что до сих пор жив, — усмехается Мидория, поднимаясь на ноги.

Стоило встать, как всё тело заныло. Изуку не уверен, что ему не сломали пару рёбер, но идти в больницу совсем не хотелось. Ноги едва держат, он шатается в сторону и упирается плечом в стену. Ему даже на секунду кажется, что Бакуго дёргается следом, желая помочь Изуку, но тут же отгоняет эту мысль. Он стоит, не шелохнувшись. Мидория старается отойти от стены, хотя бы на пару шагов. У него получается, и он двигается вперёд, проходя мимо Бакуго и слегка задевая его рукавом ветровки. Бакуго хмурится, опуская взгляд. Сказать нечего. Он исчерпал весь свой сарказм. В голове только злость, ненависть, презрение, отвращение. И Мидория чувствует это, они исходят от его ауры, что давит на Изуку, и он не может здесь больше находиться.

Добраться бы до дома. Тёплая ванна, чай и сон — только они сейчас для Мидории лучшие товарищи. Они облегчат боль и страдания, они помогут на короткое время забыть случившееся. Дома была аптечка, в ней найдутся пластыри с какими-нибудь мазями от ушибов. И боль уйдёт. Нужно только потерпеть. Время лечит, как бы люди не говорили, что это мнение ошибочно. Именно время всегда излечивало Изуку. Правда, сейчас в его чудодейственность верилось с трудом, но нельзя делать выводы заранее. Мидория останавливается у угла, тяжело вздыхая. Сердце требует сказать всё, что хочется. В последний раз.

— Кстати, — произносит Изуку, — Тодороки — не мой постоянный клиент. Он просто придурок, считающий, что может решать за других. И ещё… Я действительно влюбился в тебя, Каччан, прости. Это было моей главной ошибкой.

Теперь окончательно всё. Проглатывая слёзы, Мидория шагает вперёд и скрывается за углом. С одной проблемой он разобрался. Точно?

Chapter Text

«I feel in my heart, soul, mind
that I’m losing you, me.
You’re abusing every reason that I’ve left to live».
Alex Hepburn — Under.

«Я чувствую сердцем, душой, разумом,
Что я теряю тебя, себя…
Ты забираешь всё, ради чего я мог бы жить».

В глубине души Мидория знал, что однажды правда выйдет наружу. И тогда тот хрупкий мир, выстраиваемый им со старшей школы, рухнет, оставив после себя лишь руины, под которыми будет погребена его гордость. Он лелеял свою тайну. Может, стоило проще к этому относиться. Сейчас уже бессмысленно гадать «если бы да кабы». Несмотря на всевозможные варианты развития событий, случилось то, что случилось. Назад не повернуть. Одно расстраивает: у Мидории больше нет выбора. Он будет вынужден уйти в академический отпуск — хочет того или нет. Наверное, только об этом Изуку жалеет. К тому же он лишился постоянного заработка, теперь придётся справляться самостоятельно. Как объяснить маме, что такая выгодная подработка ему более не доступна? Женщина всегда относилась к полученным деньгам с опаской, но всё равно принимала их и радовалась, что сможет прожить ещё какое-то время без постоянных приступов и госпитализаций. Думал ли безумно влюблённый Тодороки о судьбе матери своего любимого, когда шёл на столь отчаянный шаг? Вряд ли. Он вообще ни о ком не думал. Чёртов эгоист!

Хотя Изуку такой же. Когда начинал работать на Даби, он совершенно не думал о последствиях. Не вспомнил, что у него есть близкие и друзья, которым будет тяжело объяснить причину своего поступка. Ему не пришло на ум, что рядом есть те, кто действительно волнуется о нём, переживает и поддерживает. Он решил всё сам, так же эгоистично, как и Тодороки, отправивший всему университету видео. А они стоят друг друга.

У Мидории теперь никого нет. Видео, что показал ему Оджиро, длилось не дольше тридцати секунд, но именно эти тридцать секунд определили его дальнейшую судьбу. Можно ставить точку и переворачивать страницу. Увы, чистых листов больше нет. Мидории остаётся писать новую историю на старой исписанной бумаге, потому что от случившегося сегодня не отмыться. Оно навсегда сохранится в его памяти, как и в памяти тех, кого Изуку когда-то называл друзьями. Когда-то… Его буквально скручивает, стоит задуматься о прошлом. Мидория останавливается, прижимая ладонь ко рту, сдерживая рвоту. Сокурсники не скупились на удары, желудок выворачивает наизнанку в попытках выбросить наружу съеденный завтрак. Но Изуку не позволяет этому случиться, проглатывая подступивший к горлу ком.

Перед ним тормозит такси, из окна высовывается пожилой мужчина, с недоумением разглядывая избитого парня. У Мидории грязные брюки, из-под чужой ветровки торчит рваный край рубашки, на лице кровоподтёки. Он сомневается, сажать ли такого подозрительного типа к себе в машину, но Изуку сам вызвал такси, поэтому мужчина ждёт. Наконец, Мидория успокаивается, вздыхая с облегчением, и тянется рукой к дверной ручке заднего сидения. Он до сих пор не вызывает доверия у таксиста, но свои недовольства тот оставляет при себе. После названного адреса он вкрадчиво спрашивает, не нужно ли бедняге с такими ранами в больницу или лучше в полицию, ведь сразу ясно, что кто-то его избил. Изуку мотает головой, пытаясь выдавить из себя улыбку. Таксист пожимает плечами: достаточно на сегодня альтруизма, не насильно же мальчишку вести к врачу.

Мидория просит высадить его недалеко от дома. Он выбирается из такси и, шатаясь, идёт к скверу, находящемуся неподалёку. Ему нужно остыть, проветрить голову. Людей на улице не так много. В это время все на работе и на учёбе. На детской площадке только играет несколько детишек, но они не замечают Изуку, занятые своими делами. Глядя на них, Мидория вновь вспоминает детство. То славное время, когда они с мамой и папой жили вместе, когда он с Каччаном и другими ребятами допоздна задерживались на улице, выслушивая потом родительские порицания.

Каччан. От одних мыслей о нём на душе становится безумно больно. Слёзы текут по щекам, раны зудят, солоноватая вода обжигает кожу, словно кислота. Он и правда не хотел, чтобы всё так закончилось. Был ли у него вообще шанс закончить иначе? Скорее всего, нет. Теперь Бакуго окончательно возненавидит Мидорию. И будет чертовски прав. Изуку — слабак! А слабакам нет места рядом с Бакуго. Никогда не было. Как же он жалок! Сидит на скамейке, причитая о несделанном и сделанном, упивается своей беспомощностью, наслаждается болью. Такому извращенцу, как Мидории, не привыкать. И тяжело признаться себе в том, что ему нравилось заниматься сексом с Тодороки. Особенно в том коттедже и у себя дома. По спине пробежали мурашки от вихря воспоминаний, закружившегося в голове. Эти ощущения ошибочны, они неправильны.

Мидория встал со скамейки и двинулся к дому. Сколько времени он просидел здесь? Казалось, не больше пяти минут, но на деле потратил без малого больше часа. Изуку сильнее укутался в ветровку Бакуго, скрыв под ней рваную одежду. Нельзя допустить, чтобы консьерж увидела его внешний вид. Он с трудом отряхнул грязные брюки и вошёл в подъезд, накинув капюшон. Изуку старался не смотреть в окошко женщины и сухо поздоровался с ней. Сначала она не обратила внимания на мальчишку, но стоило ему пройти мимо, консьерж словно что-то вспомнила, окрикнув Изуку буквально у лифта.

— Мидория-чан, передай своим друзьям, чтобы не приходили по ночам в пьяном виде, пожалуйста, — сказала она с некоторым упрёком, но Изуку не понял, что Чиё-сан имеет в виду.

Он замер на месте, попытавшись вспомнить, когда к нему последний раз приходили друзья. Вряд ли она говорит про Тодороки. Тот пришёл вечером, было ещё светло, да и пьяным он определённо не был. Компания Ашидо, что гостила у него в прошлом семестре, пусть с шумом и гамом завалилась в чужой дом, но это тоже было засветло. К тому же вряд ли Чиё-сан говорит о случившемся столь давно. Мидория с недоумением посмотрел на раскрытое окошко, пока женщина что-то перебирала за своим столом. Стоит ли переспросить или пропустить её замечание мимо ушей?

— Простите, пьяным? — всё-таки он решился выяснить обстоятельства претензии.

— Да, вчера ночью, — кивнула она, не подняв взгляда. — Уже за полночь перевалило. Он думал, я его не заметила, полз тут под моим окошком. Ну, хмурый такой, светленький.

— Хмурый? — удивился Мидория.

— Батюшки, Мидория-чан, что с твоим лицом? — Чиё-сан, наконец, посмотрела на жильца, возмущённо ахнув. — Кто с тобой так?

— Всё в порядке, — отмахнулся Изуку. — Вы ничего не путаете?

— Какой в порядке? Тебе надо в больницу! — женщина вскочила с места и выбралась из своей будки.

Она была мелкого роста, поэтому посмотрела на него снизу вверх, нахмурившись. Чиё-сан дёрнула его за руку, поглядев на побитого жильца внимательнее, и только покачала головой. Изуку чуть слышно засмеялся, перебрав в голове хоть какие-то варианты, как бы успокоить женщину. Ему было стыдно. Он один из немногих жильцов этого дома, кто никогда не причинял ей неудобств.

— Перепутаешь тут, как же, — ответила она на его вопрос, тяжело вздохнув. — Смотрю, ползёт под моим окошком. Пьяный, как вы выражаетесь, просто в хлам. Как он вообще до твоего этажа добрался, не представляю. А ты чего уж не помнишь гостей своих? Сначала тот парнишка пришёл, с ожогом на лице, а через несколько часов этот. Или алкаш эдакий до тебя не добрался? Хм, надеюсь, он не уснул в подъезде. А то я потом уже не видела, как он уходил.

— Ах, да, добрался, я совсем забыл, устал вчера, простите, больше не повторится, — Изуку поклонился и поторопился скорее покинуть консьержа, нажав на кнопку вызова лифта.

Консьерж ещё что-то хотела ему сказать, но Мидория быстро скрылся за дверьми лифта. Прислонившись спиной к задней стенке, он хоть немного расслабился. Голова была наполнена различными мыслями. Но главное сейчас — это то, что Каччан приходил вчера ночью. Зачем? Сердце Изуку набирало обороты, когда он думал об этом. Какая-то нелепая надежда зарождалась в нём, но Мидория старался отогнать её, чтобы не утонуть в несбыточных мечтах. Какая теперь разница? Вчера он хотел поговорить, а сегодня увидел видео. Разговор потерял всякую значимость. Но если он приходил, то значит, Тодороки отворил ему дверь. Изуку закрыл лицо руками. Какой же он дурак! Чувство, что он совершил неимоверную ошибку, одолело его. Мидория впустил Тодороки в свою постель, а тот растоптал его жизнь. Мало ли что он мог наговорить пьяному Каччану. Неужели Шото из-за этого отправил всем видео? Теперь хоть какое-то понимание произошедшего начало приходить к Мидории, хотя он всё равно считал поступок Тодороки подлым и низким. Надо было выгнать его сразу после их секса. А что бы он сказал Бакуго, если бы сам открыл дверь? От недосказанности теперь страдают оба.

— Успокойся, Изуку, тебе не повернуть время вспять, — выдохнул он и вышел из лифта, направившись к своей квартире.

Мидория поднял голову и увидел стоящую рядом с дверью Ашидо Мину. Он зажмурился, словно это мерещится ему, но тяжелая пощёчина Ашидо вмиг отрезвила Мидорию и помогла убедиться в реальности происходящего. Она нахмурилась, кажется, её глаза наполнились слезами, по чёрным белкам сложно разобрать. А Изуку молчал. Что он мог сказать, когда давно всё сказано за него с помощью видео. Он услышал какой-то шорох, затем почувствовал лёгкое прикосновение мягкой ткани к разбитой губе. Мидория чуть слышно зашипел от неприятного ощущения, дёрнувшись в сторону.

— Это всего лишь спирт, — хмыкнула Ашидо, протерев свежую рану белым платком, смоченным, по её словам, спиртом.

— Извини.

— За что именно ты извиняешься? — недовольно буркнула Мина, продолжив процедуру.

— За всё, наверное, — печально улыбнулся парень, отчего губам стало ещё больнее.

— Я просто пришла убедиться, что ты не повесишься, ты это можешь, — сказала Ашидо, наконец прекратив его мучения жгучим спиртом. — Что ж, вижу всё в порядке. Ну и хорошо.

Мидория молча прошёл к двери, достав ключ из кармана. Ашидо так и осталась на месте. Она шла сюда с целой речью на три часа или больше. Но, увидев Изуку, его раны, вид, состояние, все слова испарились из головы, оставив только непонятное ощущение бесполезности. Всё-таки она плохая подруга. Сэро рассказал ей, что кто-то видел, как их однокурсники куда-то повели Мидорию, но никто не решился вмешаться. Сам Сэро, несмотря на обиду, поторопился к месту, где, по слухам, и устроили самосуд студенты университета, но опоздал. Никого уже не было. На асфальте он видел кровь, поэтому решил, что среди них есть пострадавшие. Так что Ашидо сходила в аптеку и взяла обеззараживающее средство на спиртовой основе, прежде чем направиться к Мидории. Она злилась на него, на них, на себя. На то, что никак не могла повлиять на мировоззрение сокурсников, да и вообще всех людей на планете.

Изуку открыл дверь и застыл на пороге. Он боялся предложить подруге войти. Просто не мог найти для этого причин. Должен ли он оправдываться перед ней за это видео? Мидория не знал. Поэтому и медлил, пытаясь подобрать нужные слова. Ашидо решила за него, демонстративно оттолкнула юношу, ввалившись в квартиру. Изуку улыбнулся. Он и забыл, какой сильной является его подруга. Кажется, Мидория должен упасть ей в ноги и бесконечно благодарить за то, что она рядом с ним даже в такой момент.

— Видео, кстати, удалили, — сказала она, сняв обувь. — У Сэро есть отличный знакомый хакер с параллели — Кендо-сан. Представь себе, это девушка, безумно крутая и очень умная. Она легко нашла номер отправителя и с помощью этого подключилась ко всем телефонам, получившим видео. Не знаю, как ей это удалось, но будь спокоен, оно уничтожено. Навсегда.

— Спасибо, — выдавил из себя Мидория.

В зале раздался какой-то шорох, и они посмотрели друг на друга с тревогой, затем повернулись в сторону комнаты. Мидория на цыпочках подошёл к двери в зал, не позволив Ашидо идти первой. Он медленно приоткрыл её, громко ахнув, когда увидел тех, кто находился там. Изуку попятился назад, а Мина недоумевала, чем вызвано беспокойство друга. На диване развалился Шигараки Томура и попивал из банки пиво. Шорох исходил именно от него, он постоянно чесал свою дряблую кожу на шее и ключицах, издавая ногтями странный звук. У полки с фотографиями стоял Даби. Он держал рамку со снимком: на нём мама Мидории с маленьким Изуку на руках. Фото сделано отцом. Казалось, Даби улыбался, любуясь столь умилительной картиной. Рядом с Шигараки сидел Твайс и ещё какой-то незнакомец с длинными тёмно-красными волосами, в солнцезащитных очках. Над ними стоял другой юноша в строгом классическом костюме без пиджака, который так же был Мидории незнаком.

Услышав, как вошёл Изуку, Даби обернулся и поприветствовал его широкой улыбкой. Он удивленно вскинул брови, заметив ссадины на лице. Хотя причина находилась на поверхности. Всё более чем очевидно. Остальные присутствующие тоже обратили внимание на хозяина квартиры, оскалившись на него, словно на врага. Даби отставил фотографию и направился к Изуку, расправив руки в стороны.

— А мы тебя заждались! — радостно воскликнул брат Тодороки. — Ты задержался.

— Кто это? — шепнула на ухо Изуку Ашидо, но её вопрос проигнорировали.

— Уходи, Ашидо-сан, — только сказал Мидория, чтобы обезопасить подругу.

— Нет-нет, пусть остается, — Даби замотал головой, а затем кивнул Твайсу, и тот быстро подошёл к девушке, с силой затащив её в комнату.

— Не трогай её! — завопил Изуку, как получил удар под дых от Даби.

Не успели зажить недавно полученные раны, как ему снова приходится терпеть удары судьбы в лице Тодороки Тойи. Ашидо дёрнулась к нему, чтобы помочь, но Твайс крепко держал её. Даби схватил Мидорию за копну зелёных волос. Он наклонился, чтобы внимательно посмотреть на это жалкое избитое лицо. Ашидо всё сильнее брыкалась, и на помощь Твайсу подошел парень в солнцезащитных очках. Он положил руки ей на плечи, вынудив встать на колени, и Ашидо подчинилась. Она не знала, кто эти люди, но судя по лицу Мидории, он с ними очень хорошо знаком. Даже слишком.

— Слушай, чёртов пидор, — голос Даби стал твёрже, — тебе нужно было только подставлять свою задницу на камеру. А ты чем занимался? Пропагандой гомосексуализма? Склонял моего братишку на свою голубую сторону? Из-за тебя у него настолько крыша съехала, что он взломал мой компьютер. И ты бы видел моё удивление, когда сегодня я узнал о видео, гуляющем по вашему университету. Это точно сделал Шото. Но зачем? Объяснишь?

— Потому что твой брат — придурок! — рявкнул Мидория, за что получил очередной удар в живот, и закашлялся.

— Не заговаривайся, Мидория, — прохрипел Даби. — Игры закончились. Ты, кажется, забыл, кто здесь твой благодетель. Я устрою тебе такую жаркую еблю, что ты себя забудешь, понял? А к Шото теперь даже на метр не подпущу.

— К чёрту твоего братца и тебя в том числе, я больше не буду вашей игрушкой. Скажи спасибо Шото, теперь твой шантаж потерял всякий вес, — усмехнулся Изуку.

На лице Даби расплылась коварная улыбка. Его бесило, что противопоставить нечего. Раздражала сама мысль, что однажды Мидория посмотрит на него надменно, и вот этот момент настал. Именно сейчас, в эту секунду жалкая шлюха, которой он, Даби, сделал имя на зарубежном рынке порно-культуры, пытается пойти против своего босса. Хочется размозжить самодовольную ухмылку Мидории по стенке. Неужели власти над ним у Даби больше нет? Плевать! Тогда он вернёт должок, избив мальчишку до полусмерти. Пользоваться Мидорией было удобно. Где ещё Даби найдёт глупого пидора, который, в силу обстоятельств и тяжёлой судьбы согласится сниматься в порно? Что ни говори, а Тойе несказанно повезло. Он практически ушёл с поприща традиционного порно, потому что гейский секс имел огромный спрос. Деньги сыпались буквально с небес. Потеряв игрушку, он потеряет пятьдесят процентов клиентов, чьи карманы доверху набиты зеленью. Глупец Шото! Ублюдок Мидория!

Даби бил его по лицу, удар за ударом, не выпуская волосы из рук. Прекрати улыбаться, не смей смеяться над тем, кто спас твою тупую мамашу от смерти! Злоба текла по венам. Ашидо что-то кричала, словно её крики способны остановить обезумевшего Даби, но ни Изуку, ни Тойя не разбирали её слов. Мидория был оглушён шквалом ударов. Он уже не был уверен, что лицо можно спасти. Ему казалось, что рука Даби хлюпает в крови. От необратимых действий Тойю уберегла рука того юноши в костюме. Тодороки старший зарычал на него, потому что злость бурлила, переливалась через край терпения, но невозмутимый товарищ покачал головой, и это немного успокоило Тойю.

— Даби, ты его убьёшь.

— Не трогай меня, Курогири, — он оттолкнул юношу от себя.

— Ой, да кастрируй его и дело с концом, — вяло протянул Шигараки, подняв на них безразличный взгляд. — Он всё равно своим членом не пользуется. Пидорам только задница важна.

— Хорошая идея, да, — ухмыльнулся Даби, воодушевившись.

Изуку максимально широко распахнул свои заплывшие глаза, насколько это было возможно. Его затрясло от страха. Он знал, что от Даби можно ожидать чего угодно. Даже если слова Шигараки звучат абсурдно и похожи на нелепую шутку, Тойя легко совершит предложенное, несмотря на незаконность его действий. Когда твой отец — крутая шишка, не имеет смысла беспокоиться о том, что ты делаешь. Ашидо закусила губу, страх Мидории передался и ей, и державший девушку Твайс почувствовал её дрожь. Судя по словам этих страшных людей, именно на них работал Изуку, снимая половой акт на видео. Они упоминали Тодороки. Это же друг Мидории, с которым тот общался с первого курса и проводил всё основное время. Неужели он затащил Изуку в столь ужасный бизнес? А парень с множественными рубцами от ожогов — его брат? Что вообще в этой семье происходит? Было сложно переваривать всю информацию, что неожиданно навалилась на Ашидо.

От одной мысли, что они приведут угрозу в исполнение, Мидории стало тяжело дышать, словно дыхательные пути забились рвотой и склизкой кровью. Изуку упал на колени и упёрся ладонями в холодную поверхность пола. Даби надменно посмотрел на него, чуть слышно усмехнувшись. Какими ничтожными становятся люди, когда цепляются за свою жизнь! Он демонстративно достал из кармана складной ножик и расправил его. Лязг металла раздался над ухом. Изуку вздрогнул, Ашидо хотела что-то сказать, но только слёзы текли по её розовым щекам. Она шевелила губами, но звука не было. Это же шутка? Они же этого не сделают?

— Из-за тебя и выходки моего братишки я потеряю много клиентов и, следовательно, много денег, — задумчиво произнёс Даби. — Равноценный обмен, как считаешь?

Мидория поднял голову, взглянув на счастливую рожу Тодороки Тойи. Да, они это сделают. Легко и просто. Для них не существует запретов и границ. Эти люди — безумцы. А Мидория умудрился связаться с ними. Сам виноват. Изуку резко опустился ниже и прижался лбом к полу, прямо у ног Даби. Его пальцы едва касались чужих ступней. Он всхлипывал, пытаясь собраться с мыслями и остановить происходящее с ними. Мидория боялся больше за Ашидо, чем за себя. Он не хотел, чтобы девушка стала свидетелем такого ужаса. Лучше унижение, чем это.

— П-прошу, Даби, не надо, п-пожалуйста, — причитал он, сильнее вдалбливая себя в пол, словно сможет пробить и так глубокое дно, на которое он опустился уже давно. — Не делай этого. У меня ничего нет, но п-пожалуйста, я…

— Боже, какая мерзость! — Даби резко пнул Мидорию по руке, что тянулась к его ногам, чтобы этот урод не прикасался к нему. — Ты жалок, Мидория. Даже руки марать о тебя не хочется.

Он убрал ножик обратно в карман, и Ашидо, наконец, смогла выдохнуть, уняв безумную дрожь. Она взглянула на свои дрожащие руки, было страшно. Изуку же не шевелился, он покорно ждал, не сдвигаясь с места. Пусть они только скорее уйдут. Пожалуйста, господи, заставь их уйти! Изуку мысленно молился всем богам, хоть и не причислял себя в ряды верующих. Он в храме-то практически никогда не был. Маленького Мидорию мама постоянно водила на праздники в храм, а, повзрослев, юноша перестал считать себя достойным святых мест. Но сейчас это перестало быть важным. Если боги существуют, то им под силу спасти грешную душу Мидории.

— Пойдём отсюда, — рявкнул Даби, махнув остальным рукой. — Слишком скучно.

Все повставали со своих мест, подчинившись приказу Тойи. Шигараки остался неудовлетворённым, он хотел насладиться шоу, но Даби не дал ему такой возможности. Отхлебнув последний раз пива, Томура подошёл к Изуку и вылил остатки напитка ему на голову. По комнате разнёсся запах солода и хмеля, а Мидория послушно принял всё до последней капли. Жестяная банка ударилась по затылку, когда Шигараки бросил её вниз. Мусор рядом с мусором — всё верно. Твайс отпустил Ашидо, но девушка тоже не решалась двигаться, ждала их ухода. Даби обернулся на пороге и сказал:

— Не думай, что я с тобой закончил. А пока залечи свои раны, у меня ещё много планов на тебя, малыш.

Каминари стоял у зеркала в ванной комнате, рассматривая свой сломанный нос. На полке у раковины лежали окровавленные бинты, а рядом свежий материал для перевязки. Он морщился, глядя на посиневший вправленный нос. Денки осторожно дотронулся до спинки носа и вздрогнул, было больно, несмотря на влитые в него обезболивающие препараты. Ему пришлось несколько часов просидеть в травмпункте, пока врач не удосужился его принять, снять рентген и оказать помощь. И всё это время он прижимал к носу вату и бинты, пытаясь остановить кровотечение. Как сказал травматолог, сломанная кость задела более крупный сосуд, поэтому кровь долго не останавливалась. Каминари был зол. Но он точно не знал, на кого именно злился больше. На себя за то, что повёлся на уговоры Оджиро помочь в разборках? На тупого пидора Мидорию? Или на козла Бакуго, что сломал ему нос? Казалось, что на всех сразу. Но злость и ненависть вряд ли помогут перелому быстрее зажить.

Врач сказал сменить повязку завтра, но Каминари хотел лично увидеть, во что превратился его милый носик, да и лицо в целом. Это же его оружие по соблазнению девушек. К тому же шансов с Джиро Кьёкой уменьшилось вдвое. Всё из-за Мидории. Когда Джиро узнала, каким образом Денки заработал травму, то сказала ему: «Кажется, мне не особо хочется общаться с человеком, практикующим насилие». Она права, отчасти. Но ведь от мусора в лице гомосексуалистов необходимо избавляться?! Или его так просто научили? Уже не разобрать, где его личное мнение, а где зов толпы.

Он услышал, как хлопнула дверь. Видимо, кто-то из его соседей вернулся домой. Если это Бакуго, то Каминари с удовольствием выскажет ему всё, что думает, да ещё и счёт за моральный и физический ущерб предоставит. Каминари быстро наложил повязку и вышел из ванной, забыв на полке остатки старых бинтов из больницы. Вернулся не Бакуго, а Киришима, совершенно раздавленный. Каминари легко понял это, ведь знал своего друга, как вечно неунывающего и позитивного парня. А теперь на нём лица не было. Денки предположил, что у них с Ашидо разногласия по поводу Мидории. Неужели после всего увиденного она продолжает защищать этого морального урода? Они что, с Бакуго с ума сошли?

— Ты это видел?! — с ходу начал Каминари, не удосужившись спросить, почему Киришима расстроен. — Этот ублюдок Бакуго разбил мне нос! — Денки отчаянно тыкал пальцем себе в лицо, но Эйджиро был совершенно безразличен к страданиям друга. — А за что? За своего дружка Мидорию!

Это имя заставило Киришиму, наконец, отойти от замороженного состояния и поднять взгляд на опухшее лицо Каминари. Тот ещё не оправился от наркоза. Вообще, Киришиме не хотелось слышать это имя, даже одно упоминание сводило челюсть, заставляя острые резцы впиваться во внутреннюю поверхность губ и пронзать их до крови. Бакуго ударил Каминари из-за Мидории? Выходит, версия Киришимы была не такой уж шуточной, а весьма правдивой. Но знать этого Эйджиро не хочет. Только разочаровываться в образе мужчины, который был создан ещё в старшей школе, когда Бакуго мгновенно завоевал доверие Киришимы. Кто мог подумать, что всё окажется окрашено в противный голубой цвет. И из-за кого? Из-за урода, которого Бакуго знает без году неделю. Киришиме не было известно, что Мидория и Бакуго — друзья детства. Он быстро приписал им статус «парочки».

— Серьёзно! Он сломал мне нос ради этого пидора! — Каминари возмущался всё громче. — А ещё избил Оджиро, Шоджи, Токоями и Коду! Всех! Раскидал в разные стороны, лишь бы подстилку свою защитить.

— Оджиро? Шоджи? — недоумевал Киришима; они там как оказались?

— Да, мы собирались проучить Мидорию, а Бакуго нам помешал, — Денки отчаянно жестикулировал, буквально брызжа слюной.

Он настолько увлёкся, что даже не заметил Бакуго, стоящего за его спиной. Каминари понял, что Киришима смотрит мимо него как-то задумчиво, и обернулся, отскочив в сторону, когда увидел хмурое лицо соседа. Вся та бравада, приготовленная для Кацуки, куда-то подевалась, и Денки затих, коснувшись бинтов на носу. Не хватало получить и второй удар от обезумевшего Бакуго. Как бы он ни поносил его пару минут назад, но всё-таки побаивался. Силы были не равны. Кацуки же молчал, спрятав руки в карманах. Он ждал, что ему скажет Денки, чей голос и вопль были слышны ещё в подъезде. Бакуго услышал, как его ненавязчиво причислили в ряды пидоров, как назвали Мидорию его личной подстилкой, и Кацуки с трудом сдерживал себя, чтобы не сломать злосчастный нос этой болтливой мартышки снова.

Он знал, что так и будет. Когда стоял и смотрел на избиваемого Мидорию, Бакуго понимал, что, если он вмешается, все посчитают его таким же, повесят своего рода клеймо на обоих. Но разум не просил, он приказывал помочь, остановить вопиющую несправедливость. Бакуго тоже всё это было неприятно: видео, избиение, неожиданно прямолинейное признание Деку. Хотелось стереть себе память, чтобы навсегда вычеркнуть этот период из своей жизни. Но, увы, приходилось прокручивать и прокручивать случившееся в голове. Бакуго — не праведник, так, с какой стати он решил, что имеет право читать нотации Мидории? Как человек, Деку жутко прокололся, но, как сын, он поступил благородно. Деньги в любом случае являются деньгами — неважно, каким способом они добыты. Вряд ли Деку думал о последствиях. Он просто хотел спасти маму. Бакуго бы и сам так поступил. Нет, конечно, он бы не стал сниматься в порно, но если бы была необходимость, Кацуки убил бы ради родителей.

Бакуго не намерен что-либо доказывать Каминари, да и оправдываться перед Киришимой нет желания. У того своих проблем достаточно. Одна Ашидо чего стоит. Теперь их отношениям, скорее всего, придёт конец. Если, конечно, Киришима не одумается, или сама Ашидо не решит бросить Мидорию в пользу своего парня. А, учитывая то, что Бакуго видел, она так не поступит. Любовь любовью, а дружба для неё важнее всего. Это хорошее качество, наверное. Но Киришиме такое не объяснить. Он чувствует себя преданным. Бакуго почему-то тоже. Хотя причин для этого нет. Он не претендовал на место лучшего друга Мидории и клиентом его становиться не собирался. Так почему на душе скребутся кошки? Расцарапали уже всё проклятые.

— Продолжай, чего заткнулся? — сказал он Каминари, отчего тот нервно сглотнул. — Как ещё меня назовёшь? Пидором? Уже было. Уродом? Тоже вариант. Ну же, Каминари! — зарычал Бакуго, сделав шаг вперёд.

— Успокойся, Бакуго, — вздохнул Киришима, вмешавшись в их скандал. Разнимать потом друзей ему придётся.

Друзей… А вот это уже под большим вопросом. Каминари ненавидит Бакуго, Киришима разочарован в Бакуго, а у Бакуго вообще непонятно что на уме. Наверное, он тоже разочаровался в тех, с кем с самой школьной скамьи построил доверительные отношения. Они всё делили на троих: девчонок, работу, учёбу, квартиру, проблемы. Так справляться легче было. А сейчас каждый взял на себя то, что в одиночку не осилить.

— Что, кинула тебя твоя девушка? — хмыкнул Бакуго.

— Брось, Бакуго, твои попытки задеть меня вообще сейчас бесполезны, — ответил Киришима, хотя слова друга больно били в солнечное сплетение.

— Думаешь, я хочу задеть тебя? Не в моём стиле трепаться по пустякам, — Кацуки прошёл мимо застывшего Каминари, готового в любой момент защищать свой нос. Он взял кувшин с водой, что стоит на журнальном столике у дивана, где и сидел Эйджиро. — Дебил ты, Киришима, сам херню натворил, а теперь лапу сосёшь, пилишь себя мыслями. Смотреть тошно.

— Да ты что! — он вскочил с места, сжав руку в кулак. — Так это я виноват в том, что ваш ненаглядный Мидория оказался какой-то шлюхой? Соверши уже каминг-аут, Бакуго, признайся, что ты влюбился в этого пидора, чего скрывать-то. Мы же друзья.

— Следи за своим поганым ртом, — прохрипел Бакуго, едва не сломав в ладонях бокал с водой. — Я не страдаю комплексом неполноценности, в отличие от тебя. Считаешь себя крутым, а боишься оказаться ниже, как ты там сказал, какой-то шлюхи? Это и тебя, Каминари, касается.

— Слушай ты! — Киришима схватил Бакуго за ворот футболки и потянул на себя.

Вот теперь и Каминари напрягся. Тут у него с разбитым носом силёнок остановить двух мастодонтов драк не хватит. Эти двое со школьных времён были грозой всего района, к ним на пушечный выстрел подойти боялись. Если Каминари действовал обходными путями, старался победить хитростью и уловками, то Бакуго с Киришимой шли напролом, набивали, конечно, шишки, но всё равно побеждали, разрывая своих врагов на кусочки. И теперь они вышли друг против друга? Кажется, планета сойдёт с орбиты, если они всё же подерутся.

— Смешно… — Бакуго расплылся в улыбке, насупившееся лицо Киришимы его совершенно не пугало, а вот Каминари сейчас не до смеха. — Ты её вообще любишь-то?

И зачем Кацуки это говорит? Не собирался же вмешиваться в разборки влюблённых идиотов. Словно ему своих проблем мало, так ещё и косяки Киришимы разгребать. Он же планировал промолчать, хотел прийти домой, взять вещи и съехать, к чёрту, с этой квартиры. Ему противно находиться в одном помещении с Каминари, которого он застал за не очень приятным занятием, да и с Киришимой они уже не смогут общаться, как прежде. А всего лишь надо было рассказать всем об ориентации Деку. Вот же потеха! Один глупый гей решил судьбы нескольких человек. Бакуго не обязан за ним подчищать, но начистить морду Киришиме руки так и чешутся. А стоило услышать возмущения Каминари, и промолчать Бакуго уже не смог. Уйти спокойно, тихо не получилось, да и когда у Бакуго это получалось вообще?

— Ты нам все уши о своей Ашидо прожужжал, какая она замечательная и прекрасная, — усмехнулся Кацуки, заметив, как брови Киришимы поползли наверх от удивления и возмущения. — А теперь? Скажи тогда, что просто хотел её трахнуть, а не отношения завести.

— Ты ничего не знаешь о моих намерениях, — Киришима оттолкнул его от себя, и вода в бокале Бакуго пролилась на пол.

— А ты ничего не знаешь обо мне, поэтому, прежде чем делать выводы о моих предпочтениях, узнай свою девушку получше, — парень отряхнул руку от воды и поставил бокал на столик. — Ты в курсе, что в школе она спасла Мидорию от суицида из-за таких вот, как вы? А теперь делай выводы, влюблённый и безумно одинокий, как она должна была поступить сейчас?!

Сказав это, Бакуго вышел из зала и направился в свою комнату. Всё же уехать сегодня не получится. Надо поспать, а завтра он решит, что дальше делать. Он не знал, повлияют ли хоть как-то его слова на Киришиму и Каминари. Отчасти Кацуки жалел, что не сдержался и высказал им всё, словно какая-то глупая девчонка. Но ему казалось, что из-за случившегося не должны страдать люди, которые к этому не причастны. Также и он не должен париться из-за случившегося. Наверное, на этом повторная встреча старых друзей закончилась. Больше их судьба сводить не станет. Убедилась окончательно, что им не по пути. Это к лучшему. Бакуго сделал всё, что от него требовалось, успокоив развозникавшуюся совесть. Дальше Деку пусть сам разбирается в своей жизни.

Слова Бакуго не могли пройти даром. Киришима промолчал. Он впервые об этом слышал, конечно. Даже Бакуго знает столь личное из жизни его девушки, а Киришима просто наслаждался проведённым вместе временем и не задумывался о переживаниях Ашидо. Ему нравились её внешность, её сексуальность и горячность, её раскрепощённость и открытость. Но он никогда не смотрел глубже, видел только обложку, не заглядывая под неё. Ошибся ли он? Определённо да. Но самое отвратительное было в том, что именно Бакуго, чёрствый и грубый Бакуго, ткнул ему в очевидные вещи. Киришима так увлёкся своими чувствами и желанием обладать Ашидо, что проглядел самое главное — душу девушки. И как он осмелился ещё предъявить ей это?

Каминари лишь плечами пожимал. То, что было обращено к Эйджиро, задело и его. Комплекс неполноценности, да? Жёстко, но, стоит признать, очень точно. Денки никогда никому не скажет, что согласен со словами Кацуки. Лучше будет сохранить лицо, оно и так уже нехило подпорчено всё тем же Бакуго.

— Я и правда завидую Мидории? — как-то задумчиво произнёс Киришима, упав на диван.

Вопрос, который останется без ответа.

Chapter Text

«And my hopes, they are high,
I must keep them small.
Though I try to resist I still want it all».
Troye Sivan — Fools.

«Мои надежды велики, но
я должен смотреть реальности в глаза.
И хотя я пытаюсь противостоять этому, но
всё равно хочу всего и сразу».

Сколько уже прошло времени с того момента? Кажется, Изуку потерял счёт дням, вернувшись в родной город. Можно понять, что достаточно много, раз ссадины на лице почти зажили, остались лишь следы тех событий, и Мидория смотрит в зеркало без страха и отвращения к безобразной маске, изуродованной сначала сокурсниками, а потом и Даби. Он нанёс заключительный штрих, что даже родная мать не узнала. Вернее, она узнала, но не смогла поверить, что это случилось с её сыном. Едва не упала в обморок, быстрее бросилась к своим таблеткам, чтобы сердце не остановилось на месте. Наверное, Ашидо была права, когда советовала для начала залечить раны.

Сейчас Мидория вспоминает тот день спокойно, хотя тогда нервы были на пределе. И как только дверь за компанией Даби закрылась, Изуку схватил рюкзак и принялся собирать вещи, несмотря на кровотечение и неимоверную боль. Адреналин заглушал всё. Ашидо вовремя прервала его порывы и заставила пойти в ванную, чтобы смыть кровь и грязь, привести лицо в порядок, воспользовавшись аптечкой. Наконец, после всех процедур, девушка позволила ему вернуться к сборам, хотя желание отправить друга в больницу было сильнее.

— Ты уверен, что стоит ехать сейчас? — Ашидо медленно потянулась, закинув руки за голову.

Мина не отводила взгляда от Мидории, словно боялась, что, если она отвернётся, он тут же наложит на себя руки или сбежит куда-нибудь, где подруга не сможет его найти. Второй вариант намного хуже первого. Изуку лишь пожал плечами в ответ на её вопрос, продолжив складывать вещи в рюкзак. Не так их у него много, как оказалось. Тогда он действительно не знал, как будет лучше поступить. Побег — не выход, но других вариантов не осталось. Теперь Мидория считает, что действовал опрометчиво, только зря маму побеспокоил. Но в день, когда его навестил Даби, эмоции взяли верх над разумом.

— Твоей маме нельзя волноваться, что она скажет, увидев сына в таком виде? Останься, подлатай себя, можешь даже дома сидеть безвылазно, я тебе всё принесу, — говорила Ашидо.

— Почему ты не спрашиваешь меня о видео? — пропустив всё мимо ушей, Изуку спросил то, что интересовало его больше всего.

Ашидо была подозрительно спокойна, и это даже раздражало. Почему она не злилась? Почему сама не устроила ему хорошенькую взбучку, добив тем самым Мидорию? Но она молчала всё это время. Когда пришла — молчала, когда помогала отмыть лицо — молчала, и теперь тоже молчит. Переводит тему совершенно в иное русло, словно ей плевать. Но Мидория знал, что ей не плевать. Девушка тяжело вздохнула, опустив взгляд. Мина хотела спросить, но причин найти не могла. Имеет ли она право лезть в душу без спроса? Её ведь никто пускать не собирался.

— А должна? Ты ведь занимался этим из-за мамы, я права? Ты всегда говорил, что лекарства ужасно дорогие, но я и не задумывалась о том, где ты достаёшь на них деньги, — ответила Ашидо. — Спросишь, осуждаю ли я? Да, осуждаю. Чувствую ли себя преданной? Конечно! Но тебе было больнее, это по твоим глазам на том видео понятно. Из тебя дерьмовый порноактёр, — она постаралась усмехнуться, чтобы перевести всё в шутку, хотя слёзы, подступающие к горлу, душили.

— Вот как? — Мидория печально улыбнулся, сжав в руке клетчатую рубашку. — Не моё, значит. Думаю, уйду из профессии, раз я так ужасен.

— Рада, что у тебя есть силы шутить об этом.

Мидория просто старался оставаться позитивным. До последнего держался, а когда вернулся домой и увидел слёзы матери, потрясённой внешним видом сына, уже не мог притворяться, что всё хорошо, и разрыдался вместе с ней, упав на колени. В тот момент у него было безумное желание рассказать маме обо всём, но рыдания и причитания её перебивали любые попытки Мидории признаться. А потом уже и смысла в этом не было. И Изуку заперся в комнате, чтобы побыть наедине с самим собой. Он ещё слышал, как мама иногда всхлипывала, что-то бормоча. Злилась, наверное, за то, что Изуку всегда держит всё в себе, никогда не делится с ней своими переживаниями. И что в итоге? Избитый, опухший, похудевший, с ранами, ссадинами вернулся домой — и снова молчит. Какая она мать после этого, если не смогла уследить за единственным сыном? Её кровиночкой, милым мальчиком, которого она так безмерно любит, что готова хоть сейчас отдать свою никчёмную жизнь, лишь бы он был счастлив.

На следующий день после приезда мама всё-таки заставила Изуку пойти в клинику, снять рентген, УЗИ, МРТ и всё прочее в таком духе, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке. Исследования показали, что всё и правда практически в порядке. Кроме ушибов, гематом мягких тканей живота и спины и перелома носа никаких особых, опасных для жизни повреждений. Органы целы, кости тоже. Хотя Мидория думал, что внутри всё превратилось в месиво. Его пытались уговорить полежать недельку в клинике, но Изуку отказался, поставив матери условие, что будет принимать лечение только на дому. Инко поругала упрямого сына, но спорить не стала. Он исправно ходил каждый день на перевязку и процедуры, а всё остальное время лежал в комнате. Эффект от лечения был уже на пятый день. Припухлость заплывших век спала, открыв глаза хоть немного, синева под глазами тоже стала менее заметной, и лицо приобрело практически первоначальный вид. Но тело всё ещё саднило, да и передвигаться было сложно. Синяки на животе, спине, боках стали жёлто-зелёного цвета. Врач сказал, что это нормально, значит, гематомы на стадии разрешения. Изуку с трудом верилось, но он продолжал обмазываться специальным гелем, от которого по телу бежал приятный холодок, и вмиг становилось легче.

Когда Изуку уложил последнюю вещь в рюкзак перед отъездом домой, он вспомнил, что на нём надета чужая ветровка. Мидория сжал в руках края верхней одежды, поймав на себе недоумевающий взгляд Ашидо. Всё же он не имеет права оставлять это у себя. Изуку попытался снять ветровку самостоятельно, но было ужасно больно от каждого лишнего движения. Мина помогла ему раздеться и увидела, что вся рубашка порвана, кое-где не хватает пуговиц, а из-под неё выглядывают багровые пятна. Изуку осторожно сложил ветровку и положил её на край кровати.

— Почему у тебя порвана одежда? — спросила девушка.

— Ха, — тихо усмехнулся Мидория, воспоминания вновь обрушились огромным потоком на неокрепшее тело, — Оджиро с ребятами хотели надругаться надо мной, — Ашидо ахнула, услышав это, а кровь медленно закипала, и желание уничтожить каждого, кто к этому причастен, нарастало. — Извини, Ашидо-сан, я, наверное, тебе уже надоел, но не откажи мне в последней просьбе: ты не могла бы вернуть эту ветровку Бакуго. Она принадлежит ему.

— Бакуго? — удивилась Мина.

— Да, он помог мне остановить ребят, — улыбнулся Изуку. — И скажи ему спасибо ещё раз.

— Хорошо, — кивнула она.

Ашидо солгала. Вот уже почти месяц она не могла заставить себя пойти на факультет Бакуго, чтобы вернуть вещь. Она постирала её, отчистила от различного рода выделений, привела в отличное состояние и каждый день носила с собой, но смелости не хватало. Сэро качал головой, глядя на метавшуюся подругу. Пару раз Урарака предлагала в этом деле свою помощь, ей всё равно необходимо было поговорить с Бакуго и тоже извиниться, ведь она использовала его в своих жалких целях по завоеванию Мидории. Но Ашидо отказалась от помощи. Мидория никогда ни о чём её не просил. Неужели она даже первую и единственную просьбу не выполнит самостоятельно? Нет, Ашидо не боялась встретиться с Бакуго. Их ничего не связывало, кроме общего знакомого. Боялась она другого — Киришиму. Они так и не встречались с того дня. Киришима исчез из жизни Ашидо так же быстро, как и появился. Ни звонков, ни смс, ни официальных расставаний. Его словно и не было. Призрак, фантом — а не парень.

Но оттягивать поход было уже слишком, поэтому Ашидо взяла себя в руки и направилась к Бакуго. Она знала, что во вторник с утра у них лекция у Тошинори Яги. Мужчина обычно опаздывает, поэтому у Мины есть несколько свободных минут, чтобы отдать пакет с одеждой и уйти, оставшись незамеченной преподавателем. В аудитории стоял гул от разговоров. Ашидо приоткрыла дверь, заглянув внутрь в поисках Бакуго, но никак не могла найти его среди собравшихся студентов.

— Киришима ещё не пришёл, — за спиной раздался голос Каминари, который, вероятно, думал, что Мина ищет именно Эйджиро.

Ашидо подпрыгнула от неожиданности и резко обернулась. Она широко распахнула глаза, глядя на Каминари. Его нос всё ещё не зажил. Он был слегка искривлён, на складках виднелась синева, которая распространялась вверх, под глаза. Каминари был похож на ходячего мертвеца, и Ашидо очень удивилась этому. Увидев, что же так разглядывает девушка, Денки отвернулся, спрятав лицо. Ашидо собиралась сказать, что ей нужен Бакуго, а не Киришима, причём хотела сделать это максимально безразлично и надменно, словно существование бывшего парня для неё — пустой звук. Она независимая и свободная, так что заявление Каминари её даже оскорбляет. Но она не успела что-либо сказать, Денки начал первым:

— Эм... — он помялся. — Как там Мидория?

Сэро сообщил Ашидо, что Каминари тоже участвовал в том избиении и надругательстве, поэтому вопрос его разозлил Мину, и она нахмурилась, поджав губы, чтобы не ляпнуть чего-то грубого. За спиной Денки Ашидо увидела Киришиму вместе с Бакуго. Тот что-то рассказывал другу, отчаянно жестикулируя, а второй лишь изредка кивал и отвечал короткими фразами. Да, возможно, прозвучит дико, но они помирились. Хотя порой всё же чувствовалось некое напряжение между товарищами.

В тот самый день, когда Бакуго высказал обоим всё, что думал, и заперся в комнате, Каминари ушёл куда-то, а Киришима погрузился в собственные мысли. Через какое-то время Денки вернулся с полным пакетом алкоголя. Он не привык быть примиряющей стороной, но сегодня и самому хотелось хорошенько напиться. Каминари накрыл на стол и силой заставил Бакуго выйти из комнаты, а Киришиму — сесть за один стол с ним. Через несколько бутылок они постепенно начали разговаривать друг с другом, ещё после одной бутылки в ход пошли крики и хрипы, а на последней бутылке задействовали и кулаки. Понаставив друг другу шишек и синяков, все дружно пришли к выводу, что конфликт исчерпан. Каминари мысленно сознался в неправильности его поведения, он просто пошёл на поводу у Оджиро и Шоджи; Бакуго решил забыть всё, словно страшный сон, закрыв эту страницу своей жизни; Киришима пусть и с трудом, но принял жестокую действительность, где его любимая оставила его ради другого.

И вот снова она перед ним. Киришима поднял голову, и улыбка в одно мгновение слетела с лица. Ашидо стояла рядом с Каминари, взгляд её был полон злобы. Сердце предательски застучало, и Эйджиро понятия не имел, как же унять его. Всё-таки нелегко отказаться от чувств. Прошло всего каких-то несколько недель — этого ничтожно мало, чтобы убить любовь. Ашидо ощутила то же самое. Кровь прилила к лицу, и без того розовые щёки стали совсем уж красными. Взгляд её смягчился, и она быстро перевела его на Бакуго, ведь пришла именно к нему.

— Бакуго! — воскликнула она, и тот с недоверием посмотрел на неё. — Я пришла передать тебе кое-что. Прости, что поздно.

Она протянула ему пакет, и Бакуго с опаской, но принял его из женских рук. Он заглянул внутрь и поморщился, увидев ту самую ветровку, которую он отдал Деку. Киришима с недоумением посмотрел на недовольного друга, затем — на содержимое пакета. Это была одежда. Почему-то стало не по себе. Между ними что-то было? Ашидо специально отдаёт оставленные у неё вещи прямо перед Киришимой? Надежды на примирение рушились в который раз.

— Оставил бы себе, — хмыкнул Бакуго, закрыв пакет.

— И Мидория передал «ещё раз спасибо», — добавила Ашидо.

— Мидория? — не сдержавшись, выпалил Киришима.

— А ты думал я с твоей бывшей сплю и вещи у неё оставляю? — рявкнул Кацуки. — Лицо попроще сделай, придурок.

Киришима вспыхнул, ведь именно так он и думал. Но откуда у Мидории вещи Бакуго? Легче от осознания невинности любимой не стало. Бакуго назвал её «бывшей», к тому же. Печально, конечно, но он полностью прав, и невозможно это исправить. Сейчас она развернётся и уйдёт. Навсегда. Больше не будет смс ночами, поцелуев на заднем сидении такси в два часа ночи, бурного секса в перерывах между занятиями, нелепых разговоров о всяких глупостях. Всё это исчезнет, стоит Ашидо сделать шаг.

— Ну, поручение я выполнила, поэтому пойду, — она махнула Бакуго рукой, постаравшись не смотреть на Киришиму. Было больно. — Пока.

— Стой, Ашидо! — её остановил Каминари.

Она обернулась, вновь насупившись. Этот неотёсанный болван вызывал у неё приступ гнева. Если он снова спросит, как там дела у Мидории, то она точно ему врежет, но Денки сказал то, что никто не ожидал от него услышать:

— Передай Мидории мои извинения. Я понял, что поступил, как урод, поэтому…

— Не собираюсь, — отрезала Ашидо, не дослушав до конца. — Хочешь извиниться, то делай это лично, у тебя есть его номер телефона, он не менял. Так что я почтовым голубем работать не намерена.

— Зря ты так, Ашидо, — глухо прозвучал голос Киришимы. — Каминари действительно признал свою ошибку в надежде её исправить… — он замолчал, попытавшись подобрать нужные слова, которые смогут остановить девушку, которые помогут вернуть её. Есть ли вообще такие? — Как и я. Бакуго прав, я просто дурак с комплексом неполноценности. Прости, — Киришима согнулся вдвое в ожидании ответа Ашидо.

Она молча смотрела на парня. Обида была сильна, но его честность и искренность всегда подкупали девушку. Именно за его прямолинейность Ашидо и полюбила Киришиму. Прощать тяжело. Но просить прощения ещё сложнее. Для этого нужна смелость. Прозвенел звонок, оповещающий о начале первой пары, но преподавателя ещё не было. Как и думала Ашидо, он всегда опаздывает. Тишина заполнила коридор. Каждый боялся нарушить её первым. Наконец, Киришима поднял голову и посмотрел на свою «бывшую» девушку.

— Я тоже должен извиниться перед твоим другом, — сказал Эйджиро. — Нет, не так. Перед нашим другом. Поэтому давайте поедем к нему прямо сейчас!

— Киришима, он уехал домой, — вздохнула Ашидо, его идея показалась девушке нелепой.

— Тогда мы поедем туда! — воодушевился он. — Какая разница?

— Только меня сюда не втягивайте, — отмахнулся Бакуго.

— Ты тоже едешь! — твёрдо заявил Киришима. — И Сэро, и Джиро, И Урарака с ЯоМомо. Все мы должны нормально поговорить наконец.

— Не ожидал услышать от тебя такие умные речи, Киришима, — усмехнулся Каминари. — Я за.

Ашидо только пожала плечами. Стоит ли ей предупредить Мидорию?

Мидория Изуку определённо сошёл с ума. Ведь взгляд его прожигающих изумрудных глаз устремлён к хмурому юноше напротив. И отвести его невозможно, ведь он так красив. И он здесь, рядом с Изуку. Нет, это не его бурные фантазии и обманчивые сны, это реальность, какой бы странной она ни была. Реальность, в которой Мидория встал утром, позавтракал свежеиспечёнными мамиными булочками с зелёным чаем, сменил повязку на груди и животе, попутно оглядев исчезающие следы от гематом. Он старался к ним не прикасаться, словно одно такое прикосновение вернёт его на несколько недель назад. И собирался идти в свою комнату, чтобы дочитать начатую на днях книгу, но его позвала мама: «Изуку, сынок, к тебе гости».

«Гости?» — удивился Мидория. А потом он удивился ещё больше или, лучше сказать, был шокирован, увидев на пороге своего дома ребят: Ашидо, Киришиму, Каминари со сломанным носом, Урараку с виноватым взглядом, Джиро и ЯоМомо, Сэро и даже Бакуго. Вот его-то Изуку не ожидал когда-либо встретить в своей жизни. Сердце в очередной раз раскололось на мелкие кусочки, стоило им обменяться короткими взглядами. Мидория опустил голову, вспомнив, как признался Бакуго в чувствах в последнюю их встречу. Да, разошлись они не очень красиво. Впрочем, с Каминари тоже. Теперь Изуку смог лицезреть на нём результат той драки. Бакуго неплохо постарался, вдавив Денки лицом в асфальт. Ушибы Мидории — и те выглядят менее заметно.

Мама Изуку, Мидория Инко, чувствовала некое напряжение, возникшее между ребятами, когда подошёл её сын, но не решалась вмешаться. Она лишь пригласила гостей войти в дом, но дальше прихожей они не двигались, да и Мидория не рассыпался перед ними гостеприимством. Неужели он поругался с друзьями и поэтому вернулся домой так спешно? Парни и девушки выглядели прилично, Инко внимательно рассматривала их, пытаясь понять причину такой странной атмосферы. Остановив свой взгляд на Бакуго, она восхищённо ахнула и бросилась к нему.

— Кацуки? Это ты? — женщина схватила его за руки, подняв их выше, а все остальные, кроме Ашидо и Сэро, недоумевали. — И правда! Боже, как же ты вырос! — она уже опустила его руки, коснувшись щёк, волос, плеч — всего того, что можно ощупать, потрогать, оценить.

— Да-да, это я, — пробурчал Бакуго, невольно покраснев.

— Твоя мама столько о тебе рассказывала, когда мы встретились, — улыбнулась Инко, а затем словно опомнилась, обратившись уже к другим гостям: — Ах! Что же мы стоим на пороге? Проходите! Друзья моего сына всегда желанные гости в этом доме!

— Откуда она знает Бакуго? — шёпотом спросил Киришима в пустоту в надежде, что хоть кто-то ответит на этот вопрос.

— Вообще-то, Бакуго с Мидорией с детства знакомы, кажется, жили в одном районе и дружили, — так же тихо сказал Сэро, пожав плечами.

Киришима широко распахнул глаза от удивления. Он и не знал об этом. То есть, то странное прозвище, которым его нарёк Мидория, пришло из далёкого прошлого? То есть, отношение Бакуго к Мидории объяснялось таким простым фактом, как старая дружба? То есть, он защищал его не потому, что между ними что-то было, а потому, что они обычные друзья детства? Киришима закусил губу от осознания своей полнейшей глупости. Он издевался над своим другом без причины. Он столько гадостей ему наговорил без каких-либо доказательств. Да и вообще, какое право он имеет судить других людей за их ориентацию? Хотелось скорее извиниться перед Мидорией, перед Бакуго, которого Инко-сан уводила в зал; перед Ашидо хотелось извиняться снова и снова. Он вышел вперёд, только собираясь что-то сказать, но его опередил Каминари.

— Эм, Мидория-сан, д-да? — дрожащим голосом начал Денки.

Женщина обернулась, выпустив из рук Бакуго, и тот с облегчением выдохнул. Она за минуту уже завалила его тысячей разных вопросов. Каминари пытался подобрать нужные слова, но не знал, как мама Мидории отреагирует на них. Возможно, даже выгонит его, и будет права.

— Простите меня! — он поклонился, плечи его слегка подрагивали, что заметила Джиро Кьёка, стоявшая рядом. — Отчасти это я виноват, что Мидорию избили, я мог помешать, но ничего не сделал, а только способствовал, простите!

Воцарилась тишина. Изуку был удивлён, но на душе стало как-то теплее. Инко опустила голову, спрятав своё, вероятно, разгневанное лицо. Каждый здесь был уверен, что сейчас Каминари придётся не сладко. Джиро улыбнулась, услышав эти слова Каминари. Наверное, парень ещё не совсем потерян для общества и для неё. Сэро осторожно похлопал его по плечу, заставив подняться. Каминари с опаской взглянул на женщину, сердце отбивало в груди бешеный ритм. Мидория хотел смягчить ситуацию, вступившись за Каминари, пока мама не вышвырнула его за дверь. Всё-таки следующий поезд до столицы уходит только поздним вечером.

— Мам, это… — начал было Изуку, но женщина подняла руку, таким незамысловатым жестом заткнув сына.

— Всё хорошо, — сказала она, слабо улыбнувшись, и посмотрела на Каминари: — Если ты признал свою ошибку, то всё хорошо. Но не я тебя прощать должна, а Изуку, поэтому давайте пройдём все в комнату, будем пить чай. Я испекла вкусные булочки, на всех хватит.

— Спасибо! — выпалил Денки, устремившись вперёд за добрейшей женщиной на планете, как он мысленно её окрестил.

Накрыв на стол в зале, Инко оставила сына с его друзьями

Она понимала, что молодёжь точно хочет поговорить без лишних ушей, хотя любопытство её разъедало, но она не решилась подслушивать. Пока женщина расставляла чашки и тарелки, она продолжала что-то говорить, задавала ребятам вопросы, особенно Бакуго, которого, как и Изуку, нежно называла Каччан. Каждый раз, когда она употребляла милое прозвище, Киришиме становилось не по себе. Ашидо видела, как сложно Эйджиро здесь находиться, но гордость не позволяла ей взять его за руку и успокоить, пусть и сидели они рядом. Мидория помогал маме и постоянно краснел, когда она принималась рассказывать что-то о нём, что-то из детства, что-то очень личное. Ребята смеялись, пытаясь разрядить обстановку.

Когда женщина ушла, то напряжение, возникшее с их прихода, вернулось вновь. Никто не знал, как начать разговор. Урарака сидела поодаль от всех, ей было стыдно перед Бакуго и перед Мидорией. Но поговорить было необходимо, решить всё раз и навсегда. Только вот Мидория не смотрел на неё совсем. Она замечала, как его взгляд то и дело падает на Бакуго. Кажется, они все здесь лишние. Именно его хотел увидеть Изуку, остальные лишь приложение.

— Твоя мама лучшая, — первым тишину разрушил всё тот же Каминари. — Прости, Мидория, за тот раз, — он почесал лоб, скрыв виноватые глаза за золотистой чёлкой, — я жёстко проебался.

— Проехали, Каминари-кун, — ответил Изуку. — Я не знаю, как поступил бы на твоём месте. Может, точно так же.

— Уверен, что нет, — усмехнулся Денки, наконец, расслабившись. Молчание Мидории его убивало. — В общем, ты можешь возвращаться в университет. Даю гарантию, что тебя никто не будет трогать, да и вообще как-то лезть в твою личную жизнь.

— Тяжело тебе пришлось, да? — с грустью добавила ЯоМомо.

Она увидела то видео вместе с Джиро. Девушка оставила телефон дома, поэтому сообщение, которое пришло подруге, им довелось посмотреть вдвоём. Сначала всё казалось таким странным, потом стало стыдно, неловко. Джиро резко выключила видео уже на десятой секунде и быстро его удалила. Они ничего друг другу не сказали, но в течение всей пары каждый студент группы обсуждал отправленное видео. ЯоМомо не то чтобы осуждала Мидорию, скорее, была растеряна. Юноша создавал приятное впечатление, он много улыбался, помогал советами, просто находился рядом со своими друзьями, словно знал, что однажды это время подойдёт к концу. Джиро же связалась с Ашидо, а, поговорив с ней, сказала Яойорозу: «Не наше это дело, вмешиваться не будем». И Момо, конечно, согласилась.

Спустя несколько недель ей позвонил Каминари и предложил эту поездку. Джиро сначала отказалась, ведь придерживалась нейтралитета в данной ситуации, но Яойорозу уговорила её присоединиться к друзьям. Ей не нравилось, что те прекрасные моменты, когда они проводили вместе время, закончились. Нельзя было пускать всё на самотёк. Не наше дело — глупая отмазка. Если это не их дело, то какие они после этого друзья?

Мидория не изменился. Он остался прежним: всё так же улыбается, всё так же принимает своих друзей. У него были серьёзные проблемы, но никто из них даже не заметил этого. ЯоМомо немного стыдно. Она никогда не осуждала лиц нетрадиционной ориентации, её мама даже участвовала в одном ЛГБТ-движении, проводимом несколько лет назад в их родной префектуре. С ними работают множество психологов, которые помогают им справиться с психологической нагрузкой, которая ложится на таких людей из-за их «ненормальности». Яойорозу могла бы посоветовать Изуку обратиться к ним за помощью, но она была слепа. В итоге это привело их всех в тупик.

— Спасибо, всё в порядке, — сказал Мидория. — Я должен извиниться перед вами за то, что долгое время скрывал всё. Перед Ашидо, перед Сэро, перед тобой, Яойорозу, перед Джиро, — он замолчал, взглянув на Урараку, но, пересилив себя, продолжил: — В особенности перед тобой, Урарака-сан. Я должен был сказать тебе о своей ориентации ещё тогда, в загородном доме Ашидо, чтобы избежать неловких ситуаций в дальнейшем.

— Их появилось бы ещё больше, — Очако хихикнула через силу.

— Да, наверное, — Изуку опустил взгляд, сцепив между собой пальцы — это выдавало его волнение.

— В чём разница гей ты или нет, Мидория? — хмыкнула Джиро, сложив руки на груди, от чего Киришима, отпив глоток чая, выплюнул его наружу.

— Блядь, Киришима, — рыкнул Бакуго, на его руку попал горячий чай. Он отряхнул ладонь, а Ашидо передала ему салфетку.

— Джиро, ты такая простая, — опешил Эйджиро.

— А чего? — удивилась она. — Это действительно ничего не решает. А как он зарабатывал деньги, нас вообще не должно касаться. Или вы, мальчики, боитесь, что он к вам клеиться будет? — Кьёка вскинула брови, смутив своими заявлениями каждого в этой комнате.

Мидория уже был готов провалиться сквозь землю. Он сильнее вжимал голову в плечи, метался взглядом от угла к углу, от стены к стене. А когда встречался им с Бакуго, то краснел ещё сильнее, покрываясь мурашками от страха, что кто-нибудь ему сейчас заедет по носу из-за слов Джиро. Ашидо рассмеялась на слова подруги, её поддержали Сэро с Яойорозу, даже Урарака смогла хоть немного успокоиться и расслабиться. Джиро недоумевала. Вроде бы сказала прописные истины, а все смеются. Что за люди-то такие?!

— Потрясающе, Кьёка-чан! — не в состоянии умерить свой смех выпалила Мина.

— Глупые вы какие-то, — прыснула Джиро, а следом обратилась к хозяину дома: — Так что, Мидория, нет причин прятаться в четырёх стенах. И нет причин извиняться перед нами. Да, многим обидно, что ты скрыл от друзей столько информации, но ничего, переживут.

— Ага-ага, — согласился Каминари, подняв руку вверх, и подмигнул девушке, — переживём. Не волнуйся, Мидория. Я теперь на твоей стороне.

— А что с «Даби»? — вдруг спросила Ашидо, успокоившись. Она совсем забыла об угрозах того обожжённого, которого Мидория, кажется, называл именно так. — Он сказал, что не оставит тебя в покое так просто.

— «Даби»? — удивился Киришима.

— Я разберусь, — уверил её Изуку. — Точно разберусь.

Ашидо пожала плечами. Ей с трудом верилось. Даби и его компания казались весьма опасными ребятами, чего стоил тот страшный голубовласый паренёк, предложивший кастрировать Изуку. Если такое повторится, кто сможет защитить Мидорию? Судя по тому, с кем он работал, инстинкт самосохранения у её друга напрочь отсутствует. Остальные не понимали, что так испугало Ашидо. И только Бакуго заметил, как поменялся взгляд Изуку, когда он услышал это странное имя «Даби», с расслабленного и умиротворённого на обеспокоенный и испуганный.

Громкое заявление Джиро, кажется, слышал весь дом. По крайней мере, Инко-сан, вышедшая в тот момент из комнаты, услышала её слова: «В чём разница гей ты или нет, Мидория?» Женщина замерла на месте, а её и так слабое сердце громко застучало в груди. На самом деле она давно догадывалась, что её сын чем-то отличается от остальных детей. Он никогда не рассказывал о девочках, которые ему нравятся, не ходил на свидания, избегал подобных разговоров с матерью, а когда Инко хотела заняться сватовством, Изуку категорически отказался от её предложений и советов. Теперь самые страшные опасения её подтвердились. Но следующие слова Джиро заставили Инко задуматься:

«Это действительно ничего не решает».

Какие же всё-таки замечательные друзья у Изуку! Мидория-сан всхлипывала, едва сдерживая накатившие слёзы. Судя по тому, что говорила подруга Изуку, кто-то избил его именно из-за ориентации. Это ещё сильнее расстроило женщину, и она уже не сдерживалась, шмыгая носом и плача от осознания того, что она ужасная мать, раз не замечала переживаний своего сына. Так она ещё и заболеть умудрилась, сбросив на Изуку ужасную ответственность за её здоровье. Это она должна была заботиться о нём, а не наоборот. Но Мидория никогда не винил маму, никогда в его мыслях не возникало желания всё бросить и жить только для себя, ни разу юноша не предъявлял ей претензий. Он стойко принимал испытание, данное ему судьбой, и не думал, как могло бы быть, если бы мама не болела.

Да, он взвалил на свои хрупкие плечи слишком много. Но это не так важно, ведь теперь его друзья готовы разделить часть проблем вместе с ним. Изуку был дураком, раз считал, что от него все отвернутся, узнав об ориентации и о подработке. И он чувствует себя немного неловко, находясь среди друзей, что смеются и шутят, поддерживают его. Даже Каминари, который вёл себя по отношению к нему отвратительно, изменил своё мнение. Киришима больше не норовит подколоть его, не сверлит многозначительными взглядами. Урарака улыбается, уплетая вкусные булочки его мамы, наверное, всё-таки заедает стресс. Тут нельзя остаться безразличным. Мидорию радует отношение Яойорозу-сан и Джиро-сан. Он знаком с ними всего несколько месяцев, но девушки повели себя намного благороднее сидящих здесь. Только между ним и Бакуго словно осталась какая-то недосказанность, но у Мидории не хватит смелости заговорить с ним.

Каминари рассказывал какую-то забавную историю из их общего с Бакуго и Киришимой прошлого, приправляя её шутками. Все уже и забыли, по какой причине собрались сегодня. Они не отрицали проблему, просто решили с ней распрощаться раз и навсегда. Бакуго встал с места, поправив свои брюки. Киришима вопросительно посмотрел на друга, что вышел из-за стола и направился к коридору.

— Ты куда? — окрикнул его Эйджиро.

— Покурить, — бросил Кацуки, ощупав карманы в поисках пачки сигарет.

Мидория обернулся, посмотрев ему вслед. Ашидо обратила внимание на тяжёлый вздох Изуку. Каминари тем временем продолжал свой рассказ, но Мидория уже не слушал его, погружаясь в собственные мысли. Просто присутствие в его доме Бакуго сделало Изуку безумно счастливым, о большем он и мечтать не смеет. Он радовался, что мама так душевно приняла старого друга, завалила его своей нежностью. Хотя Мидория сейчас и на дружбу не рассчитывает. Он любит Бакуго и никак данный факт не может исправить. Как там Ашидо говорила? Будет только больнее? Он уже давно превысил свой болевой порог.

— Бакуго не хотел ехать, кажется, — сказала неожиданно Урарака.

Её привычка наблюдать за возлюбленным никуда не делась, пусть и чувства слегка остыли. Она сразу поняла, что гложет Мидорию, почему его взгляд потускнел, а плечи опустились. А ещё она видела настроение Бакуго, когда пришла на станцию перед отъездом из города. Его определённо заставили присоединиться к компании, он бы и рад сбежать. Но ему не удалось этого сделать, и теперь их терзания с Мидорией напрягали Очако. Дружба или нечто большее их связывает — не важно. Урарака готова побыть так называемой свахой. А с Бакуго они позже поговорят.

— Да, я его заставил практически, — подтвердил Киришима. — Он вообще нехило так заморочился из-за всего, наверное, потому что вы, ребята, друзья детства. Я не знал, поэтому подкалывал его глупыми шуточками, вот он и парится, — обратился юноша к Мидории.

— Не хочешь с ним поговорить, обсудить всё? — спросила Ашидо.

— Нечего обсуждать, мы уже в тот раз всё выяснили, вроде бы сказать больше нечего, — Изуку пожимал плечами, снова перебирая пальцами и пялясь в стол. — Не хочу ставить Каччана в неловкое положение ещё больше.

— Дурак ты, Мидория-кун, — Урарака безразлично посмотрела на юношу, наклонив голову набок, — да, и Бакуго тоже дурак. Если людям больно, то нужно об этом говорить, а не держать в себе. Мне, например, очень больно. Ашидо-сан и Киришиме-куну больно, хоть они и молчат. Неловко вам будет, если вы не обсудите всё хорошенько. Кстати, Ашидо-сан, Киришима-кун, это и вас касается.

Они переглянулись, и кровь прилила к щекам, когда их взгляды встретились. Каминари отчаянно подмигивал Джиро, намекая, что и они должны многое обсудить, но Джиро казалось, что у него просто нервный тик, и посмеивалась над ним. Мидория вскочил с места, спешно поклонился ребятам и выбежал следом за Бакуго. Все с изумлением посмотрели на Урараку, а она лишь закатила глаза. Альтруизм её когда-нибудь погубит, но могла ли она оставить парня, которого так любила в полном одиночестве? Конечно, нет.

Изуку осторожно приоткрыл входную дверь, и прохладный вечерний ветер ударил ему в лицо. Он зажмурился, прикрыв глаза ладонью, а когда привык к резкой смене обстановки, открыл их и попытался найти курящего Бакуго. Он стоял за калиткой, делая очередную затяжку. Услышав, как отворилась дверь, Кацуки обернулся и увидел Мидорию. Он нахмурился и отвернулся, погасив сигарету о железную калитку. Изуку направился к нему, поправив волосы, футболку, шорты, и вообще трогал что угодно, лишь бы скрыть своё волнение.

— Здесь нельзя мусорить, — выдавил он из себя, заметив, как окурок упал наземь. — Мама будет ругаться.

Бакуго пробурчал под нос свои недовольства, но окурок поднял, запихнув его в карман. Мидория чуть слышно усмехнулся. Его всегда поражала эта черта характера Каччана. Он мог злиться, кричать, ругаться, но всё равно признавал неправоту, пусть и скрывал это от других за маской крутого парня. Наверное, это одно из тех качеств, которые так нравились Мидории. Он покраснел, подумав об этом.

— Ты приходил ко мне ночью, — Изуку встал рядом с Бакуго, облокотившись на калитку, — за день до… Ну, ты понял.

Бакуго вздрогнул. Как Деку об этом узнал? Не хватало ещё, чтобы он возгордился или еще чего хуже — посчитал это за какой-то знак. Кацуки отмахнулся и достал очередную сигарету. Без курева говорить об этом невозможно.

— Тодороки тебе что-то лишнего наговорил, да? — продолжил Мидория, не дождавшись ответа. — Это… не то, о чём ты подумал. Он просто пришёл… Эм… Потому что меня не было в универе. Отдать лекцию, да.

— В одних трусах отдавал? — не выдержал и хмыкнул Бакуго, тем самым выдав себя.

— Ну, люди не спят в одежде, — парировал Изуку.

— Оставь подробности, пожалуйста, при себе, — рявкнул он, чиркнув спичкой по коробку. — От двумордого их хватило. Кажется, этот придурок влюбился в тебя, Деку, вот только я что-то не вижу его рядом с тобой. Где его хвалёная поддержка и забота?

— Ха-ха, — Мидория развёл руками, — очень смешно. Это он отправил всем то видео, поэтому ты не прав относительно его хвалёной поддержки и заботы, Каччан.

— Значит, на том видео он? — бросил Бакуго как бы невзначай.

— Я обязан отвечать?

— Ясно, — вздохнул Кацуки. — А кто такой «Даби»?

— Его старший брат, — ответил Мидория, — на которого я и работал. Тодороки испортил его планы, вот он и сорвался на мне в тот день, — он приподнял футболку, показав Бакуго перевязку. Кацуки нахмурился, увидев перебинтованные раны. — И обещал, что вернётся, устроив мне райскую жизнь, но я не боюсь. Я больше не собираюсь этим заниматься. Хватит с меня.

— А что, выгодный же бизнес?! — усмехнулся Бакуго. — Ты зарабатывал на лекарства мамы, я в курсе.

— Это меня не оправдывает, — перебил его Мидория и отошёл от калитки.

Изуку встал напротив Бакуго, спрятав руки за спиной, и широко улыбнулся. Тот насупился. Он не понимал, чем же вызвано приподнятое настроение Деку. Да и сам Мидория не знал, что же так его обрадовало: то ли этот странный разговор с Бакуго, то ли его заинтересованность в ситуации Изуку. Почему так вышло, что именно Тодороки Шото влюбился в Мидорию? Почему этим человеком не может быть Каччан? Любовь всегда несправедлива, а к людям нетрадиционной ориентации тем более. Мидория хотел забыть, поэтому и уехал из столицы домой, но судьба снова сталкивает его с другом детства. Он не сможет изменить предпочтения Бакуго, да и не посмеет этого сделать. Изуку обещал. А Изуку всегда держит своё слово. Всегда…

— Ты мне нравишься, Бакуго, — выпалил Мидория и внимательно проследил за реакцией собеседника.

Нельзя описать точной эмоции, возникшей на лице Бакуго. Он уже слышал подобные слова от Деку, но тогда ситуация кардинально отличалась. Мидория застал его врасплох таким резким признанием, впервые сказанным искренне, спокойно, без какого-либо подтекста. Изуку поджал губы и почесал затылок. Конечно, он смущён, но сдавать назад слишком поздно. Он ждал, что на него посыпятся очередные оскорбления, но Бакуго мучительно молчал, не издавая ни звука.

— Я сказал это просто так, не для того, чтобы ты обратил на меня внимание, или что-то в этом роде, — тараторил Изуку, жестикулируя и мотая головой, чтобы не смотреть на Бакуго. — Просто хотел быть честным. И ты можешь забыть всё, что я сказал, Каччан. Я сделал это для себя, а не для тебя. Ну, понимаешь, просто прихоть.

— Нет желания смотаться в старый район? — сказал Кацуки, словно и не слушал весь этот бред .

— А?

— То дерево, которое покорилось только мне, до сих пор стоит, — он гордо задрал подбородок, самодовольно улыбнувшись

— А как же ребята? Да и поздно уже, — неуверенно ответил Мидория, съежившись.

— Тут всего-то полчаса ходьбы. Так хочешь или нет, Деку?

— Хочу! — воскликнул Изуку и резко прикрыл рот ладонью, смутившись своей несдержанности.

Мидория никогда не понимал Бакуго. Он мог быть грубым и весьма резким человеком, а мог быть дружелюбным, и спокойно общался с Изуку, как на равных. Тот признался ему буквально минуту назад, а Бакуго как ни в чём не бывало зовёт его с собой. Может, у Мидории есть хоть малюсенький шанс, что когда-то ему всё же ответят взаимностью. Обманываться не хотелось, но иначе у него не получается. Притяжение слишком сильное, Изуку не способен отказаться от этих чувств. Пусть они так и останутся безответными — какая разница?

Бакуго двинулся вперёд, а Мидория, находясь в каком-то ступоре, стоял на месте. Сделав несколько шагов, тот остановился и обернулся на идиота, хлопающего глазами от удивления. Кацуки мысленно чертыхнулся, тяжело вздохнув.

— Ну, чего встал?

— Ах, да! Иду, — Изуку сорвался с места, подбежав к Бакуго.

Пока он может быть рядом с ним, идти плечом к плечу, всё остальное абсолютно не имеет смысла. Дружба? Любовь? Они намного выше всех этих низменных человеческих чувств. Изуку не в состоянии унять учащённого сердцебиения. Если счастье выглядит именно так, то большего ему и не надо.

Продолжение следует.