Chapter Text
«You killed me with your words
Guess I asked for it».
Shannon Jae Prior ft. Jesse Scott — The Usual.
«Ты убиваешь меня своими словами,
Кажется, я сам напросился».
***
— Каччан, ты точно уверен, что сможешь залезть на это дерево? Оно же такое высокое!
— Дурак ты, Деку, конечно, смогу! Легче лёгкого!
Сны настолько реальны, что от них слёзы текут по щекам. Изуку медленно открывает глаза из-за того, что солнечные лучи бьют прямо в окно напротив кровати. Он жмурится и заслоняет лицо рукой, чувствуя влагу на веках. Неужели расплакался во сне? Его всегда удивляла эта способность организма реагировать на сновидения. Хотя ему приснился очень счастливый эпизод из жизни. Это случилось, когда они только переехали с родителями в тот район, и Изуку впервые познакомился с Кацуки. Им было по пять лет. Мидория в своеобразной манере выговаривал имя соседа и сократил до удобного «Каччан». Бакуго хотел показать новичку, что является среди ребят самым крутым и сильным, вот и полез на дерево, которое ещё никому не покорялось. Конечно, он упал, не добравшись и до середины веток. Изуку очень волновался за нового друга и проплакал весь день, пока мама не сообщила, что у Кацуки всё в порядке. Просто небольшой ушиб.
В детстве всё было просто. Ты получал ушибы и ссадины, но снова бросался в пекло. Так и Бакуго не оставил попыток залезть на дуб, росший за домом. И спустя год вершина ему покорилась, а Изуку с восторгом смотрел на мальчишку и завидовал его упорству. Он хотел быть таким же, поэтому даже после отъезда всегда стремился к той вершине, но его природа просто не позволила добиться подобных высот. Наоборот, она загнала Мидорию на самое дно, с которого не выбраться. Он думал, что Бакуго протянет ему руку, но, видимо, карабкаться придётся самому.
Мидория понял, что ему не нравится противоположный пол в двенадцать лет. Когда все мальчики обсуждали девочек, Изуку поглядывал на самих мальчиков и думал о том, какие они «красивые, милые, высокие». Это казалось Мидории странным, поэтому он никому ничего не говорил, поддерживая общие разговоры. Он отчаянно скрывал свою тайну, но в старшей школе кто-то увидел, как Мидория разглядывает на телефоне фотографию их старосты Ииды. И поползли слухи, которые в итоге подтвердил сам Изуку. Ему надоели перешёптывания и переглядывания. Он думал, что признание облегчит его участь, но ошибался. Никому не понравилось, что Мидория открыто заявляет о своих предпочтениях. Слава богу, новость так и осталась в стенах школы, не достигнув его матери. А может, женщина всё знала, но молчала, принимая ребёнка с таким отклонением. Ашидо Мина вселила в Изуку уверенность в себе. Когда все считали его ущербным, она сказала, что он нормальный. И эта нормальность была с ним на протяжении долгих лет. Теперь же он снова в ней сомневается.
Сегодня первый день занятий, но идти совсем не хочется. Там он может столкнуться с Бакуго, а ему сейчас необходимо как можно реже видеться с Каччаном, чтобы избавиться от чувств или хотя бы попытаться. Изуку пролежал почти целый день в кровати, изредка вставал в туалет и на кухню. Около четырёх часов дня пришло сообщение от Тодороки: «Тебя не было на лекции Айзавы. Что-то случилось?» И с чего такая забота? Мидория ничего не ответил, ведь ему было совершенно плевать на эту лицемерную заинтересованность. Тодороки волнуется только о том, что лишится неплохой задницы, которую можно трахать временами. Следом написала Ашидо: «Мидория, ты сегодня не был в университете? Почему? Ты в порядке? Перезвони мне!» Но у юноши не было сил даже разговаривать. Круги под глазами стали отчётливее, лицо осунулось за несколько дней. Мидория практически ничего не ел, поэтому тело не слушалось, слабость ломала кости, и он просто лежал. К вечеру постарался приготовить ужин, но смог съесть только пару ложек риса. Изуку собирался лечь пораньше, но внезапно раздавшийся звонок в дверь испортил все планы.
Неужели Ашидо пришла сама? Всё-таки надо было позвонить. Он подошёл к двери и открыл её, не взглянув в глазок. Перед ним стоял Тодороки Шото, явно обеспокоенный. Мидория вздрогнул, попятившись назад. Откуда Тодороки узнал его адрес? Он же так скрывался от них. Тодороки осмотрел Изуку с ног до головы, задержался на лице, цвет которого явно выглядел нездоровым, землистый, бледный. Он шагнул вперёд, коснувшись шершавой от щетины щеки. Сил побриться у Мидории тоже не было. Изуку демонстративно дёрнул головой, и Тодороки печально вздохнул.
— Что с тобой? — спросил Шото, закрыв за собой дверь.
— Что ты здесь делаешь? — ответил вопросом на вопрос Изуку. — Откуда знаешь, где я живу?
— Твоя подруга Ашидо сказала. У тебя что-то болит?
— Какая тебе разница? — отмахнулся Мидория, развернувшись в сторону комнаты, но слабость дала о себе знать и, пошатнувшись, он завалился набок; Тодороки успел его подхватить, не позволив упасть. — Отпусти! — рявкнул Изуку, попытавшись крепче встать на ноги.
— Позволь помочь, Изуку, — шею обдало горячим дыханием, и по спине Мидории пробежали мурашки.
Какой смысл сопротивляться? Его всё равно не полюбит тот, кого любит Мидория. А Тодороки пусть и ужасен, но рядом. Может, стоит дать шанс этим странным отношениям, начавшимся на съёмочной площадке порнофильма? Изуку расслабляется, переставая отталкивать Шото, и кладёт свою руку поверх его руки. Он опускает макушку ему на плечо, откидываясь назад. Ему хочется отвлечься от любви. Хочется, чтобы кто-нибудь забрал эту душераздирающую боль. Почему этим кем-то не может быть Тодороки? Они ведь спали друг с другом столько раз.
— Шото, — шепчет Изуку, и имя бьёт пульсом в висках Тодороки.
Это словно зелёный свет для автомобиля, словно красный флаг для быка на корриде. Он целует Мидорию в шею, вдыхает его аромат и тонет в бесконечной пучине желания обладать этим юношей. Изуку отзывается тихим стоном, и Тодороки не может разобрать, играет ли он, как и обычно на камеру, или действительно наслаждается его прикосновениями. Да и не важно. Главное, он сам предложил себя, не по приказу Даби, не ради съёмки, а просто так. Тодороки не хочет знать повод. Он разворачивает Мидорию к себе и впивается в губы, жадно, страстно, властно. Целует, кусает, тянет на себя. Изуку отвечает на поцелуй, утягивая юношу в комнату. Мидория желает отвлечься, но, закрывая глаза, он всё равно видит Бакуго. Это больно. Очень больно. Поцелуй становится глубже, языки переплетаются, рисуя во рту причудливые фигуры. Тодороки не может оторваться, хоть и дышать тяжело. Мидория отстраняется первый и забирается на кровать, ведя юношу за собой.
Одежда падает на постель и на пол. Тодороки прижимается к Изуку, осыпая всё его тело нежными поцелуями, покусывает соски, вызывая в нём сотни смешанных чувств. Возбуждение накрывает обоих. Шото стягивает свои трусы, обнажая готовое к любым свершениям оружие. Почему-то Мидория не боится. Его всегда пугал момент, когда Шото раздевался, но сейчас всё иначе. Может, это потому, что на него не направлены камера и несколько пар глаз. Он всегда считал секс чем-то интимным, личным. Но ещё ни разу не мог прочувствовать этой интимности. Сегодняшний секс можно смело считать его первым нормальным сексом. Но совершенно не с тем человеком...
— П-постой, — Тодороки останавливается, пытаясь восстановить сбитое дыхание, — у меня нет смазки и презерватива.
— Т-там, — Изуку дрожит, указывая куда-то в сторону. — В ванной есть. Что-то есть. Должно быть.
Тодороки срывается с места к двери, ведущей в ванную комнату, и быстро шарит по всевозможным полочкам. Презервативы лежат в самом дальнем углу. Шото не знает, зачем они нужны Мидории. Они ему и не принадлежат. Ещё в прошлом году Изуку снимал квартиру с сокурсником Шоджи, от него и остались, да и Мидория не стал их выбрасывать. А смазку он купил сам, просто вычитал где-то, что можно заниматься анальной мастурбацией, но так и не решился. Бутылёк стоит на виду, рядом с бритвой.
Шото берёт всё необходимое и возвращается в комнату. Изуку лежит на постели, всё ещё возбуждённый, всё ещё такой желанный. Тодороки бросает смазку и упаковку презервативов на постель и подтягивает Изуку к себе, чтобы усадить сверху. Мидория обнимает его за шею, прижимаясь к члену и имитируя поступательные движения, выгибается в пояснице. Сердце Шото бешено стучит, он трясётся от какого-то непонятного страха, что в любой момент Мидория оттолкнёт его, но этого до сих пор не происходит. Он берёт смазку и дрожащими руками выдавливает немного сверху, скользя по промежности. Изуку чуть слышно вскрикивает, когда два пальца проникают внутрь. Тодороки двигает ими неспешно, постепенно растягивая стенки, так, как он всегда хотел поступать с Мидорией.
— Изуку, я люблю тебя, — шепчет он на ухо, кусая за мочку.
Мидория не отвечает, а только повторяет, словно заученный текст: «Шото... Шото...» Он будто боится забыть, с кем находится. Поэтому напоминает себе, что здесь именно Тодороки, именно его палец скользит внутри, принося лёгкую боль, именно его волос касается Изуку, именно его губы целуют. Если он забудет, то потеряет себя и сорвётся. Пальцы сменяются чем-то потолще. Тодороки приподнимает Изуку, держа за бёдра, и медленно опускает на себя. Мидория тяжело дышит, чувствуя, как член входит в него. Он роняет свою голову ему на плечо, утыкается в шею, пытаясь собрать себя по кусочкам, а Тодороки начинает двигаться, насаживая Изуку сверху. Под этим углом член легко задевает простату, и Мидория постанывает от боли и удовольствия. Шото ускоряется, ощущая, как податлив Изуку. Ему даже кажется, что он уже готов прийти к финалу, так странно и так хорошо ему в этот момент. Тодороки обхватывает ладонью член Изуку и ведёт вдоль него, слушая сладкие стоны. Эйфория бьёт в голову. Тодороки слишком хорошо.
— К-каччан... — срывается с губ Мидории, и Шото резко останавливает движение. Сердце с грохотом ударяет по грудной клетке, вызывая приступ боли.
Мысли собираются воедино, возвращая Тодороки в реальность. Он выдыхает. Боль прошибает всё тело, но она не физическая. Злость сводит челюсть. Шото сжимает руку на члене Изуку, и тот протяжно стонет. Его голос приводит Тодороки в чувства. Но злоба всё ещё бурлит в душе, и он опускает Мидорию на постель, входя до упора, жёстко. Его движения становятся быстрее, Тодороки проникает глубже, бьётся пахом о ягодицы Изуку. Мидория натягивается струной и стонет. Ему больно. Он старается оттолкнуть Тодороки, но тот намного сильнее, вбивает его в постель, сжимает руки на горле и хочет задушить изменника, словно обезумевший ревнивец. Современный Отелло. Шото не собирается быть заменой. Он жаждет быть единственным, и не намерен делить Мидорию с кем-либо ещё, даже мысленно. «Тело забирай, подавись, но сердце тебе никогда принадлежать не будет», — эти слова звучат в голове, словно приговор. Нет, Тодороки не согласен. Он наклоняется к Мидории, целует в щёку и шепчет:
— Не смей думать о другом, когда я рядом с тобой. Мне нужен ты весь, а не только твоё тело, и я получу то, что так желаю, Изуку...
— Прости, Тодороки, — Мидория мотает головой.
За что он извиняется? Это очередной отказ? Больше Шото отказов не принимает. Не хочет добровольно, тогда Тодороки возьмёт силой. Он толкается вперёд ещё резче, показывая этим, что у Мидории нет других вариантов, кроме как согласиться.
***
У каждого свои способы забыться. Бакуго пил. Говорят, алкоголь убивает способность мыслить. Но иногда он усиливает ощущения, как и было в случае с Бакуго. Он думал, что сможет абстрагироваться от суровой реальности. Но обещанное облегчение не приходило. Наоборот, становилось хуже. Он чувствовал, что совершил что-то ужасное, поступил, как последняя сволочь. Раньше Бакуго никогда не задумывался о своих действиях, неважно, приносил ли он кому-то боль, плакал ли кто-то из-за него, страдал ли. Быть сволочью Бакуго умел лучше всего. Это поведение прочно закрепилось за грубым юношей, никто и не ждал от него другого отношения. Потому и сам Кацуки привык так себя вести. Безнаказанность извратила его. Но теперь он впервые осознал всю неправильность своих поступков. Должен ли он был сделать всё иначе? Может, не надо было рубить сгоряча. Он пришёл к выводу и принял самое логичное решение, исходя из ситуации. Но вывод мог быть ошибочным. Вдруг на самом деле Деку не влюблён в него? Поэтому его обидели столь жестокие слова Бакуго.
— Ааа, да плевать! — гаркнул Кацуки, опрокинув очередную стопку саке.
Отвязался от очередного наивного идиота в своей жизни и хорошо. Не влюбился сейчас, так может влюбиться позже. Кто их поймет этих лиц нетрадиционной ориентации?! Даже Каминари после слов Киришимы о Мидории собирался вести себя осторожнее с ним. Никто не хочет попасть под удар. «Поддерживай его», — говорила мама. Он нарушил завет матери, в глазах которой Бакуго действительно видел понимание и грусть, словно женщина не понаслышке знала, каково таким людям. «Мне показалось, вы хорошо сдружились», — да ни черта! Блондин налил себе ещё и снова залпом выпил полную, переливающуюся через край стопку с терпким напитком. Но ничего не менялось, мысли всё равно его пожирали. А Деку пусть катится к тому двумордому. Жертва так и останется жертвой, а быть святым праведником у Бакуго никогда не получалось, так чего теперь стараться и наставлять людей на путь истинный?! Мидории ведь нравится быть с мужчинами, они его возбуждают, небось, и Бакуго отсосать согласился бы, прямо как во сне. Кацуки ударил по столу и замотал головой. Снова мысли странные. Он что, сам ревнует?
— Да хуй вам! — рявкнул Кацуки, встав со стула. Саке уже просилось наружу, а может, это те две бутылки пива, что были до.
Как только тот скрылся в глубине коридора, Каминари выдохнул. Он при пьяном Бакуго и дышать боялся. Киришима только плечами пожал, ответа на немой вопрос друга у него не было. Раздался шум воды, — видимо, Кацуки в ванной, — и Каминари завел разговор первым:
— Чего он бухает сегодня, как заправский алкоголик? Обычно его больше одной кружки пива выпить не заставишь. А тут сам взял и принёс кучу всякого. Мне страшно, что будет, если ему что-то не то сказать. Я бы мог подумать, что у него с отношениями не заладилось, но, судя по их перепихонам с Ураракой в загородном доме Ашидо, с этим у Бакуго проблем никаких. Учёба тоже не парит. Он лучший по окончанию семестра.
— Да хер его знает, — констатировал Киришима, тоже сделав глоток саке. — У Бакуго свои черти в голове. Но есть у меня предположение, вот только, если я ему об этом скажу, он меня сожрёт.
— Дома чего случилось, думаешь? Мать пиздюлей надавала?
— Да нет, — махнул рукой Эйджиро. — Он никогда на эту тему не парился особо. Помнишь, Мидория как-то подозрительно быстро собрался и уехал утром?
— Ну, — ответил Каминари, но мысль Киришимы никак не достигала его.
— Сдаётся мне, между ними что-то произошло, вечером или ночью, — озвучил он свою версию. — Я же рассказывал, что вокруг Мидории слушок ходит о его гейской натуре, вот и думаю, не приставал ли он к Бакуго, или ещё чего похуже.
— Не говори, что ты считаешь... — но закончить Денки не успел, в комнату вернулся Бакуго, злее обычного.
— Бухло ещё осталось? — спросил он, вновь усевшись за стол и схватив стопку.
— Для тебя что угодно, бро, — хихикнул Киришима, подлив другу алкоголь.
Каминари уже с опаской смотрел и на Бакуго. А Киришима оставался невозмутимым, словно и не было его предположения о разборке двух знакомых. Денки не знал, стоит ли воспринимать всерьёз слова Эйджиро. Тот всегда отличался дерьмовым чувством юмора. Да и к тому же он теперь встречался с Ашидо, а она дружила с Мидорией. Не стал бы он наговаривать на друга любимой. Но если его версия правдива, то как должен поступить Каминари? Он никогда не сталкивался с подобным в жизни, видел в программах, в зарубежных реалити-шоу, в фильмах, но даже представить не мог, что такие люди существуют с ним бок о бок. От этого мурашки бежали по спине. Он ведь ел с Мидорией за одним столом. Каминари мысленно чертыхнулся и постарался не думать, пока Бакуго продолжал напиваться всё сильнее.
Последняя бутылка была опустошена, и Бакуго потребовал ещё. Киришима пытался отговорить его от похода в магазин, но Кацуки не слушал, схватил ветровку и выскочил на улицу. Холодный ветер ударил в лицо, немного отрезвив, но недостаточно, чтобы заставить Бакуго вернуться назад в квартиру. Круглосуточный магазин, где ребят знали в лицо и после долгих уговоров всё же продали бы алкоголь среди ночи, находился в двух шагах от дома, но Кацуки пошел совершенно в противоположную сторону. Машины сигналили ему, то ли предлагая его подвезти, то ли вынуждая сойти с обочины. Он их не слушал, плёлся вперёд, шатался, заваливался набок, но столбы помогали удержаться.
Бакуго шёл в течение получаса, едва волочился до места, до которого идти не более десяти минут. Он поднял голову, разглядев верхние этажи дома. Мозг ещё пытался остановить его от необдуманных действий, но тело тянуло туда, куда идти не следовало. Но что может противопоставить мозг сильному и пьяному Бакуго? Здравый смысл давно забился в уголочке и не смеет вылезать. Поэтому он медленно пробрался по подъезду, чтобы не быть замеченным строгой консьержкой. Благо свет в её окошке выключен, и Бакуго решил, что она спит. До лифта он дополз практически на четвереньках мимо её будки. Бесшумный лифт пришёл через мгновение.
Оказавшись около двери той самой квартиры, Бакуго словно очнулся. Ещё пару минут постоял, не решившись нажать на звонок. Что он скажет? Зачем он сюда пришёл? Он хочет извиниться? Нет. Он хочет наладить отношения? Нет. Он хочет исправить то, что сделал? Нет. Ему не за что извиняться и нет причин для оправданий. Тогда с какой целью он проделал этот путь? Рука потянулась к звонку, и палец со страхом нажал на кнопку. Тишина. Ожидание тяжелее всего. И тяжесть эта давит на виски. За дверью раздались шаги. Сердце пропустило удар, когда раздался щелчок замка. Дверь неслышно заскрипела, и Бакуго поднял взгляд на стоящего перед ним человека. Сердце снова больно ударило по грудной клетке, ведь в дверях квартиры Деку стоял Тодороки Шото, в одних трусах.
Невероятно, насколько быстро может протрезветь человек при попадании в стрессовую ситуацию. Бакуго понял это сейчас. Тодороки зевнул, будто его присутствие в чужой квартире столь обычное, что нечему тут удивляться. Бакуго сделал шаг назад, а Шото вскинул брови, взглянув на него. Он был здесь хозяином, об этом говорило надменное выражение его лица. А Бакуго был лишним, он потревожил покой совершенно чужих ему людей. Тошнота подступила к горлу от мерзкого ощущения, а может, алкоголь уже не мог держаться в отравленном желудке. Кацуки стоило только на мгновение представить, что было этой ночью между двумордым и Деку, и боль сковала тело.
— Что ты здесь делаешь? — высокомерно спросил Тодороки. От Бакуго за версту несло алкоголем, и Шото мысленно усмехнулся.
— Где Деку? — выдавил из себя Бакуго.
— Спит, — невозмутимо ответил Тодороки. — За сегодняшнюю ночь он изрядно выбился из сил. Я был весьма настойчив, знаешь.
Бакуго не хотел знать. Факты эти вливались в уши расплавленным металлом, жгли его изнутри, превращая еле работающий мозг в уголёк. Насмешка. В голосе Тодороки насмешка, издёвка, гордость и победный тон. К чему это? Бакуго с ним не соревновался за место рядом с Мидорией. Оно ему было не нужно. Он же не пидор там какой-то. Тогда зачем он пришёл сюда среди ночи? Ошибся. Перепутал дома, квартиры, время и место. Он вообще с человеком ошибся. Выбрал не того, с кем стоило начинать общение. Судьба сама развела их, когда ещё им было по семь лет. Бессмысленно с ней спорить.
— Оставь Мидорию в покое, — сквозь затуманенное сознание проникли слова двумордого. — Ты ведь обычный нормальный парень, Бакуго. Так общайся с девчонками, встречайся, спи с ними. Не давай ложных надежд человеку, который в корне от тебя отличается. Мидория — другой, и ты это знаешь. Он не будет счастлив рядом с тобой.
— Это не тебе решать, — процедил Бакуго, оскалившись, в красных глазах была всё та же пьяная пелена.
— Да, — хмыкнул Тодороки, — но, тем не менее, позвал он именно меня, когда ему было плохо.
Позвал? Бакуго распахнул глаза от удивления. Мидория сам позвал Тодороки? Ему было плохо, и он решил, что двумордый сможет ему помочь? У каждого свои способы забыться. Бакуго отшатнулся от двери, столкнувшись со стеной напротив. Тодороки самодовольно улыбался, понимая, что ударил в правильное место, хотя руки чесались ещё и приложить его в челюсть, но он сдержался, чтобы не разбудить Мидорию. Кацуки ничего не сказал, ничего не ответил, он поплёлся назад, к лифту. Когда раздался звонок подъехавшего лифта, и он начал спускаться вниз, Тодороки резко выдохнул и упёрся рукой в дверной проём. Его слегка потрясывало. Что, если Мидория проснулся бы и открыл дверь самостоятельно? Тогда Шото потерял бы его навсегда. Он не мог этого допустить. Просто не мог отдать Мидорию, когда они стали так близки в эту ночь. Но одного нормального секса явно недостаточно. Изуку должен понять, что у него нет никого, кроме Тодороки. Как же доказать ему это? Как раскрыть глаза Мидории, чтобы он увидел истинные личины своих друзей и этого Бакуго? Есть только один способ. Даби вряд ли оценит, но Шото плевать на мнение брата. Он сделает так, как считает нужным. Сейчас или никогда.
***
Когда Мидория проснулся, Тодороки уже не было. Он вздохнул с облегчением, ведь нет ничего хуже, чем просыпаться в постели с нелюбимым человеком. Окончательно пробудившись, Изуку написал сообщение Ашидо, что приболел, проспав целый день, поэтому не успел ответить. Вряд ли девушка поверила этой глупой отмазке, но другой Мидория придумать не смог. Да и не хотел. Ашидо — не глупая девочка, сама догадается и не станет допытываться. Уж это Мидория точно знал. Всё тело ломило, голова кружилась. После того, как Изуку случайно произнёс имя Бакуго при Тодороки, тот словно озверел. Наверное, такая реакция оправдана, поэтому Мидория ничего не сказал, не стал как-то выгораживать себя и защищать. Он знал, на что идёт, когда впустил Тодороки в свою постель.
Легче не стало. Наоборот, Мидория чувствовал себя большей тряпкой. Он поддался своей боли, и она поглотила его без остатка. Изуку хотел выплыть, но выбрал не лучшую лодку в лице Тодороки. Она потерпела крушение, не успев добраться до берега. Что ж, по крайней мере, Мидория не был один. Он же окончательно решил отказаться от чувств к Бакуго. Говорят, забыть старую любовь можно, только встретив кого-то другого. Или дать любви остыть, но на это у Мидории нет времени. Они учатся в одном университете с Бакуго, поэтому, наверное, продолжат пересекаться, а значит, второй вариант отпадает сам собой.
Он прошёл на кухню, чтобы выпить кофе. Голова всё ещё раскалывалась, а пропускать очередной день занятий было бы глупо. Ашидо утром ответила на его сообщение тем, что пары будут после обеда, и она очень сильно ждёт Мидорию для серьёзной беседы. Изуку усмехнулся. Он взглянул на часы. До занятий оставался час, и Мидория решил выйти пораньше, чтобы прогуляться, остудить мысли и подготовить себя к случайной встрече с Бакуго. Как он будет себя вести? Скажет ли ему слова приветствия? Стоит ли? Наверное, лучше пройти мимо. Меньше контакта — меньше боли.
Мидория выскочил из дома, забыв телефон на полке в прихожей. А когда понял, что остался без связи, не стал возвращаться. Иногда полезно отдохнуть от звонков и сообщений. Телефон бесхозно лежал, брошенный Изуку. Он отчаянно трещал от постоянных звонков. На экранчике высвечивалось имя «Ашидо». Но никто не отвечал ей, а она продолжала нажимать на кнопку вызова, надеясь дозвониться до друга и уберечь его. Ашидо самой было больно, она чувствовала себя преданной, но какие-то высшие силы заставляли её не прекращать попыток спасти Мидорию. Она должна это сделать. Внутренний голос буквально кричал об этом. Чего верить ерунде из интернета?! Она лично спросит Мидорию. Она лично ударит его по лицу за то, что молчал и скрывал свои переживания от Ашидо. Неужели она не достойна того, чтобы знать? Мина сделала глубокий вдох и выдохнула, дабы сдержать слёзы.
— Чёрт! — рявкнула она, набрав сообщение.
Звонки прекратились, а на экране смартфона появилось сообщение от контакта «Ашидо»: «Мидория, не вздумай приходить в университет!» Но, увы, Изуку уже бежал на пары, едва не падая, ведь опоздал, загулявшись по скверу недалеко от университета. Он не видел оглядывающихся на него студентов, их странных насмешек. Он не слышал разговоров, просто торопился на лекцию Айзавы-сенсея, которую пропустил вчера. Теперь придётся оправдываться перед ним и отрабатывать необоснованный прогул. А отработки у сенсея жестокие. Хотя Изуку — отличник учёбы, справится.
Когда Мидория появился в дверях аудитории, десятки глаз устремились на него, и воцарилась тишина. Профессора ещё не было, и Изуку вздохнул, опустив голову. Он махнул рукой старосте его потока, но обычно приветливая Асуи-чан только отвела взгляд. Это было поистине странно, но Мидория не придал её поведению значения. Девушки порой ведут себя непредсказуемо. Но не только Асуи показалась Мидории странной. Практически вся аудитория поглядывала на него с неким отвращением. Изуку узнал эти взгляды — так на него смотрели одноклассники, когда стало известно об ориентации Мидории. Сердце быстро застучало от возникшего страха. Он подошёл ближе к сидениям и услышал перешёптывания сокурсников.
— Ужас... — сказал кто-то чуть слышно.
— Как же отвратительно, — вторили ему другие.
— Вот мерзость, — шептали третьи.
— Никогда бы не подумала, такой милый ведь.
— А я с ним сидел рядом, фу.
— Это ничего, я с ним вообще жил, представляешь.
И самое отчётливое, что услышал Мидория, было:
— Шлюха, — сказанное одним из сокурсников, Оджиро Маширао.
Изуку остановился, когда это страшное слово донеслось до него. Ноги практически не держали, Мидория с силой сделал шаг назад и выскочил из аудитории.